Дневник
Шрифт:
Вечером знакомство с Слонимскими[27] и Глинкой[28]. Глинка занятен: что то гусарское. <…>
Вечером немного гуляю со Слонимским. Он рассказывает, что ненапечатано одно очень интересное письмо Горького к нему с отзывом о его романе о Ленингр. оппозиции. Горький похвалил роман, но отсоветовал печатать. — И хорошо сделал — говорит С-ий, а то я уже был бы сейчас в числе посмертно реабелитириванных… Потом он говорил, что хотел бы написать воспоминания о советской цензуре за все десятилетия.
12 янв. <…> Огромное письмо от Саши Борщаговского[29] и коротенькое от Надежды Яковлевны[30].
Н. Я. пишет: «стенокардия обхамела
Саша подробно описывает московские дела <…>.
16 янв. <…> Вечером сижу у Слонимских. Его рассказы о ненапечатанном романе об оппозиции, о роли Горького, о Горьком, о Будберг[31], о последней встрече с Тимошей и пр.[32] Надо бы это все записать — он сам вряд ли уже запишет[33].
17 янв. М. б. в запрещении произведений Е. Мальцева, Бондарева, и др. есть и хорошая сторона[34]. Это вовсе не то, что вето на книгах Мандельштама, Мейерхольда. Второе — инерция, «вечно вчерашнее», как говорил Ницше, а первое — новая черта политической жизни и это может дать любопытные последствия. <…>
После ужина снова интересные рассказы Мих. Л. Слонимского о Горьком, которые он вряд ли записывает и которые нужно записать. Подтверждение рассказа Десницкого[35] об окружении чекистами. Как то приехали к нему М. Л. и еще некоторые. Сразу встреча с Ягодой, Авербахом, Крючковым — к нему не допускают. Но Пришвин, тряся бородой, идет один вглубь дома и добирается до одинокого А. М. смущенного и унылого. Он говорит, Пришвину, что живет, как в тюрьме, что его вроде бы арестовали… Это полужалоба, полушутка. Но так оно и было[36]. О Крючкове[37], зловещем и волевом. Он невзрачен (противоречие с рассказом Н. И. Анова)[38], но очень силен физически. Странная роль и странная сила. Крючков показывал М. Л. фото: он со Сталиным. О врачах, которые за столом в отсутствии Горького несли похабщину, особенно доктор Левин[39]. <…>
Привык писать дневник. Мне уже как-то неудобно (как не умыться) не написать вечером одну-полтора-две странички. И все меньше и меньше с годами хочется писать о личном. Не потому, что его нет, а потому что им как-то неинтересно делиться. Мой дневник давно уже не излияния, как было когда-то, а заметки о том, чего не хочется позабыть. <…>
18 янв. <…> Слонимский восхищается воспоминаниями о Горьком Ходасевича, которые я ему дал[40]. Он, хорошо знавший А. М., свидетельствует, что все верно и проницательно и умно. У него хранится пачка писем Ходасевича. Его рассказ о том, как в 1958 г. он, чтобы вывести Зощенко из состояния апатии и прострации, уговорил его поехать к юбилею А. М. в Москву к Екатерине Павловне, сам взял билет, заехал за ним и буквально приволок его туда. За праздничный стол Зощенко посадили рядом с Е. П. Слонимский сидел вдалеке и вдруг видит, как сидевшие рядом с Зощенко (Леонов, Тихонов[41] и другие) вдруг встали и ушли в конец комнаты и Зощенко остался один с хозяйкой, но и у той было какое то неприятное выражение на лице. Сл-ий потом его спрашивает — что там случилось? Зощенко ответил, что ничего особенного. Просто он спросил: — Правда ли, Е. П., что Алексея Максимовича убили?… Это и в эти годы показалось политической бестактностью, почти конфузом. О том, как М. Л. в последний раз был на Малой Никитской в доме Горького у вдовы М. Пешкова Тимоши и поднимался вслед за ней по какой то винтовой лестнице и вдруг представил себе сколько страшных тайн скрыто в этом доме у этой женщины…
22 янв. <…> В США выпущен теле — фильм на полтора часа «Суд идет» о процессе Синя[в]ского и Даниэля, на основе стенограмм судебного разбирательства и пр. материалов. Об этом сообщает америк. радио. Cам я здесь не слушаю: рассказали.
