Дневник метаморфа
Шрифт:
И вот, день спустя, на допросе, мутантов стало меньше на одного! Женьке дали прочесть протокол и расписаться о неразглашении. Плюясь и мысленно костеря высшее руководство, он подписал. Чёрт с ним со всем, он давно уверился в отсутствии на свете правды и справедливости. Однако прекрасно помнил изначальный рассказ и, что самое главное — верил в вероятность почкования, потому что с проклятым метаморфом всё казалось возможным и необратимым.
Он снова сунулся на ферму, к браконьеру, которому ручейники запретили выход в мир, а предложили на выбор: закрытое учреждение — либо остаться по месту. Тот и остался. Особо не горевал, что-то помогал по хозяйству: гвоздь забить, дверь починить, говно за
Браконьер оказался тем ещё упрямцем, он твёрдо держался ложных показаний: метаморф был один, второй померещился. На тумбочке Женька заметил толстую библию, старый завет в совокупности с новым, кажется, у мужика от пережитого кукуха тронулась. Он не добился ровным счётом ничего, кроме пары-тройки заковыристых матюков, которые в браконьере вполне мирно уживались вместе с библией и ложью.
Женька стал искать серебряного монстра в одиночестве, колеся по тропинкам на скутере. Искал с дронами и с коптером, а поскольку коптера ему никто давать не хотел — ведь дело закрыто — взял его самостоятельно, за что получил выговор и лишился премии. Именно тогда шефиня и согласилась на его перевод в другое отделение, хотя поначалу и слышать не желала.
— Куда ты хочешь? — с сочувствием глядя на него, спросила шефиня. — В какую локацию? Выбирай, я напишу ходатайство.
Кажется, она решила, что после смерти напарника Женьку хватанул жестокий нервный срыв. Порой и такое случалось — взять того же браконьера. Раньше чел, по слухам, делами ворочал, а теперь ворочает метлой и радуется койке с пищевым синтезатором.
Женьке было плевать, куда переводиться, лишь бы подальше из этой проекции, где всё напоминало о неудаче, невозможности отомстить за Жуля и ликвидировать по-прежнему реальную опасность. Он подошёл к голографической карте, не глядя ткнул в неё пальцем и попал в большое пресноводное озеро вниз по реке. Шефиня созвонилась с местным ручейником и выяснила, что нужен рейнджер в рыбнадзор, прежний сотрудник от чего-то оглох и теперь лечился в закрытом санатории. В один день Женька сдал амуницию и перевёлся по приказу.
Новая работа оказалась спокойной и даже скучной. Как объяснил ему шеф «Виталий, просто Виталий» — рыбацкая артель получила разрешение на открытие собственной нулевой точки и вылов, однако регулярно превышала лимит добычи. За этим полагалось следить, штрафовать, и требовать, чтобы по весне закупали и запускали малька. Малька проверяли специальным сканером, нет ли сорного, дешёвого, вроде толстолоба, эти могли и обмануть. Если артель дарила подарок в виде вязанки вяленой рыбы — следовало нести на работу. В пятницу с этой рыбой всем отделом пили пиво, на которое скидывались сообща. Незамужних девчонок в отделе не было, только бухгалтер Настасья Михайловна и диспетчер Татьяна Петровна, предпенсионного возраста дамы.
Женьке местная рыба не нравилась — слишком жирная, он плебейски предпочитал синтезированное мясо, впрочем, мог поклевать икры. Надеялся хотя бы браконьеров погонять, принципиально не принимая взяток ни деньгами, ни добычей, но этой публики на озере не водилось, как, соответственно, и взяток. Даже напарника ему не дали, зачем? По штату не полагается. Фиксик тоже был один, Степаныч. И Женька со светлой грустью вспоминал прежний молодой коллектив и Жуля. В общем, что-то делал, ведь жизнь продолжалась, по уверениям мамы…
Однажды позвонила Наташа Сурикова, чем сильно
— Переводись ко мне, — пошутил Женька. — Тут красота кругом и безопасно. Я тебя на зверь-катере покатаю, да с ветерком! Ай хорошо!
