Дневник
Шрифт:
— Что общего между моими несчастьями и теми маленькими неприятностями, которые бывают в твоей жизни? Тебе немного скучно. Сегодня тебя рассердила жена. Редактор встретил тебя и не улыбнулся. Ты думаешь, что ты страдаешь. Но если говорить всерьез, что общего между мной и тобой?
15 июня. Он был до того грязен, что когда его лизала собака, то казалось, она хочет его обмыть.
8 июля.О пользе морских приливов. Море набегает на берег, чтобы заткнуть те ямки в песке, которые выкапывают дети на пляже.
13
9 августа.Какую прекрасную роль мог бы играть сейчас Малерб. «Мощь слов нам показал, стоящих на своем месте!» И в мусорный ящик все другие слова, дряблые, как мертвые медузы!
25 августа.Некто бросается в пропасть, оставив на краю ее туфлю, чтобы себя обессмертить.
Но этой туфли так и не обнаружили.
* Я был спасен, должно быть, оса ужалила перст моей судьбы.
И мгновенно судьба отдернула от меня свой перст.
5 сентября. И все же я видел, видел, как пронеслось мимо меня счастье, там, на горизонте, в экспрессе.
* Как передать то неяснейшее, что происходит, когда радужная муха садится на цветок? Слова тяжелы и обрушиваются на образ, как хищные птицы.
* Показать, что, в сущности, для того, чтобы преуспеть в бакалейном деле, нужно не меньше ума, чем для успешных занятий литературой.
* От заходящего солнца, перерезанного морем, остается сначала кардинальская шапка, потом розовый огрызок ногтя.
* Нужное слово — вот что такое стиль. Все остальное — не важно.
6 сентября.Государственному деятелю объявили:
— Ваша супруга скончалась.
Он спросил:
— Это из официальных источников?
* — Если я выйду замуж за плешивого, — говорит молодая девушка, — я буду целовать его повсюду, только не в темечко.
* Кажется, что между нами навалена целая куча иголок. Каждую минуту мы на них натыкаемся. Это не слишком больно, но кровь все-таки выступает.
* Как мы счастливы, если у нас есть такая семья, где мы можем пожаловаться на свою семью.
* Если уж иметь иллюзии, то пожирнее, — по крайней мере, легче их прокормить.
15 сентября.Сжимайте, сжимайте крепче ваше перо. Стиль выскальзывает. Фраза вырывается, как бешеная. Она вас опрокинет.
19 сентября.Критики достойны снисхождения — они все время говорят о других, о них же никто не говорит.
* Пишущие для тех, у кого нет словаря Ларусса.
21 сентября.Стиль —
30 сентября.Уголок мира. Видел открытый хлев. Там было темно. Должно быть, заброшенный. Соломенная подстилка превратилась просто в навоз. Корова ушла и бродит одна по полям.
Видел бедную старуху. Она сидела у порога, уставилась в одну точку незрячими бельмами. Не слышно было не только жалобы, но и дыхания. Она не шевелилась, и все-таки руки казались еще более неподвижными, чем все тело.
Видел кошку, которая одним прыжком пересекала дорогу. То есть говорю, что видел кошку, но не совсем уверен: слишком уж грязным и помятым показался мне этот зверь.
Дым не подымался из труб, не хлопала ни одна дверь.
Видел раскидистый орешник. Он тихонько шелестел под ветром. Иной раз два-три листка — при полном молчании прочих — что-то шептали друг другу, и вдруг заговорила вся листва. Кто знает, уж не вобрал ли в себя этот орешник все живое дыхание деревушки, потому что лишь он один чувствовал, потому что ему одному было свойственно чувство глухого ужаса или тоски.
Если он и лишен мысли, он мыслит все-таки больше, чем люди.
9 октября.Верлен называет правкой корректур вычеркивание запятых, вообще, поиски блох в тексте.
10 октября.Вчера вечером Швоб и я были в отчаянии. И мне на одно мгновение показалось, что мы сейчас вылетим из окна, как две летучие мыши.
Мы не можем ни написать романа, ни заниматься журналистикой. Успех, которого мы достойны, у нас уже был. Неужели снова и без конца успех? Похвалы, которые были нам приятны, теперь оставляют нас холодными. Если бы нам сказали: «Вот деньги: удалитесь куда-нибудь года на три и создайте шедевр, — а вы можете создать, если захотите», — мы не захотели бы. Так что же? Неужели нам так и топтаться на месте до восьмидесяти лет?
Этот разговор чуть было не поверг нас в черную меланхолию.
Швоб поднялся и сказал, что уходит. И он сказал также, что на свете реже всего встречается доброта.
— Уважаемый господин редактор, — сказал он, — если вы все еще не решаетесь взять мою статью, вообразите на минуточку, что я умер.
Швоб рассказывает: Анри Монье был приглашен на похороны. Он опоздал, вошел в пустую уже комнату покойного и, надевая перчатки, спросил слугу: «Итак, никакой надежды?»
И еще:
Какой-то господин, участник похоронной процессии, обратился с вопросом к соседу:
— Вы не скажете, кто покойник?
— Точно не знаю. Думаю, что как раз тот, что едет в передней карете.
Использовать где-нибудь остроту Демерсона, который после пятидневной самовольной отлучки, чуть было не объявленный дезертиром, толкнул меня ночью в бок и осведомился: «Кто-нибудь заметил мое отсутствие?»
Д’Эспарбес:
— Я-то человек сильный! У меня-то вон какие мускулы! Я-то человек грубый! Я-то не интеллигент какой-нибудь! Но у меня нюх, инстинкт, и я, сам того не ведая, пишу прекрасные вещи.