Дневник сломанной куклы
Шрифт:
Еще мы решили съездить в общедоступный замок газетного магната Херста, посетить наконец знаменитый музей Гетти, где никто из нас еще не был. Впрочем, я-то не видела ни замка, ни каньона, ни музея со злосчастными "Ирисами", и Мыша, похоже, рвался все это показать, прежде всего, мне.
Меня смущало только одно: в нашем замечательном расписании как-то не находилось прорехи или хотя бы щелочки, чтобы мы с Димкой могли побыть вдвоем, но тонкая натура Рут небрежно как-то сказала, что, когда мы поедем к Херсту, они с Мышей оставят нас в мотеле на берегу океана, чтобы мы могли отдохнуть от впечатлений и прийти в себя, а им самим крайне необходимо съездить к каким-то друзьям, живущим неподалеку - Рут нужно обсудить с ними свою последнюю статью. Мыша тоже должен что-то такое там сделать. Я все оценила, потому что мне известно:
Когда мы торжественно предъявили Димке наше гранд-расписание, ожидая, естественно, восторгов, он вдруг смутился и начал бормотать, что все это жутко интересно, спасибо, но - вот... Он обещал на работе вернуться к Новому году, а расписание из этого выбивается, так как рассчитано на три недели. То есть до шестого января. Я разозлилась и спросила: интересно, видел ли он дату на своем обратном билете. Он смутился еще больше и сказал, что не смотрел, он думал дата открытая, и можно тут забронировать место, он как раз хотел спросить...
– Спросить-то все можно, - сказала я сурово.
– Только это такой специальный билет, который нельзя поменять или вернуть. Он бесплатный, а за новый придется платить полную стоимость. А это сумасшедшие деньги.
Димка совсем растерялся, а я испугалась, что наш благородный Мыша сейчас возникнет и объявит, что - какая ерунда, купим тебе новый билет на когда хочешь, а деньги - тьфу! Но Мыша у нас, слава Богу, уже настоящий американец и денег просто так, из-за непонятно чего, не бросает. Он промолчал. И тогда Димка заизвинялся - ничего страшного, наоборот, спасибо, он сможет больше тут увидеть... только ему надо обязательно позвонить в редакцию, чтобы предупредить. А это, наверное, очень дорого... хотя у него с собой есть деньги, он сходит на почту...
Ну, не дурак? Я великодушно сказала: ладно, может звонить отсюда, куда угодно и когда угодно. Некоторые, кстати, иногда посылают отсюда письма по электронной почте. Особо продвинутые.
В тот же вечер - в Питере было ни свет, ни заря- я набрала ему номер так называемой редакции, где в этот час быть не могло никого в принципе. Набрала и вышла. Говорил Димка недолго, жалел наши деньги. Вышел красный и расстроенный. Видимо, мадам устроила истерику. А мне стало неприлично весело, посмотрим еще, кто кому - мадам...
Следующим утром началось наше путешествие. Подробно - см. путеводители. А я скажу, что сперва мы на большом Мышином броневике - "крайслере" отправились в Лос-Анджелес. Дорога мне уже знакома до мелочей, и я, сидя рядом с Димкой на заднем сиденье, донимала его расспросами про Питер, про наших, про его жизнь, конечно. Про наших он рассказывал охотно и подробно, и тут я узнала, что Вовкина болезнь - не просто результат переутомления, а тяжелая депрессия. Бандиты застрелили его друга, и Вовка вообразил, будто виноват в этом, даже пытался отравиться. Вот гады, от меня все скрыли! Бедные мама и Аська. Мама - особенно, она всегда и во всем винит себя. Правда, Димка тут же сказал, что сейчас все уже в порядке, просто Вовка киснет, потому что не хочет идти на старую работу, а новой пока не нашел. Про маму он сообщил, что выглядит она как раз неплохо, а дед вообще молодец, Суворов! Задумал со своим Ореховым организовать в Луге какую-то фирму, не то как бы службу. Вроде, охранную. Там, в Луге, есть один мощный современный завод, дед его называет заводом будущего, потому что там по-настоящему работают и по-настоящему платят. А начальство - кто бы подумал?
– не сует прибыль в собственный карман, а вкладывает в развитие производства. Короче, честное предприятие. Хоть и частное. Но наезды, конечно, есть, потому что денежки водятся. Вот дед с Ореховым и договорились с директором этого завода создать там нечто охранное и чтоб безо всяких криминальных личностей, только бывшие военные. Сослуживцы. А наш дед в качестве отставного полководца, обладающего какими-то невероятными организаторскими способностями, будет вместе с Ореховым, у которого есть данные по всем героям-отставникам, это возглавлять, набирать людей, разрабатывать стратегию и прочую тактику. Ничего себе? Все это дед рассказал Димке подробно, потому что хочет, чтобы Димка написал о любимом
Еще он говорит, что недавно видел Филю, тот растолстел: рыжий безразмерный шар. И я расстроилась - с собакой мало гуляют.
