Дневник (не)любимои? женщины
Шрифт:
– Может быть. Только где у нее эта привычная обстановка, если она ни с тобой, ни с нами не была счастлива?
Никто из нас не знает ответа на этот вопрос.
Да, она не была со мной счастлива. Но сейчас, я могу все изменить.
– У меня, хм... вопрос – тесть отворачивается в сторону. – Вы же с ней ... Хм... А ты даже её... не видел?
Я понимаю, о чем он хочет сказать. И, да! Разговаривать об этом с отцом жены как-то неудобно.
Поэтому я просто рассказываю ему о
– Я в восемнадцать лет на большой скорости упал с мотоцикла. И голову повредил... Четыре дня комы. Еще четыре дня амнезии. Потом все восстановилось. Единственное, когда выпью, теряю память. Не всегда конечно. Сначала мне надо напиться до нужной кондиции, а потом происходит щелчок. И все. Память отключается. Поэтому стараюсь много не пить. Но, иногда, бывает...
Тесть смотрит на меня, и ему не надо больше ничего объяснять.
– М-да. Весело. – задумчиво говорит он.
– Угу. – отвечаю я.
И снова эта давящая на каждый нерв тишина.
Столько всего хотелось сказать, но нервное потрясение потихоньку сходит на нет. А вместе с ним и желание откровенничать.
Кажется, с тестем происходит то же самое.
И мы просто продолжаем беседу о поисках Кати. О том, что еще мы можем сделать, чтобы её найти.
И, бл...ь, не единой мысли, где бы она могла быть.
А откуда они могут быть, если не то, что я, родной отец не знает, как и с кем Катя проводила свой досуг.
Мы прощаемся с ним, почти, как родственники. С рукопожатием и обещанием сообщать друг другу новости.
Даже номерами телефонов обмениваемся.
Я чувствую небольшое облегчение от того, что хоть с кем-то поговорил.
Но, когда подъезжаю к дому, тут же возникает желание ударить по газам и проехать мимо.
У здания стоят две родительские машины.
Отец и мать даже в одной машине ездить не могут – до того ненавидят друг друга.
Причем, так было всегда. С самого моего детства я видел их каждодневные ссоры, чуть ли не переходящие в рукоприкладство.
Удивляюсь, как они вообще решились на ребенка.
Хотя... они всегда старались соответствовать.
В семье должен быть ребенок? Пожалуйста. Конечно, не сразу. Сначала надо пожить для себя.
В моде маленькие собачки? И у нас есть. И никто не догадывался, что наши собачки каждый раз были разные – они у нас не задерживались. Кто-то сдыхал, кто-то сбегал.
Я еще в детстве уяснил – ни к кому нельзя привязываться. Так легче пережить потерю....
Я захожу в дом и сразу же слышу их голоса – спокойный мужской и истеричный женский.
Отец хорошо выучил маму, и знает, что ничто так не выводит её, как его каменное спокойствие.
Этим и пользуется. Доводит её до белого каления.
– ...
– Он уже вырос, женился. И теперь сам должен решать.
– Женился? Да если бы не ты, мы бы не были посмешищем для всего города!
Я быстро захожу в гостиную.
– Привет всем – говорю я и кидаю ключи на стеклянный стол.
– Что за деревенские замашки? – тут же пытается учить меня родительница – Здравствуй, сын.
Она подходит и целует воздух около моей щеки.
Мать сегодня прямо сама любезность.
– Привет – цепляется за не понравившееся матери слово отец.
Вот так и живем.
Мать зыркает на него пылающим взглядом. Но молчит.
Правильно. Она не хочет терять союзников в борьбе против ... меня.
– Чем обязан? – я сажусь на диван.
– Все тому же... – мать опускается в кресло напротив – нужна пресс-конференция. Мы уже итак терпим убытки...
– Вот вроде бы вы решили отойти от дел и заняться своими спа-салоном и загородным клубом. А фирма – ваш свадебный подарок...
– И чтоо? – мать смотрит на свои идеальные ногти – это не значит, что мне не интересна судьба МОЕЙ фирмы... Поэтому, ты просто обязан сообщить прессе об изменах своей жены.
– Я не буду ничего говорить. Это глупо. Катя вернется и все будет хорошо.
– Ты, правда, такой наивный? Она, скорее всего, уже червей кормит.
– Хватит – рявкаю я. – Она жива. Жива!
Мать гневным взглядом поедает отца. Все потому, что тот до сих пор не вступил в разговор.
Но отец молчит. Плевать он хотел на её взгляд.
Нет, он заговорит. Оо, еще как. Но... когда решит сам.
– А если нет? – не унимается родительница – Ты же не можешь знать наверняка?
– Не могу – соглашаюсь я – но никакой пресс-конференции не будет.
– Я не пойму – наконец-то выдает отец – тебя никогда не волновала Катя. Трахая свою шлюху и оплачивая ей роскошную жизнь, ты о чувствах жены не думал. Что теперь изменилось? Ты внезапно стал джентльменом? Или, ты виновен в смерти Екатерины и теперь пытаешься замести следы?
В этом весь отец. Ищет место побольнее, чтобы ударить.
– Ни то, ни другое – я стараюсь быть спокойным – Джентльмена из меня вы не вырастили. Вряд ли я им когда-нибудь стану. А, по поводу убийства – если бы я хотел кого-нибудь убить, то Катя была бы не первой в списке возможных моих жертв.
Я исподлобья смотрю на мужчину, но тот только ухмыляется.
– Тогда тем более ничего не мешает тебе сказать о том, что твоя жена – бл..ь. Я найду столь....
– Замолчи – ору я и вскакиваю с места – моя жена – не бл... ь.!