Дневник сломанной куклы
Шрифт:
Объявили посадку на рейс Раллей-Дюрам. Аннет с отцом быстро собрали бумаги, Мыша поцеловал Аннет руку, она чмокнула его в лоб. А Боб, подставив Кате локоть, проводил до входа в трубу, через которую они с отцом вошли в самолет. Катя вдруг заметила, что идет сравнительно легко, не висит на руке Боба, а только опирается. Неужели Билл вчера был прав и с сегодняшнего дня все у нее пойдет лучше?
– Ну как тебе молодой человек?
– спросил отец, когда они уже пристегнули ремни и самолет выруливал на взлетную полосу.
Она пожала плечами:
– Не знаю... Красивый. Холеный, даже слишком. Довольно стандартный. Но почему он такой... гнусавый?
– Какой?!
– Да гнусавый!
Она изобразила, как говорит Боб. Мыша громко рассмеялся:
–
– А Боб? Они живут вместе?
– У Боба свой дом, довольно... как это у вас теперь говорят? Крутой? Здесь не принято жить с родителями. Америка вообще страна жесткая, без сантиментов. Для меня - слишком без сантиментов. Я бы хотел, чтобы, как в нашей России в прошлом веке, моя дочь была со мной всегда... по крайней мере, до замужества.
Катя подумала, что до этого еще ой, как далеко... И вообще - а как же дом? Ее дом, на Московском проспекте в Петербурге? Подумала, но промолчала. Она сейчас и загадывать не могла на будущее. И почему-то не хотела ничего о нем знать.
– Тебе очень нравится Аннет?
– вдруг спросила она, тотчас подумав, что это бестактно.
Мыша долго молчал, и Катя уже решила, что он ей не ответит.
– Это было очень давно, - произнес он наконец, - а теперь мы просто друзья.
* * *
Владимир проводил на даче в осеннем пустом Комарово свой вынужденный отпуск. Позади были недели изматывающих допросов в прокуратуре по делу о покушении на Юрьева. Следователь без конца въедливо выяснял одно и то же: почему в тот день Владимир не явился в банк, хотя именно он должен был охранять шефа во время той поездки? Что он знал о готовящемся покушении? Совсем ничего? А если подумать?
Владимир, естественно, сотни раз отвечал, что не знал абсолютно ничего, ну откуда он мог знать?! А на работу не вышел по болезни, о чем сообщил по телефону секретарю Людмиле Скоковой и, позднее, сотруднику службы безопасности Цыбину. Но следователю эти объяснения были до фонаря, ему, вынь-положь, требовалось установить, чем конкретно был болен в тот день свидетель Синицын, почему заболел так внезапно и "своевременно" - ведь еще утром было известно, что он вызван погибшим начальником службы безопасности на одиннадцать часов, что подтверждено рядом свидетелей, да и сам Синицын не отрицает. "Ведь не отрицаете?"
На это Владимир невнятно, и понимая, что неубедительно, бормотал: дескать, неожиданно стало плохо - рвота, тошнота, головокружение. Видимо, отравился...
"Почему не вызвали врача? Где оправдательный документ?
– вцепился следователь.
– И почему так быстро поправились? И кто может подтвердить, что вы весь день оставались дома - вам многократно звонили и до и после преступления, ваш телефон не отвечал. Что-то тут не сходится. Вы так не считаете?"
Владимир снова и снова тупо повторял одно и то же, чувствуя себя донельзя паршиво. Он-то знал - не явился как раз потому, что произошло то самое с Гришкой. А еще думал, что стал в тот день двойным убийцей. Гришка - черт с ним, Гришка получил, что заслужил. Но Стас-то погиб из-за него, из-за его слабости и, если на то пошло, трусости. Теперь он был уверен, что дурнота и психоз по поводу Гришкиного... скажем так - устранения вызваны были не раскаянием - смешно, в чем тут-то раскаиваться? Нет, к бабке не ходи, вызваны они были страхом, что убийство начнут расследовать и в конце концов выйдут на заказчика. Понял он это не сразу, а ночью после случившегося, вдруг четко осознав, что испытывает одновременно несколько чувств: горе оттого, что убили Стаса, стыд потому, что подставил Стаса он, и... подленькое облегчение. Нет, не потому, что не погиб, оказавшись вместо Стаса рядом с Юрьевым, когда обстреляли машину, а потому, что теперь следствие по делу об убийстве Гришки не выйдет на него никогда! Стасу - без всякого сомнения!
