Дневники Фаулз
Шрифт:
Ближе к вечеру мы пошли на танцы в студенческий центр. Танцевали в дремотном, чувственном полумраке. И все время вдвоем, тесно прижавшись друг к другу. Я очень устал, у меня болела голова, но, согласно кружась с ней, чувствовал полную свободу от тела. Или, точнее, обретение нового тела. На этот раз полная победа над собственной плотью.
Это зло, деградация. Власть прошлого над будущим. Танцующие выглядели заторможенными. Поцелуи, тесные объятия. Мы с Дж. покинули зал в любовном тумане и бродили по улицам необычно серьезные, как будто чувствовали, что в буквальном смысле катимся вниз, всеми покинутые. И тем не менее ничего не предпринимали.
Будь у меня деньги, я, может быть, и женился бы на ней. К счастью, их у меня нет.
Я рухнул в постель в 2.30 и спал мертвым сном вплоть до 1.45. И все-таки чувствую усталость.
Весь вечер провел, исправляя сочинение Дж. Ей хочется, чтобы оно было хорошим, —
13 февраля
Любопытный и забавный случай. Я завтракал с Дж., сидя у окна. Неожиданно я увидел ярдах в двадцати от нас желто-зеленого попугая, он залетел за стену.
— Бог мой! Попугай! — воскликнул я.
Дж. рассмеялась, но не поверила мне. Возникла одна из тех ужасных ситуаций, когда ты убежден в своей правоте, но не можешь заставить другого в это поверить. Когда ты всего лишь свидетель. И вдруг из-за угла вышла женщина с попугаем в руке. Я издал радостный крик. Кто-то из сидевших на другом конце стола сказал:
— Разве вы не знали? Внизу, на кухне, живет попугай.
Il faut croire [167] .
Грэм Грин «Человек внутри». Потрясающе плохая книга. Сродни роману Э.М. Форстера «Куда боятся ступить ангелы». Романтическая и беспомощная проза. Обычное дело — путаные мысли и напыщенный слог. Герой — хам с золотым сердцем, по жанру роман — исторический триллер. Множество погрешностей в мотивации и стиле, и это подстегивает собственный творческий импульс. Единственная достоверная деталь — отвращение, которое вызывает продолжающий движение труп. И скаредные священники. Во всем остальном это удивительно старомодное и сентиментальное произведение. Но все же он его написал. И как раз в моем возрасте [168] . А мне до этого еще далеко.
167
Надо верить (фр.).
168
Действие первого романа Грина «Человек внутри» разворачивается в начале 1800-х гг. В нем рассказывается о Френсисе Эндрюсе, который спасается от контрабандистов и влюбляется в приютившую его женщину. Роман вышел в свет в июне 1929 г., когда автору было двадцать четыре года.
15 февраля
Пишу с запозданием. Сначала я всегда делаю краткую запись, чтобы потом на досуге подробно воспроизвести остальное. Неожиданно высвобождается время, а я не могу найти записи и зверею от этого.
Пометки на полях. Я сделал их в книге Грина «Человек внутри» и теперь еще в «Святилище» Фолкнера. Приятно, когда можешь анализировать, критически оценивать прочитанное, чутко на все реагировать. Понимать — где просчет, а где хитроумный прием. У Г. больше первых, у Ф. — вторых. Некоторые люди яростно возражают против таких пометок. Все потому, что они не способны оценить произведение, которое держат в руках. А может, боятся выдать себя через комментарии. Никто не решится испещрять пометками дорогую и прекрасно изданную книгу.
Дж. За последнее время она несколько раз удручала меня проявлениями плохого вкуса. Интересно, смогу ли я когда-нибудь встретить женщину, которая не вызовет у меня шок в этом смысле — раньше или позже? Мне не нравится, когда Джинетта говорит на английском: слишком сильный акцент — утрированное «h» и протяжные слоги. Но проходит какое-то время, и я чувствую, что снова безумно влюблен в нее. Мы уже достигли кое-каких признаков семейного блаженства. Первое очарование прошло. Следующий этап — постель. Но она слишком целомудренна, а я боюсь серьезной связи. Не верю, что именно она — моя судьба. Однако мне нравится, когда она лежит в моих объятиях и я щекочу ее. Она извивается и поддается, и я чувствую, что во много раз сильнее ее. Это звучит наивно. Чувство самое примитивное. Во многих отношениях я не возражал бы видеть ее своей женой — она по крайней мере выполняла бы все свои обязанности и давала бы мне время писать, писать, писать.
