Дневник партизанских действии 1812 года
Шрифт:
полками 1-м Бугским и Тептярским. Первый состоял из шестидесяти человек, а
второй - из ста десяти.
Прежде нежели описывать действия войск, чрез неожиданное умножение
поступивших из, так сказать, разбойнической шайки в наездничью партию, не
лишнее будет познакомить читателя с частными начальниками оной.
Волынского уланского полка маиор Степан Храповицкий[16] - росту менее
среднего, тела тучного, лица смуглого, волоса
делового и веселого, характера вспыльчивого, человек возвышенных чувств,
строжайших правил честности и исполненный дарований как для поля сражения,
так и для кабинета; образованности европейской.
Состоявший по кавалерии ротмистр Чеченский[17] - черкес, вывезенный из
Чечни младенцем и возмужавший в России. Росту малого, сухощавый,
горбоносый, цвету лица бронзового, волосу черного, как крыло ворона, взора
орлиного. Характер ярый, запальчивый и неукротимый; явный друг или враг;
предприимчивости беспредельной, сметливости и решимости мгновенных.
Ахтырского гусарского полка штабс-ротмистр Николай Бедряга[18] - малого
росту, красивой наружности, блистательной храбрости, верный товарищ на
биваках; в битвах - впереди всех, горит, как свечка.
Того же полка поручик Дмитрий Бекетов[19] - росту более нежели среднего,
тела тучного, круглолицый, златокудрый. Сердцем - малый, как говорится,
рубаха, весельчак, с умом объемистым, тонким и образованным; офицер весьма
храбрый и надежный даже и для отдельных поручений.
Того же полка поручик Макаров[20] - росту высокого, широкоплечий и силы
необыкновенной, без образования, но с умом точным. Агнец между своими, тигр
на поле битвы.
1-го Бугского полка сотник Ситников, шестидесятилетний старец, и Мотылев,
молодой офицер. Оба. отличной храбрости и неутомимой деятельности офицеры.
Хорунжий Талаев и Григорий Астахов - офицеры обыкновенные.
Иловайского 10-го полка урядник Крючков [21] - молодой парень, ездок
отличный и неутомимый, храбрости чистой, сметливости черкесской.
Шкляров [22] - старший вахмистр отряда гусаров моей партии, храбрый
исполнитель приказаний без размышления.
Иванов - вахмистр Ахтырского гусарского полка. Головорез, за буянство и
разврат несколько раз разжалованный мною в рядовые и за храбрость несколько
раз пожалованный в вахмистры. Скрыпка и Колядка - надежные вахмистры.
Гусары все были отличного военного поведения. Наименую тех из них, коих не
забыл имена: Федоров, Зворич, Мацыпура,
Пучков, Егоров, Зола, Шкредов, Крут, Бондарев, Куценко, Приман, Осмак,
Лишар.
Урядники Донского войска, кои остались у меня в памяти, были: Тузов,
Логинов, Лестов; казаки: Афонин, Антифеев, Волков, Володька. Сожалею, что
забыл остальных, ибо большая часть из них достойны быть известными.
На 12-е [сентября] я предпринял поиск в самой Вязьме. Сердце радовалось при
обзоре вытягивавшихся полков моих. С ста тридцатью всадниками я взял триста
семьдесят человек и двух офицеров, отбил своих двести и получил в добычу
одну фуру с патронами и десять провиантских фур... Тут же я командовал
тремястами всадников; какая разница! какая надежда! К тому же ревность
обывателей, деятельность дворянского предводителя в разглашении о
поголовном ополчении, в продовольствии моей партии, в устроении на
собственное иждивение лазарета в Юхнове и, наконец, спасительное движение
армии на Калужскую дорогу - все улыбалось моему воображению, всегда быстро
летящему навстречу всему соблазнительному для моего сердца!
На рассвете мы атаковали в виду города неприятельский отряд, прикрывавший
транспорт провианта и артиллерийских снарядов. Отпор не соответствовал
стремительности натиска, и успех превзошел мое ожидание: двести семьдесят
рядовых и шесть офицеров положили оружие, до ста человек легло на месте;
двадцать подвод с провиантом и двенадцать артиллерийских палубов с
снарядами достались нам в добычу. Немедленно две фуры с патронами и триста
сорок ружей поступили в распоряжение командовавшего поголовным ополчением
отставного капитана Бельского; и таким образом, с первых дней я имел уже в
Знаменском почти на пятьсот человек готового оружия.
Четырнадцатого мы подошли к селению Теплухе, что на столбовой Смоленской
дороге, и остановились на ночлег со всею военною осторожностью. Там явился
ко мне крестьянин Федор из Царева-Займища с желанием служить в моей партии.
Этот удалец, оставя жену и детей, скрывшихся в лесах, находился при мне до
изгнания неприятеля из Смоленской губернии и только после освобождения оной
возвратился на свое пепелище. По возвращении моем из Парижа, в 1814 году, я
нарочно останавливался в Цареве-Займище, с тем чтобы посетить моего
храброго товарища, но мне сказали, что его уже нет на свете. Он умер от
заразы со многими поселянами, скрывавшимися в лесах во время его ратования.
Какое поучение! И те, кои избегают смерти, и те, кои на нее отваживаются, -