24
На днях буду читать статью Л. Я. [Гинзбург][42] о Мандельштаме.
25 янв. <…> Потом на Ленфильм. Смотрим с Глинкой процентов 85 матерьяла т. е. еще не смонтированный и начерно озвученный фильм.
Что то нравится и что то ненравится <…>
26 янв. <…> Вечером сижу у Л. Я. Гинзбург.
27 янв. <…> Рукописный журнал «Феникс», будто бы издаваемый в Москве (о котором я живя в Москве слышу только по иностранным радиопередачам) редактировался (будто бы) поэтами Алексеем Добровольским и Юрием Голандским[43] (?!) и они (будто бы) на днях арестованы. <…>
30 янв. <…> В США в кабине снаряда межпланетного на базе сгорели три космонавта[44]. <…>
Л. Я. Гинзбург наговорила мне самых лестных слов о «Слова, слова, слова» — и умно, и блестяще написано, и что она только теперь поняла Олешу, и что это новый и невиданный жанр и т. п.
3 фев. Сегодня утром Эмма впервые играет Настасью Филипповну. Вчера звонил ей (к Анне Бор. [Никритиной]) и она просила меня не смотреть.
Утром еду в город, отвожу ей корзину цветов в театр, звоню директору о местах на завтрашний спектакль и заезжаю на Ленфильм. <…>
Вчера письма от Н. Я. и Левы[45]. <…> Н. Я. пишет про Евг. Эм-ча [Мандельштама], что он был у нее, плакал, и что он наверно сумасшедший. Пишет, что очень устала.
Разговор с Л. Я. о ее работе. Одно из моих замечаний она определила как ценнейшее. Вечером вчера сидел у Н. Я. Берковского[46]. «Мемуарные» разговоры. <…>
Эльга Львовна[47] говорила, что Л. Я. восхваляла ей мои «Слова, слова, слова» и что мой «самооговор» — это формула для истории интеллигенции в России[48]. <…>
Вечером работаю. Потом недолго у Эльги Львовны с Л. Я., Костелянецом и некоей Светланой, женой Феликса Кузнецова[49] (судя по разговору, более «прогрессивной», чем даже он сам). Она рассказывает, что в ресторане ЦДЛ был скандал на днях: Солоухин[50] в компании сказал, что ему хочется рыдать, когда он вспоминает, как позорно расстреляли в Крыму сдавшихся белых офицеров во время гражданской войны. Кто то ответил, что — правильно сделали, что расстреляли. Солоухин бросил в него бокалом и даже последовало нечто вроде драки.
Рудницкий[51] прислал две пахучих цитаты: из дневника Теляковского[52] об антисемитизме Савиной[53] и речь Пуришкевича[54] в Гос. Думе, тоже антисемитскую с упоминанием имени Мейерхольда. Сегодня у него обсуждение рукописи в секции.
5 февр. Ночевал у Эммы после «Идиота». Приехал рано утром, еще затемно.
Эмма играет хорошо, кое-где чуть пережимает и через несколько спектаклей будет играть великолепно.
Смоктуновский играет удивительно. Конечно, это на много голов выше его Гамлета.
Колоссальный успех, 8 милиционеров у входа в театр, почти 20 минут оваций после окончания.
<…> [вставка — вклеена статья из газеты: «Фильм о русской актрисе» — про съемки «Зеленой кареты», об Асе Асенковой]
Эта заметка напечатана сегодня в «Смене», но она уже устарела: съемки уже закончены… <…>
В нынешней «Смене» беседа с гипнотизером Куни[55], подтверждающая косвенно рассказ Шаламова о букинисте[56].
7 фев. Фрид прислал мне номер многотиражки Ленфильма с статейкой о «Зеленой карете»[57]. Господи, как странно вспомнить, как я писал пьесу об Асенковой в лагерной больнице, как заставлял себя думать о ней в подвальной одиночке на Лубянке. И, вот…[58]