Дневник замужней женщины
Шрифт:
Я готовлю обед. На четырех конфорках газовой плиты варится парится, жарится, а я с ложкой как дирижер перед оркестром, еле успеваю то в кастрюли что-то добавить, то в сковороде размешать. Дочка играет на балконе. Пирожки лепит из песка. Мужу надоела ее караулить, и он говорит мне: «Сама поглядывай на нее из окна». Посиди с ней еще хоть полчасика. Я не могу от плиты оторваться. Лоджия длинная. Пока я ко второму окну сбегаю, у меня или лук подгорит, или бульон выплеснется на плиту». «Я поеду к маме, она скучает без меня», – возразил муж. «Вчера только у нас была», – заметила я, но уже поняла, что спорить бесполезно,
Кручусь у плиты, в окно поглядываю. Слила отваренные макароны. Опять к окну подскочила. Нет дочки в песке. В панике бегу в спальню. Через окно вижу… дочку, сидящую верхом на горизонтальном металлическом уголке ограждения незастекленной лоджии, старательно ерзающую… Она пытается и вторую ножку перекинуть через штангу При этом она сильно раскачивается то внутрь лоджии, то наружу… Я чувствую, что все внутри меня ухнуло куда-то вниз… Я с замороженной улыбкой подскакиваю, выхватываю дочь и падаю на пол… Я реву в голос, меня трясет… Малышка теребит мои волосы. Придя в себя, я хватаю молоток и гвоздем «соткой» с остервенением наглухо прибиваю дверь к порогу. Вколотила по самую шляпку. Я пытаюсь загасить свое воображение. Что было бы, если бы… Шестнадцатый этаж… Я не понимаю, как двухлетний ребенок мог взобраться по голым прутьям на штангу…
– …Знаешь, как моя подруга второй раз замуж выходила? Она рассказывала: «…Он мог, когда мне было некогда, моих детей выкупать и спать уложить… И я поверила, что он меня любит, что он преданный и надежный, как танк». Вот как надо мужей выбирать. А мы их дифирамбам верили, – насмешливыми словами подытожила Катя один их моих рассказов о «радостях» семейной жизни. – Невозможно одной колодой карт играть с Богом и Дьяволом, – добавила она.
– Думаешь, грехи ограничивают общение с Богом? – усмехнулась я.
Катя перебила меня:
– Я о другом. В мозгу человека есть жесткие связи и гибкие. Это открытие физиолога Натальи Бехтеревой. Жесткие работают всегда, а гибкие подключаются по мере необходимости. В некоторых семьях жесткие связи – это диктаторство. У твоего Мити врожденный или приобретенный дефект мозга. В нем напрочь отсутствуют гибкие связи. Такого не вразумить. Если только шоковой терапией, на которую ты не способна. Я бы на твоем месте развелась. Не мешай ему, не спасай положение и он сам все разрушит. Он же только строит из себя взрослого. Сосунок.
Трудно принять человека, если у него не только другое общее мировоззрение, но и иные взгляды на семью. Я бы сравнила ваши взаимоотношения с принятием моды на грани безвкусия, вульгарности и шика.
– В точку. А нас с тобой устроили бы вечные беспроигрышные варианты: спортивный стиль или строгий классический, – усмехнулась я.
– Мощный атлет-атлант или добросердечный беззащитный труженик-интеллигент, – рассмеялась Катя.
– Ты тоже о своем муже не каждый раз с теплотой вспоминаешь, – пробурчала я.
– Мой безвредный: немного зануда, чуть-чуть педант. Трындит, трындит… Бывает слаб и жалок в некоторых проявлениях. Случается, отнимает много душевных сил. Брак – самый близкий союз двух людей. Он много чего выявляет в человеке… Но я дипломат и корабль своей семьи проведу мимо любых айсбергов. Как и ты. С той лишь разницей, что у меня есть поддержка, а ты – вопреки. К тому же у меня нервы как канаты, а не твои шелковые нити. Я люблю своего мужа даже в минуты, когда он мне не нравится, за его непоказные чувства. Он добрый. В любой ситуации
– А в результате «козырный альфа-самец» у тебя на посылках! А я, какой дорогой ни пойду, все равно где-нибудь и что-нибудь да потеряю. Я из тех, которые могут только отдавать. Мне не имеет смысла разводиться. Меня любой непорядочный или просто хитрый мужчина будет использовать. И никуда мне от этого не деться. Это моя природа, мой характер. Меня надо было переучивать с детства?
– Коррективы не помешали бы. Ты со своим характером и в любовницы не годишься. Те, чтобы что-то получить, должны уметь требовать, – рассмеялась Катя.
– Мои запросы скромны – подыграла я подруге. И мы обе расхохотались.
– Твоя история схожа с той, что мне как-то рассказала твоя сокурсница Вера. У ее бывшего мужа та же метода общения с женой, что и у твоего Мити, – задумчиво сказала Катя.
– Не та ли эта Вера, что за Генкой была замужем?
– Она самая. Помнишь, у него нога была сильно деформирована. Врачи туберкулез кости признавали. Вера сомневалась: выходить-не выходить за него замуж. Любила его, но что-то ее беспокоило, а что она понять не могла. Оказалось, предчувствие ее не обманывало.
– Ей… «чудится излом холодной пустоты». «Не видя дороги, ты кинешься в горестный путь…» Помнишь эти строки?
– Еще бы!
– Какие у Генки глаза были чудные! Цвета насыщенной морской волны. И характером он был мягок и добр. Что же произошло с ним?
Катя поморщилась:
– Мать Генки Веру заела. Все не по ней было. Пока отец его жив был (чудный человек!) и защищал ее, она еще терпела издевательства, потому что они поддерживали друг друга. А как он умер – в пятьдесят лет, несправедливо-ранний уход из жизни!– забрала она дочь и прости-прощай гадкая семейка. Так и живет Генка со своей престарелой больной мамашей, никому больше ненужный. Я даже на пределе ума не могу его понять.
– Насколько я знаю, она у них всю жизнь «умирала». Такие в войну за чужие спины прятались и паек себе дополнительный «выбивали», зубами вырывали, пока другие голодными вкалывали, не жалея сил, а их дети в детдома попадали, – зло пробурчала я.
– Говорят, Генка был тайно верующим, – заметила Катя.
– И где это ты слышала, чтобы религия сдерживала похоть мужскую или укрепляла слабость характера? – выдержав эффектную паузу, безжалостно спросила я подругу.
– Какой девчонке жизнь сгубил своим слабоволием, телок мокрогубый! Все «мамочка» да «мамочка», а что дочь отца не знала – ему было наплевать. За это с них обоих сурово взыщется, – тихо сказала Катя. – Трудно Вера жила, комнату снимала – платить «за постой» всегда было дорого, – но алименты не требовала. Сама Вареньку вырастила, выучила, замуж отдала. В этом она видела свое высшее назначение, свою вершину. В прошлом году умерла. Болезни будто впились в нее. И сердечко не железное, устало пахать. Тяжело, когда всё в одни руки, но лучше одной, чем с таким: без ласки, без уважения, без любви, под градом издевательств и унижений. Дочка сказала: «Мамы уже нет здесь. Ей теперь хорошо».