Дневник Ноэль
Шрифт:
– Ты здесь живешь или содержишься?
Она не ответила.
– Я видел твою мать, – сообщил я.
Лицо ее вмиг стало сердитым.
– И я видела. Она знать меня не хочет.
– Знаю, она рассказывала. И ей очень жаль. У нее сердце разрывается.
– Правда? А у меня сердце не разрывается? Ты не представляешь, как это, когда от тебя отказывается собственная мать.
– Вообще-то, представляю.
Она умолкла. Потом, чуть смягчившись, сказала:
– По крайней мере, мой отец-надзиратель
– Она была всего лишь испуганным подростком, Рейчел. Никогда не поверю, что тебе ни разу в жизни не приходилось делать что-то вопреки своей воле.
Рейчел глубоко вздохнула и медленно выдохнула.
– Чего ты хочешь, Джейкоб?
– Ты знаешь, чего я хочу.
– И что же это?
– Ты ушла, не попрощавшись.
– Я попрощалась в записке.
– Вот тут-то я и запутался, потому что все, о чем я пишу, люди, как правило, искажают и манипулируют моими словами, но если я говорю кому-то, что люблю его больше, чем кого бы то ни было, и думаю, что мой жених…
– Я обручена, Джейкоб.
– …думаю, что мой жених не любит меня…
– Я была пьяна.
– Иногда для честности как раз не хватает чуточку алкоголя.
– Я помолвлена.
– Помолвлена или нет, но я знаю правду. И ты знаешь. Ты не хочешь быть с ним. Ты хочешь быть со мной. А я хочу быть с тобой.
Она заплакала.
– Разве я неправ?
Слезы душили ее. Взяв себя в руки, она выдавила:
– Не важно, чего я хочу.
Я открыл рот от изумления.
– А что тогда важно?
– Делать то, что правильно.
– Выходить замуж за нелюбимого человека – это правильно?
Она промолчала.
– Да брось ты, – нежно произнес я. – Я же тебя люблю. Я буду относиться к тебе так, как ты того заслуживаешь.
И снова в ответ тишина. Наконец я не выдержал.
– Ладно. Ответь тогда мне на последний вопрос, и я оставлю тебя в покое. Если бы тогда, три года назад, ты не сказала ему «да», сказала бы ты это «да» сегодня?
Она молча продолжала смотреть на меня. Затянувшуюся паузу прервал я сам.
– Вот и ответ.
– Я ничего не отвечала.
– Если ты задумываешься о том, хочешь ли выйти замуж за человека, с которым обручена вот уже три года, то ответ очевиден.
Глаза у нее снова наполнились слезами.
– Я взяла на себя обязательство.
– Нет, ты всего лишь пообещала взять на себя обязательство.
– Это одно и то же.
– Нет, не одно и то же. Если бы вы были женаты, я бы здесь не стоял, и ты это знаешь. Ты знаешь, что я бы уважал твой выбор.
Рейчел начала всхлипывать.
– Рейчел…
И вдруг она закричала:
– Да!
– Что да? – оторопел я.
– Да. Я бы и сейчас сказала ему «да».
Казалось, эти слова удивили ее не меньше, чем меня. У меня перехватило дыхание. С таким же успехом она могла бы ударить меня в живот бейсбольной битой. Через мгновение я медленно выдохнул.
– Хорошо, – тихо сказал я. – Хорошо.
Боль от ее отказа пронзила все мое тело. Будто я снова стал тем беззащитным ребенком, который стоит на обочине с чемоданом в руках.
Рейчел вся затряслась.
– Джейкоб…
Я не мог смотреть на нее. Не мог говорить.
– Джейкоб.
Через силу поднял на нее глаза.
– Прости. Мне пора.
Я развернулся и неспешно пошел к машине. Рейчел продолжала стоять в дверях, вытирая слезы и провожая меня взглядом.
Несмотря на поздний час, я поехал прямо в Солт-Лейк. И до дома матери добрался только к трем часам ночи.
Глава тридцатая
24 декабря 1986 г.
Дорогой Дневник!
У меня день рождения. Сегодня мне восемнадцать. Об этом никто не знает. А тем, кто знает, – родителям и Питеру – наплевать. Я призналась только маленькому Джейкобу. Только Джейкобу. Он улыбнулся. Сегодня канун Рождества. Вечером я читала о Марии. В этом году история воспринимается по-другому, потому что у меня тоже будет ребенок. И рожать я буду тоже среди чужих мне людей. И они тоже заберут у меня малышку. Нет, я не сравниваю себя с ней – на мне слишком много грехов. Я сравниваю наше с ней горе. Мне так больно. А этот дом, где я живу, мой милый Джейкоб – что станет с ним? Миссис Черчер нездорова. Она совсем перестала выходить из спальни, только по ночам. Она так исхудала. Даже не представляю, кто же теперь будет заботиться о Джейкобе. Я молюсь, чтобы его отец понял, что нужно его сыну, потому что матери у Джейкоба больше нет. Может, нельзя мне ее судить. Но я тоже теряю своего ребенка – правда, моя малышка останется жива, и кто-то другой будет смотреть, как она растет. Ноэль
21 декабря
Когда я проснулся, солнце уже вовсю заливало комнату, располосовав лучами мое лицо. Спать я улегся в свою кровать. В детскую. Мне это было необходимо. Так горько было на душе.
Спустя мгновенье я понял, что проснулся от стука в дверь. Я полежал еще минутку, но так как стук не прекращался, встал, натянул штаны и рубашку и босиком пошел в гостиную.
На крыльце стояла Элис и дрожала от холода. С собой у нее был маленький коричневый мешочек. По всей видимости, выглядел я так же плохо, как и чувствовал себя, потому что она озабочено оглядела меня с ног до головы и спросила:
– Ты в порядке?
– Да. Только что проснулся.
– Я читала, что вы, писатели, живете по странному графику. Уже полдень.
– Долгая ночь. – Я потер глаза. – Приехал сюда часа в три.
– Из Аризоны?
– Нет, из Айвинса. – Я взглянул на нее. – Не хотите войти?
– Если можно.
Она вошла в дом, осмотрела комнату.
– Здесь стало мило.
– Спасибо. – Я показал ей на диван. – Присаживайтесь.
– Благодарю. – Она примостилась на краешке.
Я уселся посередине.