Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
— Сколько домов? — спрашиваю. — Двадцать три–четыре? — (Как и говорил о числе домов Исикава, подробно все узнавший.)
— Тридцать четыре, — отвечает Кометани, видимо, прилгнув.
Я дал тридцать четыре иконы (Божией Матери, небольшие, из Троицко—Сергиевой Лавры).
Был Мацумото Петр, из Оосака, возвращающийся из Нагаока и окрестностей к себе домой в Оосака. Его родина в Нагаока, где и поныне много родных его; говорил, что убеждал их слушать христианское учение у о. Метоки и некоторые будто бы ныне слушают и быстро крестятся. Получает оттуда керосин для продажи в Оосака, что ныне и составляет главное его дело. Про Оосакскую Церковь говорил, что о. Сергий Судзуки и катихизатор Каяно совместно не могут служить, — Каяно не подчиняется о. Сергию, которого Мацумото хвалит, а Каяно, напротив, обносит
В шестом часу, когда я гулял на площадке у Собора, явился диакон Яков Мацуда, вернувшийся с погребения катихизатора Филиппа Судзуки, и рассказал о сем погребении и о родных Судзуки. Погребение совершили они с о. Феодором Мидзуно, очень торжественно; была проповедь, провожали в облачениях до кладбища, восемь чё от дома; вчера было это — хорошая погода способствовала. Язычников было человек сто шестьдесят, христиан человек тридцать. — Родные Филиппа все — закоренелые язычники; мать и три брата — все богатые земледелы; особенно старший брат; но все крайне враждебно относились к Филиппу при жизни. Мать стала было ухаживать за ним во время болезни, но до того расстраивала его своими упреками в измене язычеству, что жена его, Дарья, попросила ее оставить ее одну, несмотря на то, что у ней на руках еще двое малых детей — девочек, четырех и двух лет. Отец Филипп а, при жизни своей, дозволил ему сделаться христианином и катихизатором, но зато лишил его части в имуществе; оттого Филипп с семьей жил только своим катихизаторским жалованьем; и ныне семья его не имеет ничего. Но, конечно, Бог не оставит ее. Ныне родные Филиппа советуются, как поступить с его вдовой и детьми, и еще решения своего не сказали. Увидим, что скажут. Если станут содержать, ладно; но под условием, чтобы дети воспитаны были по–христиански; нет, — так мы и сами воспитаем.
16/28 февраля 1899. Вторник.
О. Павел Савабе был: завтра отправляется в Одавара исповедать и приобщить бывших немирных. Просил катихизатора туда. Я говорил о Георгии Мацуно; но сей, по–видимому, мало надежен, — из Хацивоодзи, как видно, его не отпускают, хотя известия о сем еще нет. О. Павел хочет Петра Кураока; но сей отправился на юг, в Циукоку, для поправления от болезни; пусть о. Павел позовет его, если придет, ладно. Просил учителя пения. Призвали Елисея Хаякава, но сей представил такую трудность, что сын — двухлетний — слишком привык к нему, не может разлучиться с ним. В таком случае — Петра Ямбе послать? Но сей болен глазами, еще лечится. Пошел Елисей советоваться с Ямбе, — кто–нибудь из них должен отправиться с о. Павлом Савабе в Одавара. О. Павел Савабе еще явился ходатаем за Игнатия Симода, рыбопромышленника из Хакодате. Припечатки в газетах, бывшие в шестом месяце прошлого года, от врагов его, что «рыбный промысел его — не дело Хакодатской Церкви» и что «он обложно назвался уполномоченным Церкви, при ходатайствовании рыбных ловель в русских водах», — произвели свое дурное действие; поэтому, будто бы, у него отобраны ловли в двух местах, о чем телеграммой известил его переводчик его, находящийся ныне на Сахалине. Едва ли поэтому. Во всяком случае я могу помочь ему только, написав расписку в получении от него на Церковь из его рыболовельного дохода, четыреста ен, поставленных им в декабре прошлого года, — на русском языке для предъявления оной русским властям на Сахалине, в доказательство, что он не солгал, прося себе рыбных ловель и для пользы Церкви; каковую расписку я сейчас же написал и вручил о. Павлу для передачи Игнатию Симода.
Вечером пришел Петр Ямбе заявить, что ему трудно отправиться в Одавара, — врач не отпускает; потом — Елисей, что он отправится.
Погода стала совсем теплая, настоящая весенняя; болезнь горла совсем [прошла]. Перевод Паремий идет исправно; только расплаты сегодня очень мешали, по обычаю, — в последнее число.