– одному было известно, кто заказчик. Так что заказчик погиб вместе с ним.
Следователь еще доставал Владимира насчет причин покушения на Юрьева. Хотя тысячу раз ему было сказано и повторено, что о коммерческой деятельности председателя правления банка рядовым охранникам не докладывают. Стас-то, конечно, знал все, был доверенным лицом у Юрьева, но об этом Владимир говорить не стал. Не сказал и о слухах и версиях, которые с утра до ночи обсуждали сотрудники. Об этих слухах они на допросах сообщали сами, а следователь пускай разбирается, правдоподобны эти слухи или нет, на то он и следователь. А Владимир только плечами пожимал, когда его спрашивали, что он думает о версии, будто убили Юрьева по заказу одного из авторитетных кредиторов, не пожелавших платить, или, например, что кому-то из своих приглянулось место председателя. Или - может, это вообще убийство из ревности? Кстати, какие у Юрьева были отношения в семье, не сопровождал ли Владимир его на свидания и т.д. На все это он устало и монотонно отвечал: "нет", "не знаю", "не слышал", "не в курсе" и т.д. Пока следователь не отлипал до другого раза.
А в банке, председателем правления которого стал заместитель Юрьева Фитюков, упорно и доказательно шептались, что все это как раз его, Фитюкова, дела. Он, дескать, Юрьеву люто завидовал, ненавидел - все знали. А еще бы, вместе когда-то работали в НИИ, где Фитюков был большим начальником типа финансового директора, а Юрьев, тогда совсем мальчишка, замом главного бухгалтера. А потом молодой толковый Юрьев из НИИ ушел, создал свою фирму по торговле импортной бытовой техникой, голова у него на плечах, деньги где-то достал на раскрутку. Ну и пошло: появились крупные бабки, стал акционером банка, а полтора года назад - вообще председателем правления. Шестидесятилетний Фитюков в это время уже сидел без работы: сначала прозябал в своем госбюджетном НИИ весь в кредитах, а потом и вовсе выгнали его на пенсию. И Юрьев, умный, опытный, а дурак!
– встретив как-то бывшего руководителя, впавшего в полное отчаяние, предложил ему должность в банке. И не какую попало, а собственного зама! Но доброе дело никогда не проходит безнаказанно. Стас, помнится, как-то еще сказал, что тут Юрьев дал слабину: Фитюков бездарность и гнида, но Юрьев, мол, как последний лох, считает - неудобно брать такого человека простым клерком. К тому же он этому Фитюкову по гроб обязан своим служебным ростом в том НИИ и прочие слюни.
Фитюков был мужиком дерьмовым, это все знали - стучал на сотрудников Юрьеву, а в частных разговорах с теми же сотрудниками поливал шефа: мол, "новый русский", жулье, имеет связи с криминалом. Последнее время он поносил Юрьева с какой-то патологической яростью, так что всем казалось - у старика крыша едет от ненависти. Юрьеву, как водится, доложили - а на что, в числе прочего, служба безопасности? Он будто понял, что пора кончать с гуманизмом, и начал подыскивать Фитюкову замену. Так что голову можно дать на отсечение: Фитюков узнал о предстоящем увольнении и решил принять меры. А найти киллера без проблем, тем более, эти дела сейчас сильно подешевели. После кризиса.
Допрашивали, конечно, и Фитюкова, но как-то подозрительно быстро от него отстали - видимо, купил кого следует. И вообще вся эта тряска с допросами разом прекратилась, а следственная бригада объявила по телевидению, что наиболее вероятной, ну, просто буквально доказанной является такая версия: Юрьев дал одной полукриминальной фирме кредит и вовремя, с процентами, получил долг. Правда, "черным налом". И - положил в карман. Кстати, при проверке выяснилось, что на счету банка как раз не хватает крупной суммы. Поэтому банк не смог расплатиться с несколькими мощными вкладчиками и кто-то из них мог свести с Юрьевым счеты. Наказать.