Дневник романтической дурочки
Шрифт:
— Его не узнать. Тело обгорело полностью. Нечего даже хоронить.
По зданию бегала милиция. Автокатастрофа случилась не рядом со зданием театра. Допрашивать нас всех не было смысла.
— Лен, наверное, тебе придется доводить спектакль до конца одной.
— Так и поняла, — деловито и спокойно ответила Лена.
Несмотря на весь ужас произошедшего, меня мучил вопрос, кончился ли миром вчерашний спор, который я случайно услышала.
Митя, бледный и одинокий, сидел в кабинете и что-то писал.
— Я тебе нужна сейчас? — с надеждой всунула я голову в комнату.
— Ты мне всегда нужна. Но лучше, если займешься похоронами.
Дальше все происходило, как положено. Суета по поводу захоронения, выходной в театре, общее уныние. И редкие истерики в гримерках со словами: «Это плохое предзнаменование…» На кладбище приехала Руфа, которая не стала общаться ни с кем, кроме Сашиных родителей. Я подошла к ней.
— Нечего раскисать, — глядя на мое заплаканное лицо, отчитала меня актриса. — Конечно, ужасно, но лучшее, что вы можете сейчас сделать, — довести дело до конца. Это будет лучшей памятью о Саше.
Мне показалось, она на что-то сердится. В ее словах, безусловно, был здравый смысл, но мне они показались слишком уж резкими.
— Театр — жестокое дело. И публике в общем-то все равно, кто доделает спектакль. Главное, чтобы он состоялся.
Она отвернулась от меня и направилась прочь.
Следуя жесткому совету Руфины, я постаралась объяснить труппе необходимость выполнить поставленную задачу. Надо отдать должное моим коллегам, все рьяно взялись за работу, старательно избегая даже упоминать о произошедшей трагедии. Резкий удар по нашим головам нашел выход в усиленной творческой энергии. Поэтому последующие три дня мы парили в художественном полете, радуясь успехам и внятным результатам. Не знаю, насколько все были честны, но маска, как известно, прирастает к лицу, и наши улыбки казались почти искренними.
Ольгу нашли не сразу. Ей не нужно было присутствовать в этот день на репетиции. Как всегда, у первого состава есть дублеры, на всякий случай. Слишком большая работа, слишком много денег и усилий вложено, чтобы рисковать или отменять из-за болезни или плохого настроения одного исполнителя. Поэтому репетировать должна была девушка Катя, старательно повторяя Ольгин рисунок. Одному из работников гримерного цеха что-то понадобилось в темном углу левого кармана сцены. Нет, мы не услышали крик ужаса. Сначала он принес куклу и положил ее на пол репзала, затем так же спокойно, словно оглушенный, стал манить нас пальцем, и мы, как крысы за звуками флейты, пошли за ним. Там «сидело» такое же безжизненное тело, только… Да, это была Ольга. Мы не шевелились, а лишь озирались в поисках… Что мы искали?
Я молча отошла от группы людей и направилась к Мите в кабинет. Его там не оказалось, как всегда, когда он был особенно нужен. Тогда я стала звонить Руфе.
— Я не знаю, с чего начать, — почти шепотом выговорила я с трудом. — Весть чудовищная.
На том конце слушали молча.
— Руфочка, Оля… умерла, погибла. Я не знаю…
Я вся съежилась, ожидая всплеска эмоций, но в ответ услышала после короткой паузы:
— Ты милицию вызвала? Сейчас приеду.
