Дневники русских писателей XIX века: исследование
Шрифт:
На этой стадии развития у значительной части юношества пробуждается потребность придать хаотическому движению души и тела некоторую упорядоченность, локализовать сильнейшие внутренние импульсы посредством языка. Слову в таких случаях придается магическое значение, и, надо признать, не без оснований. Как сгусток мысли и функции я-сознания слово на стадии индивидуации оказывается регулятором душевных движений, а порой и тормозом внутренних конфликтов. Массовое увлечение дневниками в юношеском возрасте подтверждает гипотезу о психотерапевтической функции этого способа самоосуществления.
Вместе с общепсихологическими процессами, отразившимися в ранних дневниках, в них формируются и определенные литературные, жанровые закономерности. Их общезначимость для жанра так же не зависит
Своеобразие юношеских дневников заключается еще и в том, что многие авторы прекращают их ведение в момент завершения процесса индивидуации. И лишь натуры противоречивые, психически неуравновешенные, душевная жизнь которых развертывается как цепь конфликтов и критических состояний, продолжают работу над ними и в следующем психологическом возрасте.
Душевная жизнь Чернышевского лишь на стадии созревания и роста сознания была отмечена рядом сложностей и противоречий. Именно в этот период будущий мыслитель и революционер подробно описывал обе стороны своего бытия – внешнюю и внутреннюю. В конце дневника перед нами предстает уже сформировавшаяся – психологически, умственно и социально – личность автора. Все основные компоненты личности оказываются завершенными: мировоззрение, социальная адаптация, готовность к семейной жизни, творческая способность. И с ними оказывается исчерпанной психологическая проблематика дневника. Проследим поэтапно литературную и психологическую эволюцию, отраженную в дневнике.
Периоду психологической индивидуации свойственны поиски основы той теории, которая могла бы стать доминантой формирующегося мировоззрения молодого человека. В дневнике эта тенденция выражается в виде большого числа выписок из сочинений классиков философии, из социальных и этических трактатов, исторических трудов, сопровождающихся пространными комментариями-рассуждениями. Такую практику мы встречаем в дневниках А.И. Тургенева, A.B. Никитенко, И.С. Гагарина, молодого Л.Н. Толстого, А.И. Герцена и ряда других, менее известных литераторов. Подобные штудии имеют четкие временные границы и, как правило, заканчиваются наступлением творческой и гражданской зрелости.
Дневник в данный период является своеобразным тиглем, в котором переплавляются мировые идеи и из их сочетания формируется органическая доктрина, которая становится путеводной звездой для юного мыслителя. Эта часть дневника бывает наиважнейшей с точки зрения идейного роста автора.
Чернышевский начал вести дневник в университете, когда отчетливо обозначился круг его духовных интересов. По дневниковым записям можно предугадать будущую направленность литературной деятельности их автора. Чернышевский – человек поколения конца 1840-х годов, для которого доверие к идеалистической философии было основательно подорвано бурными политическими событиями в Европе. Поэтому интерес интеллектуально озабоченной молодежи резко сместился в сторону политики, социальной истории и революционной теории. В дневнике будущего автора «Июльской монархии» преобладают разборы сочинений таких мыслителей, как Гизо, Мишле, Фурье, Л. Блан, отчасти Фейербах. Главное внимание уделяется французским событиям и идейным вождям радикальных политических движений.
В дневнике просматривается целая система идеологических акцентов, которая носит не констатирующий, а воспитательный характер: «Весь день читал все «D'ebats». Странно, что я стал человеком крайней партии <…>» (с. 115); «Изложу мои мнения о Франции» (с. 224); «<…> он <Луи Блан> первый был моим учителем <…>» (с. 358).
Отличительной особенностью дневника Чернышевского в рамках рассматриваемого функционального типа является то, что не в пример своим собратьям по перу (А. Тургеневу, А. Никитенко, Л. Толстому
Функция дневника периода индивидуации заключается в упорядочении, систематизации того умственного багажа, которым располагает юный автор на данный момент. Хаотическое нагромождение разнородного материала препятствует выбору главного направления будущей деятельности, и поэтому требуется четкое разнесение по отраслям и рубрикам различных форм сознания с последующим изложением взглядов на данный предмет. Этот общераспространенный прием встречаем и в дневнике Чернышевского.
На протяжении всей основной части дневника предпринимаются попытки систематического изложения позиций по фундаментальным мировоззренческим проблемам в форме рубрикации: «Обзор моих понятий. – Богословие и христианство <…> Политика <…> Литература <…> Мысли <…>» (с. 66); «Напишу что-нибудь о моих религиозных убеждениях» (с. 132); «Должен написать что-нибудь о своих мнениях и отношениях. 1. Религия. 2. Политика. 3. Наука. 4. Литература. Надежды и желания» (с. 297).
Вторым функциональным элементом дневника периода индивидуации является составление жизненного плана и контроль за его выполнением. Большинству авторов юношеских дневников свойствен ригористический подход к этой сфере своего бытия. Как правило, за основу берутся два полярных показателя – этический идеал (или норма) и актуальное состояние автора: его дурные привычки, недостатки слабости. Задача состоит в постепенном сближении обеих полярностей. Причем чем больше встречается препятствий на пути выполнения задуманного, тем последовательнее и настойчивее проводятся «правила» и «распорядок» (Н. Тургенев, В. Жуковский, Л. Толстой).
Создание жизненного плана составляет одну из главных функций дневника Чернышевского. Однако характер этих планов преимущественно позитивный и оптимистический. Все те недостатки, которые замечает в себе автор, не входят в противоречие с идеалом, а последовательно преодолеваются: «Итак, я думаю, что постепенно все исцеляюсь от своей способности смущаться и конфузиться <…>» (с. 137); «<…> у меня недостаток проницательности <…> я узнаю человека в год, между тем как другой узнает в одну минуту» (с. 145); «<…> я приеду в Саратов через год, через два уже степенным человеком, между тем как в глазах слишком многих еще имею слишком многие следы ранней молодости» (с. 397); «Есть вещи <…> которые бывают с другими в 15–16 лет, а со мною только теперь хотят быть хотят быть <…>» (с. 259).
В дневнике часто встречаются оптимистические прогнозы на будущее, которые также входят в сферу жизненных планов автора. На первый взгляд, они кажутся беспочвенными и отдают юношеским идеализмом. Однако сравнительный анализ подобных высказываний на фоне всего дневника показывает эволюцию различных составляющих мировоззрения автора, в котором намеченные перспективы выглядят вполне реалистично. Они подкрепляются деловым подходом автора к важнейшим жизненным проблемам – от создания семьи и планирования расходов до взаимоотношений с родителями и духовными наставниками: «<…> через несколько лет я журналист и предводитель или одно из главных лиц крайней левой стороны, нечто вроде Луи Блана, и женат, и люблю жену, как свою душу <…>» (с. 298). В отличие от литературно-идеалистических проектов Жуковского, Л. Толстого или Надсона, жизненные планы, изложенные в дневнике Чернышевского, заключают в себе элемент прагматизма с трезвой рассудочностью. В этом сказывается влияние разночинской среды, взрастившей будущего писателя, и ранняя определенность жизненных целей. В этом же видится и причина того, что вскоре по выходе из университета потребность в ведении дневника отпадает сама собой. Функция систематизации знаний, выработки идей, критики и самовоспитания оказывается выполненной. Психологическое, гражданское и духовное самоосуществление состоялось.