Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
Выходя от Часов, встретил на крыльце одного христианина из Ода- вара, вместе с самой усердной и умной тамошней христианкой, Марией Такахаси. Сказали, что ко мне, по делу, явились.
— Какому делу?
— Не оставляйте навсегда о. Павла Савабе в Одавара и не берите от нас о. Петра Кано.
— Да кто вам сказал, что это будет?
— Они, бывшие немирные говорят это: «Видите, — говорят, — о. Павел прислан исповедать и приобщить, — разве это было бы, если бы о. Петр остался в Одавара?»
— Но о. Павел там потому, что сам о. Петр просил прислать его поисповедать помирившихся, так как у него, о. Петра, они, быть может, еще стеснялись бы вполне раскрыть свои души, как это требуется на исповеди.
— Они говорят, что о. Петр будет выведен в Идзу, а Одавара останется навсегда за о. Павлом.
— Никому и в голову не приходило это. Это не может быть уже и потому, что о. Павел должен быть в Сиракава, куда он прошен, куда согласился и назначен. Все эти попытки показывают только, что помирившиеся еще не совсем успокоились, как не вдруг успокаиваются волны после бури. Не обращайте внимания ни на это, ни на всякие другие в подобном роде толки; выслушивайте их спокойно и не отвечайте, чтобы не развязался спор, который может окончиться ссорой и опять разладом. Пусть говорят, что хотят. О. Петра у вас никто не отнимет. Толки улягутся, и все со временем войдет в свою обычную колею, — И так далее. Они успокоились; оба наделенные христианскими брошюрами и иконками и угощенные великолепным обедом, возвратились, чтобы успокоить пославших их.
3/15 марта 1899. Среда
первой недели Великого Поста.
От часу не легче! После Утрени приходил редактор Петр Исикава, показывает письмо о. Павла Савабе: просит сей его в Одавара, — разладилось–де все, — вновь дым коромыслом. Очевидно, старик (все, написанное ниже об о. Павле — ошибка. Смотри ниже 5/17 марта) стал так фальшивить против о. Петра Кано — растаял, как сахар в воде, от угождений немирных людей и, должно быть, дает им понять, что «я, мол, согласен быть в Одавара, если о. Кано будет удален», — наверное, что–нибудь в этом роде; недаром вчера те, из Одавара, умоляли не оставлять его надолго или навсегда в Одавара. Чуть ли не рассчитывает употребить Исикава орудием для убеждения меня взять о. Петра из Одавара. — Во всяком случае плохой он помощник мне; всегда, вместо помощи, только портит. Коварство, знать, самая глубокая черта японца, коли она такая неискорененная даже у о. Павла Савабе, первейшего из христиан! Ведь как лобызались с о. Петром, как и мне обещал все вести к закреплению мира, и вот! Скука, знать, одолевает его от ничего неделанья в Коодзимаци, потому что ровно перст о перст не ударит за год, но получая от Миссии обильное содержание. Захотел еще побездельничать в Одавана, — кстати, и Тоносава, и другие виды близко; ну и колет его выжить о. Петра из Одавара. Э-эх, грехи тяжкие! — Дал я наставление Петру Исикава, упомянул, для его частного сведения, и о двуличности Савабе, дал пять ен на проезд и отправил.
После Обедни еще сюрприз: Игнатий Симода с хакодатским гиюу Павлом Нисиока (в очках) являются — жаловаться на зловредность бывшей летом со стороны их врагов публикации в газетах, что «дело рыбной ловли их — не церковное дело», что «Симода ложно назвался уполномоченным от Хакодатской Церкви» и прочее, публикации, сделанной будто бы по моему распоряжению. Старая и оскомину набившая история, показывающая лишь, как дрянны японцы всякой стороны, по крайней мере, те, с которыми мы до сих пор имеем дело. Жаль и Симода, если правда, что у него вследствие этой публикации отобрали рыбные ловли на Сахалине, хотя это едва ли верно; там теперь вообще идет пересмотр правил о рыбных ловлях. А из врагов его главный и наиболее ядовитый кто же? Алексей Яманака, почти такой же старый христианин, как Савабе, бывший катихизатор, даже терпевший гонение за проповедь в Акита, потом здесь, в Токио, — самый первоначальный заведыватель зарождавшейся тогда здешней Женской школы, словом — заслуженный и уважаемый христианин, и долой с головы венец всех заслуг сам своей рукой, — под ноги его, в грязь его! В Хакодате он в последние годы самый главный мутитель и враг Церкви, ненавистник священника, старающийся выгнать его из Хакодате — вот точно так же, как враждующие против о. Кано в Одавара добиваются изгнать его из Одавара, несмотря на то, что большинство и там, и здесь любят своих священников и всячески стараются удержать их. Таковы японские христиане! Господи, выйдет ли когда–либо что–либо путное из них? Составят ли оные Церковь? Или это будет звук один? Недаром сердце мое еще не лежит к настоящей Церкви, и вся мысль в будущем; оттого и главный труд мой — переводы богослужения — для будущей Церкви.
Подброс пороха в жестянке наделал много хлопот полиции: со вчерашней ночи уже не один, а два полицейские ночью бодрствуют на дворе Миссии; днем полицейский в форме прохаживается по двору Миссии и крыльцу Собора, видимо, для публичного заявления, что правительство отнюдь не желает несчастия Миссии и позора Японии.
