Дневники казачьих офицеров
Шрифт:
В Царской творился беспорядок, разгул. Я был организационно не в силах подчинить их строго себе. Иногда мне удавалось получить от этой группы по нескольку сотен, но все было ничтожно по Отношению к тому, как я задумывал это взаимодействие.
К ночи наши части отошли в станицу Вознесенскую, кроме 3-го Лабинского полка, который сосредоточился во Владимирской.
В районе Отрадной и Баталпашинской перестрелки. Баталпашинская группа красных конницей забирает станцию Курсавка, взрывает полотно железной дороги и с подкреплением от Невинномысской снова захватывает Баталпашинскую.
Для пополнения боевых припасов я решаю с Лабинской дивизией произвести набег на Армавир, где у красных хранились большие запасы.
Под вечер получены удручающие сведения,
14 августа. День дан для отдыха частей и приготовления к набегу на Армавир. Противник пока спокойно сидит в станице Лабинской. На левом берегу Лабы перестрелка в разъездах. Для набега назначена Лабинская дивизия (1-й, 2-й Лабинские, 1-й Хоперский и 1-й Кубанский полки) при шести орудиях, под командованием полковника Старицкого. Сам полковник как-то изменился, опасался общего неуспеха, тянул меня то в горы, то на Терек, то в Ставропольскую губернию. Его настроение передавалось частично другим, а также частям, которыми он руководил в бою, где зачастую совершенно терял решительность, оправдываясь в последнее время отсутствием патронов и т. д., но заменить его было некому, так как он все-таки был кадровый офицер высокого ранга, здоровый и молодой.
Для защиты Вознесенской и Владимирской у меня оставались 3-й Лабинский полк, конвойная сотня, гарнизоны станиц при четырех орудиях (на орудие по 10 снарядов), патронов на руках у казаков оставалось совсем мало. С темнотой дивизия выступила из станицы Вознесенской на станицу Урупскую. К станицам Лабинской и Чамлыкской высланы сильные разъезды из оставшихся.
15 августа. С рассвета красные повели наступление от Лабинской на Вознесенскую, выставив заслон на Владимирскую (наступали два пехотных полка и два конных при четырех орудиях). Противник медленно наступал на широком фронте и окружил станицу, откуда все казаки были выведены к Владимирской к 3-му Лабинскому полку. Я отошел с артиллерией и двумя сотнями к курганам по дороге на станицу Упорную, на юг от Вознесенской, и занял позицию приблизительно в двух верстах от станицы. 3-й Лабинский полк к этому времени был собран по отклону дороги на Владимирскую.
Красные, не встретив сопротивления, заняли Вознесенскую, рассыпались по дворам (наверное, грабить), а часть вышла на окраину станицы в сторону Упорной, где, попав под оружейный и артиллерийский огонь, не выдержала и бросилась назад к станице, которая уже была атакована со стороны Владимирской 3-м Лабинским полком. Противник заметался в станице и партиями начал выскакивать на Лабинскую дорогу, северо-западней станицы. С двумя сотнями, находящимися у меня, я атаковал станицу с юга, в центре станицы произошел рукопашный бой, противник бежал из станицы на Лабинскую дорогу, где, атакованный лабинцами, бросился куда мог и рассеялся с темнотой по полям; всю ночь лабинцы вылавливали их по посевам.
В этот же день линейцы (конница) под неофициальной командой генерала Муравьева вели наступление на Лабинскую и захватили мосты через реку Лаба.
16 августа. Лабинская дивизия, выступив вечером и не разведав разъездами станицу Лабинскую, начала втягиваться в нее, но была обстреляна сильным огнем; в станице произошла рукопашная схватка, дивизия, расстроенная внезапностью, бросила станицу и отошла от нее верст за пять, где остановилась ожидать рассвета. Взятый в плен красноармеец доложил, что в станице стоит конная бригада 14-й пехотной дивизии, прибывшая за день до этого с Армавирского вокзала, куда приехала из-под Екатеринодара. В ночном бою наша дивизия потеряла 6 человек убитыми и 14 человек ранеными, много лошадей ранено.