Я все пыталась развернуть разговор в сторону личной жизни, Димка отшучивался - мол, какая там личная жизнь, в России этого не бывает. Там для многих предвыборная кампания и есть личная жизнь. Я тут же всполошилась:
– Как же ты уехал? У вас девятнадцатого судьбоносные выборы в Думу!
– А кто виноват?
– возразил он сокрушенно.
– Прислала билет на четырнадцатое. Что делать? Я понимаю - халява, но все же надо побыстрей выяснить, нельзя ли проголосовать где-нибудь здесь, в Калифорнии. Кровь с носу, а - проголосовать.
Так мы и проболтали всю дорогу до Лос-Анджелеса, не коснувшись ничего серьезного. И я-то радовалась, что просто вижу Димку и могу, как раньше, говорить, о чем попало, прикалываться, и мне легко и весело, а то - начинала вдруг злиться, что он не скажет хотя бы, что скучал по мне... Но, с другой-то стороны, мы не одни в машине... Я нарочно придвинулась к Димке совсем близко. Раньше в таких случаях он весь замирал... А теперь... тоже. Замолчал, напрягся. Значит, по-прежнему что-то чувствует. А я? А я... увы...Чувствую, что у него теплый бок - и только. Но все еще впереди, Билл же сказал, я нормальная женщина, а он врать не будет. Из Лос-Анджелеса, где Мыша оставил машину на стоянке в аэропорту, мы полетели в Лас-Вегас, город-праздник. Все там сверкает, как на вечной Новогодней елке, и взрослые превращаются в детей, которым хочется одного - играть. Они и играют. В казино, - что и требуется.
Я с разрешения Мыши проиграла сто долларов. Димка стоял рядом, "болел". У него на игру денег не было, а брать у меня он наотрез отказался.
Из Лас-Вегаса мы автобусом поехали через пустыню к каньону. Это грандиозное явление природы я описать не могу. И не буду - кишка тонка. Зато согласно своей ехидной натуре расскажу про одну - ну, ужасно утонченную - даму из нашего автобуса. Дама эта, как она с гордостью сообщила, прибыла из Сан-Луис-Обиспо. Городок, про который Мыша потом сказал, что это вроде нашего Урюпинска.
Так вот: нашей изысканной спутнице, даме из американского Урюпинска, ничто во время экскурсии не нравилось. Категорически. Лас-Вегас она приговорила: место для развлечения вульгарной толпы, в основном иностранцев, сплошь лишенных вкуса. Пустыня чересчур пуста, не на что смотреть. А Большой каньон... Нет, это слишком грубо, сплошные нагромождения и провалы, она предпочитает искусство. Вот "Ирисы" в музее Гетти - совсем другое дело. Рассчитано на людей с тонким вкусом!
Я не удержалась от реплики - мол, каньон - творение Бога, а искусство всего лишь копия. Дама смерила меня взглядом, убедилась, что я - лилипут, и отвернулась с видом оскорбленного верблюда. Потом Димка со вздохом отметил, что я здесь добрей и мягче не стала, и это печально... А Мыша напомнил - за "Ирисы" заплачено черт-те сколько, а путевка к каньону стоит всего ничего.
Но не буду тянуть время и перейду к главным событиям, то есть к тому, как в конце Димкиного у нас пребывания, прилежно посетив замок Херста, вызывающий законное чувство классовой ненависти, мы простились с Мышей и Рут. И остались вдвоем в маленьком красивом мотеле на берегу океана. Остались мы без машины, так что Рут заранее повозила нас по окрестностям и показала все кафе и рестораны, до которых мы можем добраться пешком. Утренние кофе и булочку дадут, сказала она, в нашем мотеле.
...Уехали они под вечер. Мы с Димкой стояли, смотрели вслед. И молчали. Потом так же молча вышли на берег. Здесь природа была другая, более суровая, чем у нас в Голете, - громадные сосны, камни, с океана дует холодный ветер. Варяжский гость тут бы немедленно спел, что, мол, о скалы грозные дробятся с ревом волны и т.д. Я прислонилась к Димке, и он, вздрогнув, обнял меня за плечи. Потом спросил: "Пойдем ужинать?" Голос у него был хриплый.