4/16 марта 1899. Четверг
первой недели Великого Поста.
О. Павел Морита оживил Церковь в Маебаси. Помогай Бог ему! Просит плащаницу к Страстной; к сожалению, написанные плащаницы еще не украшены обычной обшивкой тропаря на материи. Мы теперь хлопочем о сем; с бархатом едва ли справятся, а на атласе, наверное, отпечатают тропарь с золотом; к будущему году, вероятно, приготовим и разошлем. Нынче же пусть подовольствуются плащаницей на бумаге.
5/17 марта 1899. Пятница
первой недели Великого Поста.
Имея в виду завтра служить Литургию, я сегодня за причастным сказал поучение готовящимся к причастию, сказываемое обыкновенно пред самым причастием, если не служу.
Часов в пять, когда мы с Нумабе занимались церковными делами, является Петр Исикава из Одавара и рассказывает: о. Павел Савабе позвал его туда по следующему поводу: когда о. Павел занимался там своим делом, для которого послан, относится к нему о. Петр с следующею речью: «Я не могу больше быть священником в Одавара по трем причинам: 1. содержание мне недостаточно; христиане обещанных мне пять ен давно не платят и нет надежды, чтобы платили; 2. у меня нет сил для управления такою большою Церковью, как здешняя; маленькою я могу управить, в маленькую и буду проситься; 3. хотя теперь мир восстановлен, но если я останусь здесь, то, наверное, мир опять расстроится. — По всем этим причинам я твердо решился просить о выводе меня из Одавара и помещении где–либо в маленькой Церкви, например в Идзу. Я ждал только времени, когда мир восстановится; теперь это сделалось, и я подам прошение епископу. Я и прежде просил об увольнении меня из Одавара; тогда это не было исполнено; теперь я намерен добиться, чтобы это было исполнено». — О. Павел Савабе убеждал его подождать Собора; но и на это о. Петр не согласен, а желает тотчас же проситься вон. Это и встревожило о. Павла, и он позвал Исикава туда.
Исикава все это рассказал, развернувши лист с наброском рукою о. Павла сущности и последовательности дела. Я, не прерывая, выслушал длинную речь и спросил:
— Говорили ли Вы с о. Петром?
— Как же! Тотчас же отправился к нему, и так как в комнате у него, при других, неудобно было вести откровенную речь, попросил его в Церковь, и там вдвоем мы беседовали, и он мне точь–в–точь сообщил то же, что рассказал о. Павел.
— Это для меня совсем неожиданно (ябу ёри боо). Содержание он в Миссии получает двадцать две ены, — ему с женой и двумя детьми, при готовой квартире, достаточно. Сил у него не меньше, чем у других священников, для управления Церковию. От новой ссоры удержаться в его воле. Итак, настоящая причина его нежелания оставаться в Одавара та, что ему надоело там, невтерпеж больше. Против этой причины ничего нельзя сказать, кроме как: «С Богом! Силою мы не намерены и не имеем права удерживать никого». О. Петр, правда, просился из Одавара; но это было в самом разгаре неладов его с христианами, больше года тому назад; и подавал прошение он тогда в гневе, в крайнем возбуждении; почему я и убедил его взять прошение назад. Теперь он в каком состоянии духа?
— Совершено спокоен и говорит о своем решении, как долго и крепко надуманном и бесповоротно утвержденном.
— Пусть и будет, как он решил. Только пусть подождет Собора. Самое важное, что нужно соблюсти в сем деле, это — что он сам решил и сам просится о переводе из Одавара. Избави Бог, если придан будет вид делу, что его изгнали оттуда. Это отзовется большим вредом для всей Церкви; тотчас же и в других Церквах начнутся интриги христиан против своих священников и требования, чтобы их переменили, ибо нигде нет идеальных священников, равно как идеальных христиан.
Я тут же продиктовал письмо к о. Петру: желание о его переводе будет исполнено; только пусть он потерпит до Собора; пусть соблюдет мир с христианами, чтобы никто не сказал потом, что он не вышел, а они изгнали. Теперь его прошение не будет принято уже и потому, что в Одавара некем заменить его до Собора. Но пусть он и своих сторонников приучает к мысли о разлуке с ним, чтобы они потом не возмутились и не стали враждовать против нового священника, как немирные враждовали с ним.
О. Павел Савабе с Петром Исикава прислал записку с просьбой о вызове его из Одавара. Ему я ответил, чрез Исикава: пусть окончит то, для чего отправился, то есть преподаст Таинства Покаяния и Евхаристии тем, которым еще не преподал, и затем вернется; дело же о. Кано для него совсем постороннее, и им ему смущаться нечего.
Обрадовался я очень и тому, что подозрения мои в недобросовестности о. Павла оказались совершенно напрасными. На сей раз он нисколько не нарушил святости своего долга и дела.
6/18 марта 1899. Суббота
первой недели Великого Поста.
Продиктовал я вышеозначенное письмо о. Петру Кано секретарю Нумабе, но ночью передумал: злоупотребить могут, — скажут, из Миссии велено было о. Петру удалиться из Одавара. Потому утром не подписал приготовленного письма, а сказал, чтобы Исикава частно от себя написал о. Петру, в ответ на то, что он говорил Исикава; мысли могут быть те же.