Дневник. Поздние записи

Гейл Александра

А он был осторожным донельзя. В дом Степана я ухитрилась пролезть спустя аж три недели! Вся издергалась, боялась, что, как Лариса, начну быстро полнеть. Однако, пока мне везло… Еще из положительного было то, что к моему отъезду было готово абсолютно все. Только чемоданы подхватывай. Счет в банке Виктора, также билеты на самолет в один конец и документы с польским гражданством на имя — да, угадали, — новоиспеченной полячки, Карины Граданской. Виктор так старался быть мне давно потерянным любящим папочкой, что даже предложил взять его фамилию, а я, отчаянно играя в привязывающуюся блудную дочку, согласилась… втайне от Алекса и Сергея, конечно. Это окончательно развязывало мне руки,

ведь, строго говоря, подвоха не ждали. Когда Виктор спросил меня зачем скрываюсь, я стушевалась. Не смогла продумать легенду, никак не срасталось. Просто сказала, что не хочу пока сообщать, что стыдно перед друзьями, что Алекс не поймет и все в этом духе, но Виктор не поверил, и мне оставалось надеяться только на то, что его отношения с Елисеевыми по-настоящему паршивы. Пока что надежды оправдывались.

За день до описываемых событий я взломала систему видеонаблюдения за домом Степана. До секунд рассчитывала задержки в видеовоспроизведении так, чтобы нашу с Элей подмену и мое перемещение по дому никто засечь не смог. А в данный момент стояла посреди его комнаты, дожидаясь появления близняшки и молясь, чтобы она оказалась не такой дрянью, какой я ее считала… потому что последние слова Степана, перед тем, как он вышел из комнаты, звучали как «раздевайся». Я понятия не имела, что будет делать с этим Эля, и мне было чуточку перед ней стыдно, но когда она все же появилась, я испытала безумное облегчение.

— Я здесь, — раздался шепот от дверей. И я тут же бросилась вон из комнаты.

— Он говорит по телефону с Коршуном, тот отвлекает, — прошептала я. Да, небезызвестного графа Оксакова мы тоже втянули в свою авантюру. — В общем, жди его, а я ушла.

Кабинет Степана располагался в самом конце коридора. Туда-то я и направилась. Быстро вскрыла компьютер и систему безопасности (с Шоном советовалась, он подал мне парочку блестящих идей). Я просмотрела документы, поковырялась в его компьютере, почитала переписки, полистала видео… Ничего. А получалось уже дольше, чем я планировала. И, как бы то ни было, я волновалась за Элю. Человек как-никак. И вот же подлянка, со Степаном я встретилась прямо в коридоре.

— Я уж было думал, ты в туалете навечно застряла, — сказал он, и я перепугалась. Я действительно стояла напротив туалета, из которого в любой момент могла выйти Эля. С одной стороны удача, с другой…

— Пойдем, — по возможности спокойно улыбнулась я, взяв его за руку.

Когда мы оказались в комнате, он взял в руки бутылку шампанского и отдал ее мне. Что-то с моментом моего ухода это никак не вязалось, но не могла же я спросить, каким это образом мы все еще одеты…

— Выпьем? — он безмятежно улыбнулся, протягивая мне бокал.

Колени дрожали. Я ничего не понимала (куда, черт ее дери, делась Эля, и не войдет ли она в любой момент сюда?!), но боялась подставиться сильнее, чем сейчас. Я понятия не имела, что делать. Пару глотков, от них ребенку ничего не будет! Но отставив бокал, я заметила, что Степан улыбается. Он очень медленно сделал по направлению ко мне несколько шагов и толкнул на кровать. Я не удержалась.

— Степан! — попыталась воспротивиться я. Но в голове вдруг появился какой-то странный туман.

— А на что ты рассчитывала? Все в игрушки играть пытаешься? — Меня сильно затошнило. И только тогда дошло, что он меня либо отравил, либо накачал. — Это же смешно. Подстилка Елисеева и сама на меня вешается? Он пропал при загадочных обстоятельствах, а ты кинулась к папочке? У тебя есть определенная репутация, детка, не дуры, но знатной динамщицы, а все, что ты делала, не укладывалось в известный образ вообще.

