Дневник романтической дурочки
Шрифт:
— Не стоит доводить себя и других до истерики, — услышала я внятный, жесткий голос позади себя. — Для выяснения обстоятельств существует милиция. А кликушество лишь помешает и ей, и спектаклю.
Руфа сидела с сигаретой в зубах и величаво сбрасывала пепел в услужливо подставленную уборщицей пепельницу.
— Но где гарантии? — не унималась Катя.
Вслед за ней стали шептаться и остальные.
— Гарантии? В чем, мои дорогие? Все под Богом ходим, так что…
Я понимала, у Руфины нет ответа, но она держит фасон и выпустит это шоу во что бы то ни стало. Неужели ее любовь к Мите так сильна, что она готова прикрывать любую ситуацию? А может, она мечтает выйти через много лет на большую столичную сцену и показать высокий класс мастерства? Но не до такой же степени…
— Лера, давай начнем от начала пролога. Поехали! — приказала она, и мы поехали. Шикарный, золотой поезд появился на сцене, и из каждого окошка высовывались актеры-персонажи, которые по одному, по два выходили из состава и играли, пели и танцевали в сценках, сопровождаемые знаменитыми мировыми шлягерами XX века. Зрелище было настолько завораживающим, что лично я забыла об окружающем мире, о несчастной любви, о тех кошмарных событиях, которые свалились на нас в последнюю неделю. Великая сила искусства, так часто упоминаемая всеми знаменитыми и посредственными деятелями искусства, сразила всех, кто участвовал в этом процессе. Мои восторги требовали выплеска. Хотелось броситься кому-нибудь на шею, нет, обнять всех и поделиться необузданной радостью. Я оглянулась в поисках, с кем бы объединиться в душевном порыве, и увидела…
То, что предстало моему взгляду, показалось мне не реальной жизнью, а призраком. Я, как завороженная, направилась в конец зрительного зала. По дороге Руфа пыталась остановить меня, вернее, пыталась достучаться до моего сознания, но я больше ее не слушала. Она все врала, они обманули меня…
Я сейчас понимаю очень хорошо, что обвести вокруг пальца легко того, кто сам рад обманываться. Я не хотела вылезать из убежища, которое строила столько лет. Никто не смел разрушать мой придуманный мир. И вдруг, в одну секунду, все рухнуло. Я убежала от них от всех с их ложью и правдой. Я нашла другое маленькое, убогое пристанище, но здесь я, возможно, сумею во всем разобраться. К сожалению, для этого придется раскрыть глаза…
— Ты опять прячешься? — услышала я хорошо знакомый голос. — Не ожидала меня увидеть?
Это был Саша. Я похолодела от ужаса.
— Уже и не знаю. Находки в доме меня действительно удивили и насторожили.
Я старалась держаться как можно спокойнее и даже с достоинством, чтобы не показать своего слишком большого страха.
— Ты, видимо, действительно хороший декоратор. Так профессионально обставить все.
— Ну, для этого не нужно большой фантазии. Немного воображения… Люди, как правило, не слишком внимательны, когда они напуганы или у них горе.
— Меня ты тоже придушишь?
— Вообще, это не входило в мои планы, но как-то нейтрализовать тебя придется.
— Зачем ты все это сделал?
— Зачем?! — взбесился мой собеседник. — Я ненавижу, когда мной манипулируют. Ты еще не знаешь, что я на самом деле сделал. Я всех вас переиграл. Так как я пока не решил, что с тобой делать, пожалуй, расскажу все. Кому-нибудь я должен все объяснить.
— Попробуй.
Я обрадовалась, что хоть ненадолго моя безвременная кончина отсрочена. Авось что-нибудь произойдет. Именно так происходит в романах. Только кто тот прекрасный принц, что придет меня спасать?
Саша стал нервно ходить по комнате, отбрасывая ногами вещи, встречающиеся на его пути. Я видела, что он заводится все больше и больше, будто распаляет свою ненависть. Несколько раз, заикаясь, пытался начать свое, видимо, нелегкое повествование.
— Тебя твои родители любили? — неожиданно спросил он.
— Надеюсь, что очень…
— Вот! — Он выставил вперед указательный палец. — И так отвечают практически все мои знакомые… А меня — нет.
Я молчала, стараясь не раздражать его вопросами.
— Моя драгоценная мамочка родила ублюдка, то есть меня. Я появился на свет неизвестно от кого. И как только стал хоть что-нибудь понимать, мне об этом сообщили. Какой позор для академической семьи! Нет, мамочку не выгнали, меня не отослали в приют. Бывают пытки и поизощренней. Нас гнобили. Изо дня в день. Надеюсь, ты понимаешь, какие чудовищные комплексы стали рождаться во мне. Я даже не знаю, кого я ненавидел больше — мать, отца, деда с бабкой… У меня хватило ума все это терпеть. Я еще не знал — как, но точно понимал, что отомщу им. Это была моя мечта. Вот у тебя же была мечта — завоевать Митьку. На мой взгляд, идиотская, но все же мечта.
— А твоя голубая мечта, конечно, очень продуктивной была? — не удержалась я.
— Ты дура, Лера. И зря пытаешься меня поддеть. Мне практически все удалось.
— И что же ты поймал в свои сети?
— Я долго был приживалом в собственной семье. Одежду мне почти не покупали. Я носил то, что оставалось от других мальчиков.
— Ну и что? Многие родители передают в другие семьи вещи, из которых выросли их чада.
— Ты не понимаешь. Это были настоящие обноски. Игрушки я почти всегда или выпрашивал, или выменивал, или крал. Я хорошо рисовал, как ты понимаешь, и свои детские наброски обменивал у идиотов учеников, которые не справлялись с рисованием, на всякие интересные штучки. Мой талант не смягчил сердца близких родственников, они оставались равнодушны. Я не был их кровинушкой, мои качества не передались по наследству, а следовательно, нечем им было гордиться.
— Какое всё это имеет отношение к последующим событиям? Обиды ребенка проходят. Конечно, остается горечь, но люди делают правильные выводы.
— Думаешь, ты тонкий психолог? Считаешь, что все можно разложить по полочкам? — заводился художник все больше и больше. — Я тоже сделал выводы. Мой дед дружил с Лариком. Очень дружил и часто приходил к нему. Кстати, Ларик ко мне хорошо относился. Он чувствовал, что мне одиноко и некомфортно в семье. Однажды он рассказал историю про свои марки. Я стал расспрашивать, и Ларик поведал мне, что марки бывают с очень странной, особенной судьбой. Есть даже марка, которая считается ключом, кодом для получения большого клада.
— И ты поверил? Это же просто сказка. Он разыгрывал тебя. Руфа же говорила, что Илларион Валентинович обожал всякие мистификации.
— Мне было тогда всего десять лет. Да, я поверил. И стал мечтать об этом кладе.
Я была потрясена его наивностью, но оставила свое мнение при себе.
— При этом, — продолжал Сашка, его горящий взор был обращен в прошлое, — я стал сопоставлять какие-то вещи, события, слушать внимательно разговоры и пришел к выводу, что эта мифологическая марка у Ларика или у Шабельских. Между прочим, твой драгоценный Митенька тоже в это верил, периодически наведывался к Ларику в его отсутствие и рылся там. Я был умнее и решил, что должен действовать наверняка. Мне помог случай и Митька.