17 февраля/1 марта 1899. Среда.
Катихизатор из квартала Хондзё, Иоанн Яманоуци, приходил. Показывает
— А здесь у Вас слушатели есть?
— Четыре человека.
— Как же с ними?
— Я могу передать их катихизатору в Асакуса.
— С своим священником, о. Семеном, советовались о сем?
— Нет еще.
— А с о. Савабе, в ведении которого христиане Фудзисава, говорили?
— Нет.
— Ступайте же к о. Семену Юкава, отпустит ли он Вас, и к о. Алексею Савабе, примет ли он Вас.
Часа чрез три Яманоуци пришел сказать, что о. Савабе очень рад, если он отправится в Фудзисава; послать туда он никого не имеет; все катихизаторы заняты в Токио, а послать следовало бы.
Вслед затем явился и сам о. Алексей Савабе и подтвердил то же. Кроме того, о. Алексей представил проект образования им общества: «Ейминся имон квай» и просил участия в нем. Члены по десять сен в месяц вносят и имеют право на помощь, когда умер глава семьи, получить на погребение десять ен, свыше семи лет, пять ен, ниже семи — три ены. Я сказал, чтобы записывали меня членом за десять домов бедняков, не могущих платить и десяти сен в месяц, — буду вносить одну ену.
18 февраля/2 марта 1899. Четверг.
Иоанн Яманоуци принес письмо от о. Семена Юкава, позволяющее ему отправиться в Фудзисава. Я дал ему на дорогу, и он отправился.
Елисей Хаякава отправился учителем церковного пения в Одавара поправить тамошних певцов, половина которых страшно разнят, а половина забыла пение, по нехожденью в Церковь, из–за немира с священником, ныне отшедшего (дай–то Бог!) в область предания.
А кого в Одавара катихизатором? Георгий Мацуно пишет, что его христиане из Хацивоодзи никак не отпускают.
19 февраля/3 марта 1899. Пятница.
О. Феодор Мидзуно вернулся с обзора Церквей в Симооса. Донесение довольно хорошее; катихизаторы трудятся; сеять проповеди у каждого много, в соседних деревнях, где везде есть слушатели, так как ныне время для земледельцев свободное для сего. У Филиппа Узава школа для мальчиков, которых ныне сорок, и для девочек, которых семнадцать, совсем духовная, по программе. В Оота, где умер катихизатор Филипп Судзуки, переведен Сократ Хираяма. Павел Канасуги, сверх чаяния, катихизаторствует отлично.
20 февраля/4 марта 1899. Суббота.
Фома Такеока, катихизатор в Цуяма, пишет большое письмо; очевидно, для помещения в «Сейкёо—Симпо», по прочтении; о хорошем состоянии свой Церкви, о том, что христиане помогают друг другу, особенно Иоанн Фукасе, тамошний богач и очень благочестивый христианин. Сей последний на свой счет посылал больную старуху христианку в Окаяма, в госпиталь; но не помогли ей доктора; вернулась в Цуяма и совсем ослабела; болезнь сопряжена была с непрерывными болями и страданиями. Телеграммой приглашен был о. Игнатий Мукояма напутствовать ее. Прибывши, он исповедал и приобщил ее; потом совершил над ней таинство елеосвящения, — и как обычно, при сем таинстве, совершенном здесь в простоте сердца, с верою и упованием, последовало чудо: боли внезапно прекратились; больная почувствовала себя так легко и спокойно, как будто у ней никаких болей никогда и не было; бывшие при сем язычники были до того изумлены, что заподозрили о. Игнатия в употреблении морфия для успокоения больной. Страдания потом к ней не возвращались, и она мирно и радостно почила о Господе.
О. Павел Косуги пишет, что катихизатор в Икеда, Авраам Енеяма развратился. На меченом коне далеко не уедешь! Ёнеяма раз уж выключен был со службы за дурное поведение. Потом брат его и другие стали просить принять опять на службу — «совсем–де исправился». Для опыта принят был, и вот опять… Написано же о. Павлу Косуги, чтобы, по точном исследовании, отставил его и отослал на родину, в Окаяма; в Икеда же, чтобы послал Даниила Хироока.
Из Накацу, катихизатор Матфей Юкава пишет, что бонзы там очень встревожились успехами христианства, — образовали союз против христианства, говорят проповеди, злословят. В добрый час! Орудуют в пользу христианства, популяризируют его; защититься же против него у буддизма нет средств.