Дневник метаморфа
Шрифт:
Отчасти морально реабилитировали мои джентльмены. В обед, когда бригада перекусывала в бродильном цефалоте лягушками и плавунцами, разумеется под ласту камышовки, они стали мяться и переглядываться, а потом Умник отвернулся и спросил, не слишком ли я устал от сбора водорослей. И не желаю ли вздремнуть? А если мне чего-нибудь приснится кожаного, к примеру, победа Энакена в великом заплыве по воздуху, то никто в общине не узнает, ведь дом бракованный и от общих корней отлучён… Разумеется я им доснил эпизод до конца. Они тоже ничего не поняли, дорогой дневник, и замучили меня вопросами. Снить достижения современной человеческой культуры надо было с колобка и репки, впрочем, кого-то
Я делал покаянный вид и радовался, что никто ещё не знает про камышовку. Впрочем, несколько самок подозрительно принюхивались к своим самцам из числа джентльменов, те были веселы и энергичны, пытались толкаться жопами — заигрывали. Надо будет Тенго толкнуть, кажется, так здесь принято шутить и комплиментить…
— Нам не нужны кожаные знания, ценности и беды, — сурово заявил почётный яйценосец. — Теперь ты с нами и должен вести себя как дакнус. Мы тебя приняли лишь потому, что твоя жена — искритель.
— Понял, больше не буду, — я смиренно кивнул в надежде, что от меня отстанут.
— Не верю, — прищурилась мамаша Сьё. — Ты не искренен…
Я уже открыл рот, чтобы уверить её в своей совершенной искренности, как вдруг большой цефалот содрогнулся от удара — кто-то вцепился в крышу.
— Ящер!
Все как по команде сбились в кучу, выставив вперёд шаманку и Тенго, обо мне забыли в тот же миг.
Створка треснула, из неё проклюнулись чёрные когти огромной лапы. Мощнейший рывок — и кусок лепестка отвалился прочь. В дыру сунулась башка большого сухопутного хищника, следом плечи и кудлатый серебряный торс. Чудовище, которым стал Макс Паркинсон, а это был именно он, дорогой дневник, свалилось вниз. За ним потоком хлынула вода.
«П. Поешь…» — я вспомнил нашу последнюю встречу и содрогнулся. До сих пор не знаю, почему не испугался до смерти, почему яичная ямка не сжалась от страха. Просто вдруг ощутил ужасный стыд и колоссальную неловкость, словно на всеобщее обозрение выставили мой позор вроде грязного исподнего. Я и в самом деле был виноват перед прионами, сиречь Хранителями. И вот явилось живое воплощение моей вины, увечное и неизбывное напоминание. Как он нас нашёл? Что ему надо?! Увы, ответ на это знали, кажется, все. Я потянулся к нему волной и тут же отдёрнул: от серебряного Макса несло болью, голодом и смертью. И да, это сделал я, пусть непреднамеренно.
— Больной Братец! — тихо произнесла Тенго.
Шерсть на её загривке встала дыбом и начала потрескивать. Она сжала лапки и шагнула вперёд.
Все вокруг загалдели — были наслышаны, ведь свою историю Тенго многократно рассказала всем соседкам, сёстрам и сотрудницам, а те разнесли остальным. Макс обвёл взглядом публику, принюхался и увидел меня.
— П. Привет... — исторгла его глотка.
Он был омерзителен, ужасен и жалок в одно и то же время. Я не нашёлся с ответом. Только поразился тому, что Паркинсон всё ещё говорит, а я всё ещё понимаю слова человеческой речи.
— Врежь ему, Тенго! — завопил кто-то. — Убей его! Ис-пе-пе-ли!
— В нём Хранители, — едва не плача, ответила Тенго. — Очень много Хранителей. Я не могу…
Макс зарычал и дакнусы бросились врассыпную. Кто-то полез на стенки, протискиваясь между лепестками, впрочем, без особой паники, словно они не понимали опасности, или были уверены в защите. Не раздумывая, Макс метнулся к ближайшему. Трысь! Завоняло озоном и он рухнул в полёте, но тут же вскочил на лапы. Опалённая, седая его шерсть дымилась.
