Дневники и письма
Шрифт:
Кто даст себе труд просмотреть Temps за 1933-34 год, тот увидит, что сделка была реализована полностью, лишь с запозданием на 9 лет*. Никто не поставит в вину советскому пр[авительству] тот факт, что оно покупает буржуазную прессу и старается при этом не переплатить. Гнусностью является то, что клика Сталина делает буржуазную печать орудием в борьбе против собственной партии. Московские телеграммы Temps по делу Кирова[62] представляют самое ядовитое выражение.
* Я затрудняюсь, как уже было оказано, отнести переговоры Красина к 1924 или 1925 году (в Москве я установил бы дату без труда). В 1924 году директором Temps был Emille Herbard, контрагент царского агента Рафаловича[63]. В 1925 г. Emilleя сменил старик Adrien: такова скромная дань, которую разоблаченный порок уплатил добродетели. Полагаю, что, независимо от даты,.
Давно известно, что "троцкисты" являются "авангардом контрреволюционной буржуазии". Это доказано не столько латвийским консулом[64], сколько другими европейскими и американскими консулами, отказывающими мне в визе. Однако незачем выходить из рамок дела Кирова, чтобы определить, как располагаются симпатии (или интересы, что, впрочем, одно и то же) буржуазии.
Клевета Сталина на Зиновьева - Каменева, несмотря на свою явную лживость, была воспроизведена без критики всей французской печатью. Мое фактическое заявление насчет моего незнакомства с "консулом" не было напечатано ни одной "буржуазной газетой во Франции. Особенно поучительна информация Temps. Московский корреспондент несколько раз успокаивал читателей этой газеты заверением, что все группы, которые ныне громит Сталин, стоят влево от него и что нет, следовательно, оснований тревожиться. Тот же корреспондент три раза (!) сообщал по телеграфу, будто консул соглашался передать письма Троцкому, тогда как на самом деле консул выпрашивал такое письмо. Моя сухая фактическая поправка редакцией Temps напечатана не была. Тот же корреспондент превратил Евдокимова[65] в "троцкиста", а в одной из позднейших телеграмм говорил о "тройке" (troika) Троцкий-Зиновьев-Каменев, чтобы заставить забыть о "тройке" Сталин-Зиновьев-Каменев. И т. д., без конца. Находчивый журналист, как и ег,о газета, знает что делает. В конце концов Temps выполняет в этой области ту же работу, что и LeHumanite, только осторожнее, умнее, тоньше. Кто из них бескорыстнее, судить нелегко. Думаю все же, что L'Humanite обходится дешевле.
10 октября 1888 г. Энгельс писал в Нью-Йорк:
"Во Франции радикалы в правительстве делают из себя дураков больше, чем можно было предположить. В том, что касается рабочих, они отказываются от своей программы полностью и выявляют себя как чистые оппортунисты. Они вытаскивают из огня оппортунистические каштаны и занимаются стиркой грязного белья. Это было бы прекрасно, если б не было Буланже66 и если б массы не загонялись этим, в порядке принуждения, в его объятия"[67].
Эти строки кажутся написанными для наших дней. В 1934 г. радикалы оказались так же неспособны править Францией, как в 1883, и как тогда, они пригодны лишь на то, чтоб тащить для реакции каштаны из огня. Все это было бы прекрасно, если б налицо была революционная партия. Но ее нет. Хуже того, есть ее отвратительная карикатура. И радикалы гонят массы в сторону фашизма, как полстолетия тому назад в сторону буланжизма.
В этих условиях сталинцы заключают с радикалами блок "против фашизма" и навязывают этот блок социалистам, которые даже мечтать не смели о таком подарке. В качестве полудрессированных обезьян сталинцы продолжают и сейчас брюзжать против картели: не парламентские сделки с радикалами, а "Народный фронт"[68] против фашизма! Кажется, будто читаешь официоз Шарантона[69]. Парламентская картель с радикалами, как ни преступна она с точки зрения интересов социализма, имеет или имела политический смысл с точки зрения избирательной и парламентской стратегии демократов-реформистов. Но какой смысл может иметь внепарламентский блок с парламентской партией, которая по самой своей социальной структуре не способна к какому бы то ни было внепарламентскому массовому действию: буржуазная верхушка партии боится, как огня, своей собственной массовой базы. Получить раз в четыре года голоса крестьян, мелких торговцев или чиновников - на это Эррио великодушно согласился. Но двинуть их на открытую борьбу значит вызвать духов, которых он боится гораздо больше, чем фашизма. Так называемый "народный фронт", т. е. блок с радикалами без
Если б неизбежная расплата за эти преступления - и какая страшная расплата!