— Прокати меня Женя на ка-атере, по родной Гнилопять прокати-и! — пропела Наташа на мотив «Прощания славянки» и оба рассмеялись. — Нет, перевестись не могу, как я Лизку брошу?
Закадычная её подруга Лиза работала диспетчером в их старом отделе, Сурикова даже выступила свидетельницей у неё на свадьбе пару лет назад.
— А что с ней? — удивился Женька.
— Ты что-о-о?! — поразилась Наташа. — У неё серебряный монстр и мужа, и любовника в один день убил! Забыл? И Стаса, и Антоху!
Настроение сразу испортилось. Не потому, что Сурикова, давно и безнадёжно загнавшая Женьку во френдзону, призывала его сочувствовать морально нечистоплотной своей приятельнице, а потому, что напомнила о сбежавшем и не найденном мутанте, о серебряных пулях, которые Женька глупо и по-тёмному всадил в него собственной рукой, о мёртвом напарнике...
— Ладно, мне отчёт писать, до связи, — проворчал он и дал отбой.
— Какие у неё подружки — такая и сама, — говорила позже мама, от которой личных секретов Женька не держал. — Хорошо, что вы встречаться не стали! Рога — плохое украшение…
В итоге он почти смирился с тем, что не узнает, куда подевался метаморф, перестал ли представлять опасность для природы и человека. Многое осталось невыясненным, до конца картинка не складывалась, не хватало пазлов.
Зато рыбнадзорный катер и в самом деле оказался зверем. Новый, мощный, со всех сторон закрытый и защищённый, с пуленепробиваемым стеклом, которое можно было лихачески откинуть, чтобы ветер бил в лицо на полной скорости. На нём Женька с удовольствием рассекал по озеру. Под сидением он спрятал электронный альбом-рисовалку, если время позволяло и бумажной работы не накапливалось, дрейфовал и рисовал закаты, рассветы, рыбацкую шхуну, водопад и кремниевую скалу с одинокой хилой сосенкой, торчащую посреди озера… Рисовать почти разучился, пришлось заново вспоминать утерянные навыки и набивать руку.
Особенно полюбилась Жене тихая затока с юго-восточной стороны, с открытым песчаным берегом. Там смастерили небольшой причал, к которому крепился катер. С причала Женька по тропинке уходил на нулевую точку, а оттуда — в отдел. Тишь да гладь, да Божья благодать, да мелкие цефалоты в воде за камышами. Эти красивые, похожие на цветы хищные создания размером с мяч ловко охотились на стрекоз и даже мелких пташек. Хап! И нет больше воробья, переваривается. Кувшинки цефалотов с их яркими, тёмно-розовыми створками, Женька тоже рисовал, свесив с причала ноги, да поглядывая, не плывёт ли щетинозуб, огромный сом или крокодил. Что удивительно, рептилий в озере не водилось. Не только их, ни единого крупного хищника поблизости он ни разу не встречал. Порою сканер фиксировал большую рыбу и зверей наподобие ксенобобра, но бобровых колоний Женька тоже не наблюдал, а если бы нашёл, то поставил бы охранные метки — Ручей следил за экологией и балансом.
Чудесное место! Оставалось надеяться, что Женька не приволок с собою неприятности, как еврей — кипу...
Сохраняя бдительность, он поднял голову и осмотрелся. Портрет получился хуже пейзажа, может потому, что рисовал Женька Наташу, всё-таки очень она ему нравилась. Пахла, что-ли, по-особому, хуй её знает.
«Хуй, да не твой» — всплыла фразочка Жуля, и он с досадой отложил электронный альбом.
— Пс, — негромко сказала кочка за ближайшим растопыренным цефалотом с арбуз размером.