Дневники Клеопатры. Восхождение царицы
Шрифт:
Сердце мое упало. Судя по всему, когда он уберется из Александрии, он прихватит с собой наши лучшие вещи. Ограбит дворец, заберет себе греческие статуи, египетскую мебель и картины. А мой безмозглый братец и пикнуть не посмеет! Снаружи уже доносились слабые звуки, возвещавшие о приближении рассвета. Я могла определить час по едва уловимому изменению ветра, проникающего в палатку. Скоро придут будить меня, а когда солнце поднимется над песками, передо мной предстанет перебежчик. Хорошо, что о содержании его рассказа меня уведомили заранее.
Перебежчик
Я облачилась в царские одежды, дабы он видел, что пришел не к бродягам и разбойникам, а на сторону законной правительницы.
Солдат пал ниц, целуя землю, а потом поднял голову и возгласил:
— О великая царица Востока, моя душа принадлежит тебе, как и мое тело! Я ожидаю твоих повелений.
Я, как и многие до меня, подумала: предатели могут быть полезны, но доверять им нельзя.
Все обстояло так, как уже доложил Мардиан. Черное дело совершено Ахиллой и римским командиром Септимием, одним из бывших подчиненных Помпея, однако вдохновителем злодеяния был Феодот. Он заявил: «Мертвый лев не укусит». Это практическое соображение заставило их забыть о долге, чести и обязательствах, а Помпей нашел свою смерть у тех самых берегов, где по праву рассчитывал обрести помощь и поддержку.
Его обезглавленное тело швырнули на песок и оставили там, позволив вольноотпущеннику Помпея кремировать останки погибшего господина. Бедняге пришлось собирать на берегу дерево для костра, но найденных веток оказалось явно недостаточно. Тело…
— Довольно о мертвых, — остановила я рассказчика. — Лучше поведай, что случилось по прибытии Цезаря.
— Только с чужих слов, царица, ибо меня там уже не было. Мне хватило того, что я видел. Я твердо решил дезертировать при первой возможности. Поэтому встретить Цезаря мне уже не довелось, я лишь слышал, что он прибыл в Александрию. Феодот решил подольститься к нему, преподнеся голову и кольцо, но Цезарь пришел в ярость. Я слышал, что Феодот сетовал на неблагодарность римлянина перед тем, как сбежать.
— А где сейчас Ахилла? И Птолемей?
— Ахилла по-прежнему в Пелузии, напротив твоей армии. Птолемей мечется между армией и Александрией. Цезарь живет во дворце. Последнее, что я узнал перед побегом, — он высадился как римский магистрат, со всеми знаками отличия и власти, словно ожидал признания и повиновения. А Феодот бормотал, будто Цезарь претендует на право быть третейским судьей между тобой и Птолемеем.
Неужели это правда?
— Какова, по твоему мнению, обстановка в городе? Хорошо ли он защищен?
— Очень хорошо. Ахилла позаботился об обороне. У ворот караулы, на башнях стража, гавани перекрыты.
— Получается, Цезарь в ловушке?
— Да. Но сам он, похоже, видит ситуацию иначе. Кажется, это положение его не беспокоит.
Итак, Цезарь блокирован внутри. А я — снаружи.
Прошла неделя, потом две. Ничего не происходило. Наши армии продолжали стоять одна напротив другой, разделенные полоской пустыни, и ни та ни другая не двигалась с места. Потом появился еще один дезертир и принес новое известие: Птолемей перебрался к Цезарю, и теперь они вместе живут во дворце. (Интересно, что рассказывали Ахилле нашидезертиры? Что мы пребываем в нерешительности? Устали ждать, но не находим сил для того, чтобы навязать противнику сражение?)
День за днем мы сидели у стен под тенью пальм и ждали. Верблюды дремали, прикрыв веки с длинными ресницами, а от скал под прямыми лучами солнца исходил характерный запах перегретого камня. Нас охватила своего рода апатия: казалось, мы провели здесь уже целую вечность и останемся навсегда.
Однажды дневной свет начал меркнуть. Начальник стражи, уроженец Газы, явился ко мне и объявил:
— Готовьтесь! Надвигается песчаная буря!
Нам пришлось наглухо, в несколько слоев, закрепить пологи шатров, плотно обвязать материей все сундуки и короба, а главное — закрыть плотными повязками лица. Когда ветер принесет взвесь мельчайших песчинок, дышать можно будет только через марлю.
— Поторопись, Ирас! — велела я. — Поставь сундуки с деньгами и шкатулки с драгоценностями на расстеленный плащ, чтобы они не ушли в песок. Да, и кувшины с водой тоже. Потом закутай все это сверху, а сама иди ко мне. Накроемся вместе еще одним плащом, а поверх него набросим одеяло. Получится палатка в палатке.
Ирас сделала все это, и мы стали ждать. Ветер усилился, и вместе с его завыванием стенки шатра прогибались внутрь. Песок проникал сквозь самые крохотные щели в ткани, просачивался, почти как вода. Воздух из-за него подернулся туманной дымкой.
Песчаная буря бушевала несколько часов. Наконец к ночи она стала стихать, но мы еще некоторое время не осмеливались пошевелиться. Нам повезло, что она началась днем, когда заметны признаки ее приближения, и людям удалось подготовиться. Я уже собиралась поднять полог, но тут стенка палатки вновь вспучилась внутрь: ветер все еще оставался сильным, хотя, кажется, больше не нес с собой столько пыли. Неожиданно полог приподнялся, в проеме показались руки. Я увидела, как кто-то заползает внутрь.
— Здесь, господин, — послышался голос одного из моих стражей.
За первой фигурой проследовала вторая, тоже на четвереньках. Обе были полностью закутаны в плащи.
— Царица, — позвал страж. — Ваше величество, вы здесь?
Я откинула плащ, но оставила на лице вуаль.
— Да, здесь. Кого ты ко мне привел? Назови его имя.
— Это Руф Корнелий, посланец Цезаря.
Посланец Цезаря! Я застыла.
— Мы примем его. Встаньте и откройте свои лица.