Дневник посла
Шрифт:
Затем мы философствуем об увеличении сил, которое Россия приобретет от соединения двух славянских народов под скипетром Романовых. Расширение германизма на восток будет, таким образом, решительно остановлено; все проблемы Восточной Европы примут, к выгоде славянства, новый вид; наконец, и главным образом, более широкий, более сочувственный, более либеральный дух проникнет в отношение царизма к инородческим группам империи.
Пятница, 14 августа
На основании не знаю каких слухов, дошедших из Константинополя, в Париже и Лондоне воображают, что Россия обдумывает нападение на Турцию и что она бережет часть
– Как могут нам приписывать подобную мысль?.. Это не только ошибочно, это нелепо… Великий князь Николай Николаевич вам говорил, лично вам, что все наши силы, без исключения, сосредоточены на западной границе империи с единственной целью: сокрушить Германию… И не далее как сегодня утром, когда я делал доклад императору, его величество заявил мне буквально: «Я предписал великому князю Николаю Николаевичу очистить как можно скорее и во что бы то ни стало дорогу на Берлин. Мы должны добиться прежде всего уничтожения германской армии». Чего же еще хотят?
Я успокаиваю его как могу:
– Послушайте, не принимайте вещи слишком трагически… Нет ничего удивительного в том, что Германия пытается внушить туркам, будто вы готовитесь напасть на них. Отсюда некоторое волнение в Константинополе. Послы Франции и Англии дали отчет об этом своим правительствам. И это всё… Превосходные разъяснения, которые вы мне делаете, будут высоко оценены.
Суббота, 15 августа
Энергичное сопротивление бельгийцев в Хассельте. Поспеет ли французская армия вовремя к ним на помощь?
Великий князь извещает меня из Барановичей, что сосредоточение его войск продолжается с замечательной быстротой сравнительно с предусмотренным промедлением; следовательно, он сможет ускорить свои наступательные действия.
Русский авангард проник вчера в Галицию, в Сокаль-на-Буге, и отбросил неприятеля в направлении на Львов.
Я имею сегодня днем длинное совещание с генералом Сухомлиновым, военным министром, чтобы скорее разрешить большое число военных вопросов: транспорта, военных запасов, снабжения провиантом и т. д. После этого мы говорим об операциях, которые начинаются. Вот общий план:
1. Северо-западные армии. – Три армии, заключающие 12 корпусов, начали наступление. Две из этих армий действуют к северу от Вислы, третья действует на юге и уже отошла от Варшавы. Четвертая армия в составе трех корпусов движется на Позен и Бреславль, обеспечивая связь этих трех армий с силами, действующими против Австрии.
2. Юго-западные армии. – Три армии, составленные из 12 корпусов, имеют приказ завоевать Галицию.
Сомнительный человек этот генерал Сухомлинов… Шестьдесят шесть лет от роду; под башмаком у довольно красивой жены, которая на тридцать два года моложе его; умный, ловкий, хитрый; рабски почтительный перед императором; друг Распутина; окружен негодяями, которые служат ему посредниками для его интриг и уловок; утратил привычку к работе и сберегает все свои силы для супружеских утех; имеет угрюмый вид, все время подстерегающий взгляд под тяжелыми, собранными в складки веками; я знаю мало людей, которые с первого взгляда внушали бы большее недоверие.
Через три дня император уедет в Москву, чтобы там из Кремля обратиться к народу с торжественным воззванием. Он пригласил
Воскресенье, 16 августа
Манифест великого князя Николая Николаевича польскому народу обнародован сегодня утром. Газеты единодушно радуются по этому поводу; большая их часть печатает даже восторженные статьи, торжествуя по поводу примирения поляков и русских в лоне великой славянской семьи.
Документ этот, прекрасно составленный, был написан по указаниям Сазонова вице-директором Министерства иностранных дел князем Григорием Трубецким. Перевод на польский язык был сделан графом Сигизмундом Велепольским, председателем польской группы в Государственном совете.
Третьего дня Сазонов просил Велепольского посетить его, не указывая на причину приглашения. В нескольких словах он сообщил ему обо всем, затем прочел манифест. Велепольский слушал его со стиснутыми руками, с затаенным дыханием. После волнующих заключительных слов: «Пусть в этой утренней заре загорится знамение Креста, символа страданий и воскресения народов…» – он разражается слезами и шепчет:
– Боже мой, Боже мой, слава тебе Господи…
Когда Сазонов рассказывает мне эти подробности, я привожу ему слова, которые Гратри произнес в 1863 году: «Со времени раздела Польши Европа находится в состоянии смертного греха».
– В таком случае, – отвечает он, – я хорошо работал для душевного спасения Европы.
От Польши мы переходим к Турции. Сазонов предлагает французскому и британскому правительствам присоединиться к нему, дабы заявить оттоманскому правительству: 1) если Турция сохранит строгий нейтралитет, то Россия, Франция и Англия гарантируют ей неприкосновенность ее территории; 2) при том же условии три союзные державы обязуются, в случае победы, включить в мирный договор статью, освобождающую Турцию от притеснительной опеки, которую Германия на нее наложила в экономическом и финансовом отношении; эта статья устанавливала бы, например, отмену договоров, относящихся к Багдадской железной дороге и другим германским предприятиям.
Я поздравляю Сазонова с этим двойным предложением, которое представляется мне самой мудростью; особенно я настаиваю на первом пункте:
– Итак, даже в случае нашей победы, Россия не выражает никакого притязания, территориального или политического порядка, по отношению к Турции… Вы понимаете значение, которое я придаю этому вопросу: вы ведь знаете, что полная самостоятельность Турции есть один из руководящих принципов французской дипломатии.
Сазонов мне отвечает:
– Даже если мы победим, мы будем уважать независимость и неприкосновенность Турции, только бы она осталась нейтральной. Мы потребуем, самое большее, чтобы был установлен новый режим для проливов, режим, который бы одинаково применялся для всех прибрежных государств Черного моря – для России, Турции, Болгарии и Румынии.
Понедельник, 17 августа
Французские войска успешно продвигаются на Верхних Вогезах и в Верхнем Эльзасе.
Русские войска переходят в энергичное наступление на границах Восточной Пруссии, на линии от Ковно к Кенигсбергу.
Манифест к полякам наполняет все разговоры. Общее впечатление остается превосходным. Более или менее строгая критика исходит только из крайних правых кругов, где согласие с прусской реакционностью всегда рассматривалось как жизненное условие для царизма, а подавление польской национальности есть главная основа этого согласия.