Прибыла милиция. Нас вызывали и всех вместе, и по одному. И мы долго, подробно, судорожно вспоминая очередность событий, отчитывались перед представителями закона. Я же задавала себе все время один и тот же вопрос, как я могла не заметить отсутствие Ольги в течение двух дней? Мы ведь практически не расставались…
Странное сочетание романтических иллюзий в отношении к Мите и четкого прагматичного ума составляли две равные части моего характера. На протяжении всей двадцатипятилетней жизни эти половинки раздирали меня, перетягивая то в одну, то в другую сторону, и я чувствовала себя, как на палубе качающегося на волнах корабля. В этот страшный момент прагматичность перевесила и определила мое поведение вплоть до нынешней минуты…
Оля последнее время была сильно раздражена и вспыхивала по любому поводу. Мы все несколько устали от ее надрывного отношения к простым вещам. Митя и предложил ей после очередного взрыва плохого настроения расслабиться пару дней. Надо сказать, что я с облегчением вздохнула, несмотря на то что вся работа теперь ложилась на меня. Но передохнуть было просто необходимо. Именно поэтому два дня мы не виделись, и я даже не звонила подруге. Жила Оля одна. Ее раздражительный характер отдалил ее от семьи, и как она сама говорила, ей необходимо одиночество. Так я и сказала милиции. Мою информацию подтвердила и труппа. Наличие же точной Ольгиной копии, которая постоянно находилась за кулисами, лишь подчеркивало правдивость наших показаний. Кукла поначалу всех пугала и ее старались пересаживать подальше от людей — чтобы не попадалась на глаза, чтобы никто лишний раз ее не тормошил, пытаясь посмотреть, как она устроена. Все это устраивало детективов, но по-прежнему оставалось непонятно, кому выгодна смерть актрисы. Случайность? Но Ольга была задушена. Рассказывать о призраках, которые преследовали меня, мне показалось глупо, и я смолчала. Но глюки появились не только у меня…
— Я не понимаю, почему вы раскисли. Надо работать, — услышали мы раздраженный голос железобетонной старухи.
Руфа была в своем репертуаре. Митя кинулся к бабушке. Растерянный и жалкий, он только что не плакал.
— Я тебя предупреждала, Дмитрий. Этот способ не приведет ни к чему хорошему. Не знаю, кому так досадила Ольга, но все ваше предприятие затонет, если вы не возьмете себя в руки. Расходитесь. Идите одевайтесь, начнем прогон.
— Лера, кто это мог сделать? — тихо и как-то тоскливо спросила она, когда все разошлись.
В голове пронеслась безумная мысль, и я вскрикнула:
— Нет, Руфочка, вы не можете так думать! Да, они ссорились, Митя старался как можно реже сталкиваться с сестрой, но…
— Тогда кто? Какая причина? Актрисы-завистницы?
Я с трудом могла себе представить, кто мог покуситься на Ольгино место. Она по положению находилась в таком отрыве от всех… Не думаю, что кому-либо пришло в голову убирать ее с дороги таким ужасным способом.
К нам подошла Леночка, извинилась перед Руфой и отвела меня в сторону:
— Мне раньше не хотелось говорить об этом. Но, кажется, мы в театре не одни, здесь бывают посторонние.
Я сразу сообразила, что она тоже либо слышала странные звуки, либо видела кого-то.
— Что там у вас за тайны? — ворчливо поинтересовалась Руфа, закуривая.
— Руфина Константиновна, я несколько раз задерживалась в театре, оставалась одна после репетиции, — взволнованно начала художница свой рассказ. — Мне теперь пришлось доделывать декорации, это занимает много времени. Так вот, я часто слышала какие-то шаги. Сначала думала, что само старое здание дышит, но потом увидела — то декорации немного сдвинуты, то реквизит переставлен… Ничего не могла понять и решила, что переутомилась, что мне просто надо отдохнуть.
— Понятно. — Руфа горько улыбнулась. — Пожалуй, я знаю, в чем дело. Ладно, девочки, идите на репетицию. Давайте работать.
Зная Руфу, я не стала спорить, пошла собирать труппу.
Ни у кого не было особого желания начинать репетицию. Напуганные актеры собирались в кучки и ждали объяснений.
— Долго от нас будут все скрывать? — не выдержала Катя, которая, внезапно став примадонной, получила право первого голоса.
«Может, это она устранила Ольгу, а сейчас пытается отвести от себя подозрения», — растерянно подумала я, но тут же благоразумно решила, что в таких случаях можно подозревать любого, так мы не сможем работать…