– пала только на клику сталинских лакеев, наемных авантюристов, бюрократических циников, можно было бы только сказать: поделом! Но беда в том, что расплачиваться придется рабочим.
Особенно кошмарным кажется тот факт, что под видом марксизма и большевизма угнетенным массам, ищущим выхода, преподносятся идеи, на борьбе с которыми сложился марксизм и вырос большевизм. Поистине Vernunft wird Unsinn, Wohltat - Plage![70].
Вся серьезная буржуазная печать поддерживает, прикрывает, защищает вооруженные лиги. Буржуазия окончательно прониклась сознанием их необходимости и спасительности. Экономические трудности слишком велики. Революционные возмущения возможны, даже неизбежны. Полиции недостаточно. Пускать в дело войска, особенно при годичном сроке обучения, слишком рискованно: войска могут колебнуться. Что может быть надежнее специально подобранных и натасканных фашистских отрядов? Они не колебнутся и не позволят колебнуться армии. Мудрено ли, что буржуазия обеими руками держится за свои вооруженные лиги?
А Блюм просит буржуазное правительство о маленьком одолжении: разоружиться. Только и всего. Изо дня в день Поль-Форы, Веланы-Котурье, Зеромские[71] повторяют это глупое и постыдное "требование", которое должно только укреплять уверенность фашистов в своем завтрашнем' дне. Ни один из этих опереточных героев не понимает серьезности положения. Они обречены.
Час ночи. Давно я не писал в такой поздний час. Я пробовал уже несколько раз ложиться, но негодование снова поднимало меня.
Во время холерных эпидемий темные, запуганные и ожесточенные русские крестьяне убивали врачей, уничтожали лекарства, громили холерные бараки. Разве травля "троцкистов", изгнания, исключения, доносы - при поддержке части рабочих - не напоминают бессмысленные конвульсии отчаявшихся крестьян? Но на этот раз дело идет о пролетариате передовых наций. Подстрекателями выступают "вожди" рабочих партий. Громилами - небольшие отряды. Массы растерянно глядят, как избивают врачей, единственных, которые знают болезнь и знают лекарство.
Temps печатает очень сочувственную телеграмму своего московского корреспондента о новых льготах колхозникам, особенно в области обзаведения собственным крупным и мелким скотом. Подготовляются, видимо, и дальнейшие уступки мелкобуржуазным тенденциям крестьянина. На какой линии удастся удержаться нынешнему отступлению, предсказать пока трудно. Самое отступление, вызванное крупнейшими бюрократическими иллюзиями предшествующего периода, нетрудно было предвидеть заранее. C осени 1929 года Бюллетень рус[ской] оппозиции забил тревогу по поводу авантюристских методов коллективизации. "В ажиотаже несогласованных темпов заложен элемент неизбежного кризиса в ближайшем будущем". Дальнейшее известно: истребление скота, голод 1933 года, несчетное количество жертв, серия политических кризисов. Сейчас отступление идет полным ходом. Именно поэтому Сталин снова вынужден рубить все и всех, кто слева от него.
Революция по самой природе своей вынуждена бывает захватить большую область, чем способна удержать: отступления тогда возможны, когда есть откуда отступать. Но этот общий закон вовсе не оправдывает сплошной коллективизации. Ее несообразности были результатом не стихийного напора масс, а ложного расчета бюрократии. Вместо регулирования коллективизации в соответствии с производственно-техническими ресурсами; вместо расширения радиуса коллективизации - вширь и вглубь, в соответствии с показаниями опыта, - испуганная бюрократия стала гнать испуганного мужика кнутом в колхоз. Эмпиризм и ограниченность Сталина откровеннее всего обнаружились в его комментариях к сплошной коллективизации. Зато отступление совершается ныне без комментариев.