— А Эля? — с трудом выговорила я.

— По

части притворства ей до тебя как до Луны пешком. Хотя, полагаю, она даже не попыталась и здорово посмеялась над твоей наивностью.

— Что… — попыталась выдавить я мучавший меня вопрос. — Что ты сделал с моей матерью?

— С кем? Стой-ка, так это вот почему ты тут отираешься? — расхохотался он. — Да ее ни разу в жизни не видел, детка! — А потом окинул меня похотливым взглядом и добавил. — Хотя какая разница, ты меня пыталась обокрасть, а такое с рук спускать нельзя. Но даже несмотря на удручающие подробности нашего знакомства, вынужден признать, что ты сексуальна и твоя комедия меня немало позабавила. Нет, даже не так! Ты прекрасно вживаешься в образ! Так что давай, поработай напоследок.

Я вскрикнула и попыталась отползти подальше, но тело не слушалось. И вокруг все плыло. И хотя у меня был припрятан нож, вытащить его и бороться сил не осталось совершенно. Я просто отключилась.

Если коротко, то когда Степан Элю выгнал, ей хватило здравого смысла позвать на помощь. И пришли они, по собственному разумению, вовремя. Со Степаном разобрались, меня доставили в больницу.

Но только я понимала, что на самом деле натворила. Ведь знала, я знала, что афера обязательно закончится плохо. И никакого результата. Я даже не приблизилась к разгадке смерти моей матери. Я не только сама сглупила, я еще и остальных убедила в собственной неуязвимости. И даже если бы Эля не подставила меня, я бы все равно, скорее всего, пострадала. Хотела ли она этого, как Константин? Я не знала ответа. И все вспоминала поговорку про меньше знаешь.

Я просто лежала на больничной койке, закрыв глаза, делая вид, что еще не очнулась. Делая вид, что со мной все хорошо. Со мной. С моим ребенком. И вспоминала, как недавно размышляла об идеалах. На страницах старых книг совершенно посторонние люди друг другу помогают, заботятся, беспокоятся. Это было нормально. Когда мир перестал быть таковым?

В настоящее время даже семья не ценится. Откройте книгу, включите сериал, и вы увидите, как множество людей, посторонних людей, объявляют себя сестрами и братьями, ищут родительскую опеку на стороне. А уж если начать подглядывать в щелки соседских дверей… Но страшнее иное. Как можно найти участие в посторонних? Моя жизнь — живое доказательство, что если тебе могут сказать гадость, они это сделают, если над тобой обладают властью — обязательно начнут шантажировать. И никому нет никакого дела то того, что ты хочешь, какие у тебя жизненные ценности. Никому!

Я не могу понять только одну вещь: как за какой-то жалкий век мы дошли до последней стадии эгоизма?

— Открывай глаза, судя по скачущему сердцебиению, ты проснулась, — прозвучал над ухом до жути сухой голос Димы.

— Ты кардиохирург, почему ты здесь? У меня что, встало сердце?

— Лучше бы так и было, Карина. Лучше бы было именно так.

Я аж подпрыгнула на кровати. Потому что сразу поняла о чем он. Они знали, они взяли анализы и знали о моей беременности. И он намекал на это.

— Что с ребенком, отвечай!

— Ничего, — совершенно невозмутимо сказал Дима. — Подпиши документы на аборт.

— ЧТО?!

— Что слышала. Он тебя накачал. И для взрослого доза не критичная, но для плода…

— Аборт отменяется! — Какой к черту, аборт? Как Женя еще кончить не хватало!

Мне было ужасно плохо, все тело болело, но я попыталась встать и выйти. Дима толкнул меня обратно. Он был в бешенстве, в ярости. Я бы не удивилась, если бы он меня в самом деле ударил. Никогда его таким не видела. Я довела до точки кипения моего веселого порой очень даже взбалмошного друга.