Дневники Клеопатры. Восхождение царицы
Шрифт:
Оба человека поднялись на ноги и откинули капюшоны. На голове Корнелия я увидела римский шлем с декоративным гребнем.
— Добро пожаловать, — промолвила я. — Что император Цезарь хочет передать царице Клеопатре?
Сердце мое стучало.
— Мой командир Цезарь говорит, что прибыл в Египет, дабы исполнить волю покойного царя Птолемея. В своем завещании царь просил Рим проследить за тем, чтобы его дети Птолемей и Клеопатра правили совместно. Поскольку воля царя нарушена, а брат и сестра воюют друг с другом, Цезарь выражает свою обеспокоенность и огорчение.
«Интересно, — подумалось мне, — что он намерен предпринять, чтобы исправить дело?»
Однако я тщательно и осторожно подбирала слова, ощущая во рту вкус висевших в воздухе песчинок, и вслух сказала совсем другое:
— Меня это тоже огорчает. Увы, предательство нередко препятствует торжеству справедливости. Например, Помпея предали, как и меня. Причем те же самые люди.
— Цезарь выслушает это дело и примет решение.
— А Цезарь его еще не принял? Мой братец наверняка нашептывает ему на ухо сладкие слова.
— Он желает услышать и твои слова. И предполагает, что они будут слаще.
Я застыла. Что это значит? Намек на взятки? На уступку Риму части нашей территории?
— Он хочет, чтобы мы поторговались? Как купцы на базаре?
Мои слова, однако, по-настоящему задели Корнелия.
— Цезарь не так глуп. Кроме того, чтобы торговаться, нужно для начала иметь товар на продажу. Между тобой и Цезарем дело обстоит иначе.
«Да как он смеет!» — с ходу подумала я, но потом сообразила, что римлянин говорит чистую правду.
Цезарь был хозяином положения, он мог забрать все, что угодно, по своему усмотрению. Торговать с ним мне и на самом деле нечем, но вот попробовать убедить его… это другое дело, совсем другое.
— Цезарь просит, чтобы ты приехала в Александрию и встретилась с ним и Птолемеем лицом к лицу.
— А даст он мне сопровождение, чтобы обеспечить безопасность? — спросила я. — Мне придется пройти через войска Ахиллы.
— Очень жаль, — промолвил Корнелий с виноватым видом, — но такой возможности у него нет. Мы не располагаем лишними солдатами.
— Они меня не пропустят.
— Но я могу поговорить с ними…
— Ты можешь поговорить, но они ответят отказом. Или согласятся, но нарушат обещание, едва я окажусь на их территории.
Римлянин смутился. Очевидно, о такой возможности он просто не думал.
— Это Египет, — сказала я, — родина предательства. Однако не расстраивайся: возвращайся к Цезарю и передай, что я попытаюсь устроить нашу встречу.
Следующие два дня ушли на ликвидацию последствий песчаной бури. Несмотря на все усилия, полностью уберечь от песка припасы и сосуды с водой и вином не удалось. Одежду и белье мы вытряхнули и проветрили, а вот выбить матрасы до вечера не успели, и пришлось ложиться на скрипучие от песка постели.
Но главной проблемой было другое: необходимо придумать способ пробраться в Александрию. Ехать открыто невозможно — надо замаскироваться. С учетом того, что мне нужно не просто попасть в город, но проникнуть в тщательно охраняемый дворец, задача казалась невыполнимой.
Я сопоставляла различные возможности. Пролезть через систему канализации? Это отвратительно и опасно. Притвориться служанкой? Слишком ненадежно. Надеть медвежью шкуру, чтобы меня привел «бродячий дрессировщик»? А если они спустят на «зверя» собак? Спрятаться в клеть со съестными припасами? В город попасть, может быть, и удастся, но не к Цезарю. В его покои еду ящиками не носят.
Я лежала на постели и тупо смотрела на устилавший пол шатра узорчатый ковер. И тут меня осенило.
— Слишком опасно, — сказала Ирас. — И не подобает царице.
— Вот поэтому никто и не заподозрит, — настаивала я.
— Ты можешь задохнуться, — предостерег Мардиан.
— Или тебя искусают блохи, — пошутил Олимпий. — На данный момент это самая большая опасность. И как, скажи на милость, отреагирует Цезарь на царицу, вылезающую из пыльного ковра и покрытую блошиными укусами?
— Может быть, он покроет следы укусов поцелуями? — пошутила Ирас, подняв бровь.
Я попыталась улыбнуться, хотя, по правде говоря, эта часть плана представлялась мне самой пугающей.
— Тебе придется снабдить меня мазью от блох, — сказала я Олимпию.
— А если Цезарь поднимет крик и его охранники заколют тебя? — спросил Мардиан.
— Нет, это невозможно. По всем отзывам, Цезарь никогда не теряет самообладания. Вряд ли человек с такой репутацией закричит от неожиданности.
— Ты обманываешь себя. Скорее всего, он подумает, что к нему явился наемный убийца. В конце концов, это куда более вероятно, чем доставленная в ковре царица.
— Значит, придется положиться на богов, — решительно заявила я. — Все в их власти.
Действительно, ничего другого не оставалось. Иного способа попасть к Цезарю не нашлось, а предугадать его реакцию или повлиять на нее у меня не было никакой возможности, хоть от этого и зависела моя судьба.
Именно тогда, Исида, я поняла, что должна довериться тебе. Когда решается вопрос жизни и смерти, когда судьба человека висит на волоске, ему приходится принимать отчаянные решения и ставить на кон свое будущее.
Я вручила его тебе, о богиня, и ты отнеслась ко мне благосклонно. Хвала тебе!
Найти отважных людей, добровольно согласившихся переправить меня в Александрию, оказалось нетрудно. Один у нас имелся — Аполлодор, купец из Сицилии, что поставлял нам ковры и палатки. Куда большие трудности ждали меня по достижении цели. Мне могли потребоваться знания и опыт, которые у меня полностью отсутствовали.
Но боги, по доброте своей, не даруют одним смертным абсолютного превосходства над другими. Поэтому у Цезаря, по многим своим качествам казавшегося сверхчеловеком, оставалась одна вполне человеческая слабость. Он был склонен к любовным утехам — или, говоря совсем откровенно, к плотским утехам.