17 февраля
Доминик и Маркиз. Доминик ездил с Маркизом и его любовницей в Туар за летучими мышами для коллекции д’Абади. После ловли они обедали в ресторане. Похоже на то, что Маркиз вел себя отвратительно. По словам Доминика, он поднял ногу любовницы, водрузил ее прямо на стол, а сам, к ужасу официанта, полез к ней под
Когда я читал французскую книгу по Part anglais [169] , меня вдруг осенило, что все о Франции я узнал в Англии, теперь же — наоборот. Беспристрастность усиливает интерес и любовь. Мне нравится ощущение собственной изоляции во Франции, ссылка без строгого режима.
Плохой вкус Дж. Я очень чувствителен к этому. Когда же она говорит на английском с несусветным акцентом, меня охватывает ярость. Как можно так уродовать то, что я так люблю! Сегодня вечером мы вышли из Английского клуба, и она опять стала жеманно произносить английские слова. Я подчеркнуто хранил молчание, и она поняла, что я сержусь. В чуткости ей не откажешь. Позже, когда мы остались одни, она пристала ко мне, требуя, чтобы я сказал, в чем дело. После некоторого колебания (не могу сказать, чтобы неприятного) я все объяснил. Экспериментов в наших отношениях я не боюсь, потому что знаю: разрыв я переживу. Я вижу в ней все больше недостатков. Все они из разряда провинциальных, а я изрядный сноб. Невозможно любить человека, если ты его не уважаешь. От моей критики она сначала поникла, а потом стала очень нежной. Это разрядило обстановку. Я выпил два стакана пива, и между нами снова воцарились теплые отношения. «Сила ее — в ее слабости». Мне кажется, это относится и к недостаткам. По крайней мере Дж. признает свои недостатки — так у других хватает храбрости не скрывать своих убеждений. Сегодня вечером она всячески старалась меня ублажить — хвалила мою новую стрижку, свитер, вообще мою внешность. Под конец, когда мы вышли ненадолго погулять, перед тем как разойтись по своим постелям, я ее поцеловал. У меня появилась уверенность, что меня кто-то любит. Хотя бы только в этот вечер. Вот такая объективность.
169
Английскому искусству (фр.).
00.15. Резкий шквалистый ветер. Казалось, окно не выдержит, а дом рухнет.
21 февраля
Джинетта. Отношения все теплее. Вчера я стал медленными движениями ласкать ее шею, опускаясь все ниже, пока не коснулся груди. Лицо ее хранило напряженное и серьезное выражение, но было видно, что сама она страстно хочет этого. Когда дело доходит до ласк, у нее всегда печальный вид, и это меня смешит. Женщины вообще очень серьезно относятся к таким вещам. Но сейчас мне самому надо подумать. Ясно, какой следует шаг после ее обнаженной груди. Но прежде чем его совершить, надо принять важное решение. Если бы не все эти сложности! Меня волнует только ее плоть. Вряд ли мой дух вообще здесь затронут. Я сознаю, что в отношении Джинетты я циничен и аморален; ведь мои чувства неглубоки. Все, что мне нужно, — доставить удовольствие своему телу; большая часть этого удовольствия — конечно же, взаимное наслаждение. Ларошфуко [170] . Радость даришь ради самой радости дарения. Если я ласкаю ее соски, то потому, что разделяю с ней сексуальное удовольствие. Странно, что кожа — чуть ли не единственное, что доставляет нам тонкое осязательное наслаждение. Мне нравится ее упругая гладкая кожа, чистая, от нее идет нежный аромат. Нежные, округлые бездны.
170
В «Максимах» Франсуа Ларошфуко (1613–1680) утверждает, что под явно добродетельными поступками или бескорыстными чувствами обычно таятся эгоистические мотивы.
Но не все сводится к телу. Я чувствую некое родство, связь с миром — то, что смутно вспоминается еще со времени романа с Кайей. Я не заблуждаюсь. Мир полностью индифферентен, и время неумолимо движется вперед, однако прибежище в любви и взаимном понимании — прекрасный миф. То, что оно — миф, только прибавляет трогательности. Как-то раз я написал стихотворение, где говорилось, что однажды я отказался верить в нереальность мифа. На какой-то момент я почти обманулся.
Как же относительно время! Разве можно сравнить полчаса ожидания любимой и полчаса ожидания поезда? Нелепо думать, что полчаса существуют сами по себе. Время — скрытый признак врожденного человеческого пуританства. Чем сложнее человек, чем больше у него комплексов, тем больше он думает о времени.