—
С тем же успехом можно было взывать к Слезе Первожены! Его глаза налились кровью, Макс глухо рявкнул и снова прыгнул, теперь в нашу с Тенго сторону, ведь за нами пряталось с десяток соплеменников. Сверкнула молния, раздался оглушительный хлопок, завоняло озоном и палёной шерстью, Паркинсона отшвырнуло электрическим разрядом, он проехался на брюхе, взметая брызги, когтями тормозя и вспарывая мягкое дно кувшинки совета, и опять поднялся. Чтобы уложить его навечно, требовалась молния дикой силы, способная сжечь цефалота изнутри и разрушить всё вокруг. Тем временем озёрная вода из дыры хлестала с дикой силой, её скопилось по щиколотку, дыра затягивалась пеной слишком медленно, сосало не успевало всё втягивать.
— Опомнись! — крикнула Тенго, жмурясь. — Мы — свои!
— Убей, — глухо ответил тот, опускаясь на четвереньки и приседая. — Или умри.
Жена сжала зубы, зажмурилась и подняла лапу, свивая плазменную ракушку. Пожалуй, эдак она и в самом деле сама угробит всех, кто не успел скрыться! Вдруг старая Сьё бесстрашно подошла к ней и коснулась её плеча.
— Не так, — мягко сказала шаманка.
Она подняла морду и издала скрипучий долгий звук, от которого уши Паркинсона вздрогнули, потом зацокала как дельфин, зашуршала как прибой, заворчала, как волна, и я почувствовал, что клонит в сон. Нет, в этот раз сонная песня звучала не для меня! Я мысленно отвесил себе пощечину и мигом проснулся. И понял, что ни черта не знаю об этом мире и удивительной новой жизни, которая мне досталась. Сканер в голове был сущей ерундой, настоящей силой владели шаманы. Будь я проклят, если не изучу феномен их пения! Макс осоловело глянул на неё, зевнул и завертелся на месте, сворачиваясь в клубок. Огромный, зловонный, покрытый лысыми шрамами Макс Паркинсон закинул нос на лапу, как домашняя собака, и захрапел прямо посреди глубокой лужи, набежавшей из пробитой створки. Шаманка затихла, хоть и не совсем. Дакнусы приблизились и столпились вокруг незваного гостя, с отвращением и ужасом его разглядывая. Стояла странная и непривычная тишина, не считая тихого скрипа и щёлканья шаманки.
— Давайте все его уколем брачными шипами и оттащим подальше! — негромко сказала какая-то самка.
— На Слезу Первожены вытащим, а там искритель его ис-пе-пе-лит! — добавил один из моих джентльменов.
— До смерти не могу, — вздохнула Тенго. — Не имею права. В нём Хранители. И он не виноват, что болен.
— По-другому не выйдёт, — осторожно заметил я. — Он быстро восстановится. И вернётся.
— Ты притащил сюда кожаную беду, — непривычно тихо сказала голосистая старейшина. — Ты и должен всё исправить. Исправляй, или выгоним тебя прочь! Этот зверь — твоя проблема.
— Исправь! — взмолилась Тенго. — Ты же умный! И всё знаешь!
Как я мог исправить сделанное? Или хотя бы остановить Макса?! Ведь я остался без реактивов, инструментов и препаратов. Или, всё-таки, не остался?...
Я оглянулся по сторонам — вода ещё сочилась из пробоины, сбегая по стене, но потоком уже не хлестала. Пока мы усыпляли Макса — цефалот совета затянул пробоину густой желтоватой пеной, створка под нею зарастала корявым шрамом, а гигантское сосало быстро втянуло и выбросило в озеро лишнюю воду. На мокром дне толпились любопытные дакнусы и храпел серебряный монстр. Шаманка тихо поскрипывала, чтобы тот не просыпался. Я быстро испражнился в сосало кувшинки совета и махнул своим джентльменам, призывая к аналогичным действиям.