Красноармейцы, участвующие в бою, были пьяными, так как всю ночь пьянствовали, захватив домашние запасы казаков станицы. С рассветом предпринятым дивизией наступлением станица Урупская была взята, но о внезапном нападении на Армавир нельзя было и думать, так как в ночном ненужном бою расстреляны почти все патроны, а с оставшимися замысел был неисполним. Около полудня дивизия возвратилась в станицу Вознесенскую (16 августа).
В неуспехе этого рейда был виновен лишь полковник Старицкий, который с дивизией вошел в Лабинскую без всякой разведки, нарвался на противника, что для него, конечно, являлось неожиданностью, и отступил за станицу, выстрелив в переполохе почти весь резерв патронов. Действовал вяло и днем, вел себя нерешительно (по рассказам очевидцев, отставая все время от частей). Вот это-то и испортило дело и замысленный рейд свело к нулю. Тогда же говорили, что нужно было самому генералу идти в набег, была бы добыча, и все были бы уже в Армавире (ошибка ли моя?).
Настроение у полковника Старицкого было подавлено совершенно. Но дивизия была еще хорошо настроена и не потеряла дух!
Необходимо было выходить из трудного положения, а это было возможно при тесных связях с Майкопской группой, в районе которой были по станицам запасы оружия, брошенного нашей армией при ее отходе весной. Надежной связи с этой группой не было, единственным выходом оставалось перевести мой штаб ближе к Майкопу. Я решил переехать в станицу Зассовскую, куда и вышел 16 августа после обеда, вместе с штабармом, поручив район станицы Вознесенской полковнику Старицкому. Артиллерия без снарядов, кроме двух орудий, послана тоже в Зассовскую. Высылаю разъезд в Майкопский отдел к хутору Кубанскому, где, по слухам, зарыты снаряды. Послано приказание полковнику Крыжановскому прибыть в Зассовскую. К вечеру я прибыл в станицу Упорную.
Население Лабинского отдела особенно проявило готовность (как и вообще во всей борьбе против большевиков во время Гражданской войны), встретило меня радостно и шло навстречу моим желаниям. Атаманом Лабинского отдела с первых дней по занятии Вознесенской мной был назначен сотник Дьяченко, [75] и проявил он себя прекрасным работником. Административная жизнь в занятых станицах Лабинского отдела особенно хорошо налаживалась. Выбраны дельные атаманы с двумя помощниками (один казак и один из иногородних), при отделе также выбрана комиссия, которая работала совместно с атаманом, решая жизненные вопросы по сборке зерна, муки, кормового зерна и продуктов для армии, и все свозилось без всяких задержек в тыл армии.
75
Дьяченко — в Великой войне прапорщик 2-го Лабинского полка ККВ (на декабрь 1916 г.), сотник (1920).
17 августа к 10 часам штаб армии прибыл в станицу Зассовскую. Через полчаса получено донесение из станицы Владимирской о том, что на левом берегу реки Лаба у 3-го Лабинского полка идет бой. Получив донесение, я с конвоем направился через Лабу, где под самой Лабинской нахожу три линейных полка и два пластунских батальона, которые своей атакой под руководством генерала Муравьева опрокидывают красных, перешедших от станицы Лабинской в наступление. Я закрепляю эти части за собой и назначаю официально начальником этой группы генерал-майора Муравьева. В этот же день, 17 августа, мной командирован есаул Тимченко с пластунским батальоном по Армавиро-Туапсинской железной дороге на Туапсе, так как снова прошел слух, что Туапсе заняли части десанта из Крыма.
С есаулом Тимченко написал донесение генералу Врангелю о пот ложении на Кубани с просьбой спешно помочь мне боевыми припасами, оружием и увеличением частей в Туапсе, а если еще Туапсе не занято, просил помочь скорейшему его занятию, так как я могу тогда базировать и иметь открытую линию до моря.
Но посланного есаула и батальон я с тех пор не видел. От негр было одно донесение, что им занят перевал Индюк, где шел бой с красными, подошедшими из Туапсе, и что сам город занят красными. Значит, никакого десанта там не было.