Дневник плохого парня
Шрифт:
У меня есть предположения, почему он решил встретиться, несмотря на то, что в плане контракта и прочих деловых нюансов нет ничего сверхсрочного. Он хочет увидиться лишь ради того, чтобы поговорить о ней. И хотя это последнее, о чем я сейчас хочу беседовать, у меня нет выбора, потому что по условиям договора я обязан быть открытым для контакта всякий раз, когда клиент на этом настаивает.
Я в кулаке у Фостера Грина. Поэтому я здесь.
Дверь в кофейню отворяется, и мне даже не требуется поднимать взгляда, чтобы понять, что это он. Его твердые
– Ушел в запой?
– спрашивает он хриплым голосом.
– Если хочешь, можешь назвать это так, - бормочу я, отведя взгляд в сторону.
– Впервые вижу столь непрофессиональное поведение с твоей стороны. Ты хочешь потерять меня, как клиента?
– Мне было бы чертовски легче, если бы это случилось.
– Наконец я смотрю на него, все еще превозмогая мучительную головную боль.
– Но, учитывая тот факт, что я прекрасно знаю, насколько ты принципиален, мне не стоит рассчитывать на разрыв контракта.
– Тут ты чертовски прав.
– Он тянется через стол и снимает с меня очки, получая возможность полюбоваться моими подбитыми фарами. Фостер опечалено качает головой и вновь откидывается на спинку стула.
– Роарк, что это?..
– Если у вас нет текущих рабочих вопросов, я предлагаю нам закругляться. Я здесь не для того, чтобы мусолить мою личную жизнь.
– Я цепляю очки на место и вновь отворачиваюсь.
– Ты выше этого, Роарк.
Я ухмыляюсь.
– И это говорит человек, который ни разу невысокого мнения обо мне.
Фостер громко выдыхает и начинает ерзать на месте.
– Кстати, об этом...
– Не стоит, - говорю я и встаю из-за стола, не желая продолжать разговор.
– Стоять. Мне нужно кое-что сказать тебе, - командным тоном заявляет Фостер.
– Это пустое, - отвечаю я и двигаюсь мимо него, когда Грин крепко хватает меня за запястье.
– Убери, на хрен, руки, Фостер, или тебе не понравится, что будет дальше.
– И что ты сделаешь? Набросишься на меня с кулаками? Они все решают по-твоему? Будь мужиком, сядь и выслушай меня.
Будь мужиком.
Странно, но меня каждый раз напрягает эта формулировка. Видимо, причина кроется в том, что я никогда не ощущал себя мужиком, в полном смысле этого слова. Я просто тридцатидвухлетний мальчишка, который не способен разобраться со своей личной жизнью.
– Сядь, - настаивает Фостер.
Я подчиняюсь, потому что, как не крути, Грин давит меня своим авторитетом, умудряется вытащить из меня того самого сопляка, который так и не научился говорить «нет».
Я устраиваюсь на краю дивана и провожу рукой по волосам.
– Слушаю.
– Сними свои очки и посмотри на меня.
Никто не говорил, что будет легко. Развернувшись к нему лицом, я снимаю солнечные очки и откладываю
– Мне очень жаль, Роарк. На днях я позволил себе перейти черту, и все по тому, что позволил себе помыслить худшее, вместо того, чтобы благодарить тебя.
Ешкин кот. Так и знал, что мне не понравится этот разговор.
Должно быть, он чувствует мое замешательство, потому что скользит по мне взглядом, выдерживая паузу.
– Я был слегка выбит из колеи, и в таком состоянии сделал неверные выводы. Наговорил тебе такого... Черт, приятель, ты защищал мою дочь от... Ох, мне невыносимо думать, что это вообще происходило. Но в то же время, мне уже поздно благодарить тебя за то, что ты воспрепятствовал этому... Проучил его. Мне правда жаль, что...
– Забей, - отвечаю я.
– Ты же любишь ее, не так ли?
– Да, люблю, - не видя смысла отпираться, отвечаю я. Затем встречаюсь с Фостером глаза в глаза.
– Я люблю ее больше, чем свою собственную про*банную жизнь.
– Когда ты понял это?
Я пожимаю плечами.
– А это имеет какое-то значение?
– Да, мне важно понимать это.
Я скольжу языком по зубам, вспоминая все, чтобы было между мной и Саттон. Моменты, когда мы дразнили друг друга, времена, когда позволяли себе лишь невинные объятия, то, что было между нами в самом начале - наши переписки. Все это прекрасно, но есть все же кое-что, что оставило самый заметный след, то, что мне никогда не забыть.
– У меня был очень хреновый день. Мне позвонила мать, как всегда, чтобы клянчить деньги. В этот раз наш разговор сильно подкосил меня. Мне стало жутко тошно, поэтому я вновь дал волю своим порокам в попытках заглушить гнетущую боль, но ничего не сработало. Именно тогда я нарисовался на пороге Саттон, пьяный в стельку и нуждающийся в утешении. Вместо того чтобы выгнать меня, она позволила мне обнять ее и найти успокоение в тепле. Тогда я понял, что никогда не смогу жить, как прежде.
– Я провожу рукой по лицу, стараясь подобрать слова.
– Мне глупо спорить с тем, что Саттон лучше меня. Я не слеп и вижу, насколько она идеальна. Но как бы я не давал себе отчет в том, что связываться с ней - это худшая из моих затей в жизни, мне просто невыносимо было оставаться в стороне, как бы я ни старался.
– Я мотаю головой.
– Не смог. Тупо не нашел в себе сил.
А теперь я потерял ее навсегда, и мое сердце тут же зачерствело.
– И что теперь?
– Ты о чем?
– спрашиваю я, вновь встречаясь с ним глазами.
– Что ты чувствуешь к ней сейчас?
– Ничего не изменилось,
– Так почему она плачется мне в трубку каждый раз, когда я звоню ей? Почему ты до сих пор не с ней?
Я окидываю Фостера взглядом.
– Думаю, тебе известен ответ на этот вопрос.
– С каких пор ты стал позволять чужому мнению влиять на твою жизнь?