Дневник странствующего проповедника 1-13
Шрифт:
Глава 16
(13-18 сентября, 2006)
Лев среди людей
Мы с моим секретарём Уттама-шлокой дасом сели в самолет, направляющийся из Москвы в Красноярск. Попытались устроиться поудобнее, но это оказалось нелегко. Сиденья были узки и расположены слишком близко друг к другу. Хотя самолет был недавно отремонтирован, это была устаревшая модель, выпущенная как минимум лет 20 назад. Но была полночь, и мы, изможденные от усталости,
За 30 минут до посадки в салоне самолета включили свет. Я проснулся и увидел, что мужчина, сидящий через проход, пристально смотрит на меня. Неожиданно он поднялся и подошел.
– Мне просто интересно, - сказал он.
– Зачем вы летите в Красноярск? Не так много иностранных туристов приезжает сюда.
Прежде чем я ответил, он продолжил.
– Я уверен, вам известна мрачная история Сибири, - сказал он.
– В 1930-х годах по приказу Сталина здесь было построено много трудовых концлагерей, и десятки тысяч политзаключенных были посланы сюда умирать. И будущее этого края ненамного лучше.
Он нервно оглянулся, и его брови поползли вверх.
– Сибирь быстро превращается во всемирную свалку ядерных отходов, - сказал он.
– Другие государства платят Российскому правительству миллиарды долларов, чтобы захоронить свои высокорадиоактивные отходы вокруг Красноярска. Но люди в Сибири никогда не видели и не увидят этих денег. Все эти деньги оседают в Москве. Есть только одно, что им достается.
– Что?
– спросил я.
– Рак!
– сказал он громко. Человек, сидящий впереди меня, обернулся.
– Они закапывают ядерные отходы в гигантские ямы рядом с двумя городами неподалеку от Красноярска. И не случайно в Красноярской области один из самых высоких уровней заболеваемости раком в мире.
– Почему же тогда люди живут здесь?
– поинтересовался я.
– Они платят большие зарплаты, чтобы люди оставались в Красноярске, - сказал он.
– Ради денег люди готовы на все.
Он сделал паузу.
– Даже на смерть, - сказал он.
– О Господи!
– воскликнул я.
– А зачем же Вы сюда едете?
– Я врач, - ответил он.
– Организация, в которой я работаю, финансирует онкологическую клинику в Красноярске. Я еду осуществлять надзор над проектом.
Он вернулся на свое место.
– Один из самых высоких уровней заболеваемости раком в мире, - сказал я себе.
– Ну что ж, это еще одна причина, чтобы ехать туда проповедовать. Жизнь такова, что даже когда люди страдают, им все равно нужно напоминать о том, что этот материальный мир полон отчаяния, и все здесь временно, а единственная альтернатива - духовная жизнь.
Этот перелет итак был очень малоприятным, но, в довершение ко всему, после посадки нам пришлось 45 минут ждать в своих креслах подачи автобусов. Но никто не возмущался. Люди в России очень стойкие. Они привыкли к аскезам, и я редко слышу от них жалобы. Командир экипажа отключил электричество, и мы сидели в темном душном салоне.
– Если бы это была Европа или Америка, - подумал я,- люди стали бы возмущаться, но здесь они просто терпят всё это.
Да и кто стал бы их слушать? В аэропортах нет ящиков для подачи письменных жалоб, нет опросных бланков, которые можно заполнить и передать руководству. В конце концов, мы вышли из самолета и окунулись в прохладный осенний воздух.
– Русские в самом деле стойкие, - подумал я, - но сибиряки самые стойкие, потому что они живут в Сибири, известной своими суровыми холодными зимами. Я покачал головой.
– Представь себе, - подумал я, - жить в одном из самых холодных мест на планете!
У терминала нас встретила большая группа крепких мужиков в кожанках, наперебой спрашивавших, нужно ли нам такси.
– Это сцена из 30-х годов, - сказал я Уттама-шлоке.
– Только посмотри на эти старые деревянные дома. Яркие огни Москвы остались далеко позади.
По пути на квартиру я снова увидел пример русской стойкости. В тот момент, когда мы подъезжали к перекрестку, трамвай врезался в автомобиль. Из машины вышла женщина, у нее текла кровь из рассеченной головы. Она дотянулась до своей сумочки, спокойно достала шарф и перевязала им рану. Ее попутчик, мужчина лет 50, стоял рядом в состоянии шока. Но особенно меня потрясло то, что другие водители равнодушно проезжали мимо.
– Просто невероятно, - подумал я.
– В большинстве других мест люди предлагали бы помощь или, по крайней мере, останавливались посмотреть, что случилось. А здесь они просто проезжают мимо.
– Мы можем остановиться?
– спросил я водителя.
– Милиция скоро подъедет, - спокойно ответил он, не сбавляя скорость.
Я повернулся к своему ученику Гуру Врата дасу.
– Что запланировано на время моего пребывания здесь?
– спросил я.
– Утренние и вечерние лекции, - сказал он.
– Днем Вы можете отдыхать, но Ваши друзья цыгане спрашивали, сможете ли Вы приехать к ним в деревню завтра днем. Прошло уже два года с тех пор, как Вы последний раз навещали их.
– Да, - ответил я.
– Конечно. Поедем. Я хочу посмотреть, как они прогрессируют.
Я сделал паузу.
– Они ведь совершили какой-то прогресс в сознании Кришны, не так ли?- спросил я.
– Ну-у, - замялся Гуру Врата, - Вам лучше судить.
На следующий день мы отправились в цыганскую деревню.
– Знаешь, - сказал я Уттама-шлоке, как только мы отъехали.
– Я написал несколько глав в своем дневнике о цыганах. И, может быть, после сегодняшней поездки у меня будет достаточно материала еще на одну.
– Полагаю, что должен сказать это сейчас,- перебил меня Гуру Врата.
– Почти все цыгане, с которыми Вы встречались в прошлый раз, мертвы или в тюрьме. Как Вы, может быть, помните, большинство из них продавали наркотики.
– Мне жаль это слышать, - сказал я.
– Я помню, что было несколько человек, которые, казалось, искренне заинтересовались сознанием Кришны.
– Они-то и будут там сегодня, - сказал Гуру Врата.
Через полчаса мы приехали в цыганскую деревню. По пути мне вспомнились предыдущие визиты. Дети перестали играть и уставились на нас. Женщины, занятые стиркой, посмотрели на нас и быстро отвели глаза. Мужчины же, игравшие в карты на крыльце дома, наоборот, смотрели изучающее, пока мы проезжали.