Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
Был в Асакуса посетить старика Иону, одного из первоначальных и усердных христиан; старость приковала его уже к постели, в Церковь ходить не может — недолгий жилец в сем свете. Впрочем ему всего семьдесят два года, на семь лет старше меня. Стало быть, и мне не за плечами такая же немощь. Продли, Господи, только потрудиться для перевода богослужения!
6/19 февраля 1901. Вторник.
Сегодня похоронили восьмидесятичетырехлетнюю старушку Марию Оои на кладбище Аояма. Это одна из первых христианок по времени крещения в Токио и одна из лучших по усердию. Пока в состоянии была приходить в Церковь, не опускала ни одного богослужения; по кротости и смирению была точно дитя. Живя верою и молитвою, вероятно, в предчувствии
Вполне занят ныне составлением отчета за прошедший год и чтением с Накаем последней корректуры, также набело отпечатанных листов Нового Завета.
С 7/20 февраля 1901. Среда
по 11/24 февраля. Воскресенье.
Писание отчетов в Россию и чтение корректуры Нового Завета.
В воскресенье прибыл из Кёото помощник архитектора, строящего там наш храм, Цуда, посмотреть здесь устройство колокольни и как подвешены здесь колокола, чтоб там сообразоваться с этим.
В половине шестого был звон к вечерне и повечерию, по окончании которых, по обычаю, было прощание пред начинающимся завтра Великим Постом.
16 февраля/1 марта 1901. Пятница
1–й недели Великого Поста.
Вся неделя: ежедневное хождение в Церковь три раза, писанье отчетов и корректура Нового Завета. В Церкви все чтение происходило посреди Церкви, так как с клироса далеко не всем слышно, что читается; службы же почти из чтений и состояли. Я все время стоял на клиросе, так как из алтаря, напротив, нельзя разобрать, что читается посреди Церкви. Кроме учащихся, никого не бывало в Церкви; даже катихизаторов из города почти нигде — ни единого. Прискорбно до тяготы душевной, но что поделаешь! Знать, и в самом деле японцы безрелигиозный народ — никогда ни у кого внутренней потребности помолиться не находил я у всех воспитанных мною! Участь моя — участь наседки, высидевшей утят: тут они все, пока греются под крылом; как прочь — и нет их, уплыли в мир!
В письмах из Церквей ничего замечательного; по обычаю, в одном месте развод супругов, с вопросом священника (о. Усуи): «Что делать?» И ответом отсюда: «не позволять» (чего почти никогда не слушаются); из другого места — просьба принять в Женскую школу, и ответ отсюда — «нельзя, школа переполнена».
Некто, служащий по проповеди у протестантов, рассорился с своим принципалом и просит принять его в православие «бокуси» (пастырь!). Отвечено: пусть пройдет здесь курс Катихизаторской школы и тогда просится на службу здесь.
[Пропуск в оригинале]
19 февраля/4 марта 1901. Понедельник
2–й недели Великого Поста.
Был некто Гондо [?], довольно известный в журнальном мире, поговорить об Японии. Задал вопрос: как я смотрю на японский народ? Вижу ль в нем хорошее, и что? Вижу ль дурное, и что?
Я отвечал, что японский народ — современник древним государствам, которых теперь и следа нет, тогда как японский народ жив и полон сил; стало быть, в нем есть прочные задатки жизни. Что это? Добродетели, привлекающие на японский народ охранительную
20 февраля/5 марта 1901. Вторник
2–й недели Великого Поста.
Из Саннохе Наталия Арахама привезла девочку в здешнюю нашу школу. Наталия — бывшая воспитанница нашей школы, ныне одна из первых учительниц в школе города Саннохе, имеющей шестьсот учащихся мальчиков и девочек. Привезла кучу гостинцев оттуда: яблок, яблочной пастилы, кедровых орехов; говорила, что Церковь там ныне довольно оживлена: есть приготовленные к крещению и дальнейшие слушатели, и прочее.
21 февраля/6 марта 1901. Среда
2–й недели Великого Поста.
Спиридон Оосима, катихизатор в Микато и Кама, пишет, что христианин Нагай, пожертвовавший когда–то 450 цубо земли в Кама на Церковь, продает ее как свою собственную.
Просит Оосима воспрепятствовать сему. Купчая еще не состоялась, ибо несколько противится сему делу христианин Суда, отец нынешнего гувернера и учителя в Семинарии Петра Суда, и вместе отец жены Нагая. Но неустанно хлопочет о том, чтобы продажа состоялась, Митрофан Тоеда (которого сын есть в Семинарии — безнадежный, стало быть, для службы церковной, коли отец такой; непременно после стащит его для какой–нибудь мирской денежной службы). Нагай теперь в Токио, поэтому призвал я Петра Суда и поручил ему привести ко мне Нагая, чтобы убедить его не позорить себя продажею того, что давно уже нс ему, а Богу принадлежит. Едва ли Нагай придет. Жаль, что документом не был закреплен подарок за Церковью. На слово же и совесть японца положиться — вот что и выходит. Не впервой!
22 февраля/7 марта 1901. Четверг
2–й недели Великого Поста.
Матфей Юкава, катихизатор в Накацу, пишет, что терпит гонение от своих односельчан Феодор Абе, брат Афонасия (за которым Иоанна, дочь Нумабе): Продал Феодор буцудан (буддийскую божницу), что у буддистов считается актом крайнего нечестия и что он сделал как христианин, сбыв вещь ему ненужную (хотя лучше бы ему было сжечь, а не продавать); за это его все так возненавидели, что не хотят сноситься с ним. Феодор сам не смущается этим, а жена его и мать ее очень опечалены, как язычницы еще. Юкава пишет, что он своими речами утешил их, и что они скоро будут крещены.
Пишет еще Юкава об одном бонзе в Накацу, уверовавшем и принявшем оглашение. Дай Бог, чтобы обращение было истинно!
23 февраля/8 марта 1901. Пятница
2–й недели Великого Поста.
О. Алексей Савабе приходил сказать, что у него в Акасака христиане бунтуют из–за того, что катихизатор взят от них, подбивает их Такабе, который и права не имеет участвовать в церковных совещаниях, так как сына своего женил по–язычески, тогда как и сын, и невеста его были христиане. Дал ему наставления, которые, если соблюдет, ладно; но соблюдать–то он не мастер.
Заказал смету на водопровод и в Семинарию.
24 февраля/9 марта 1901. Суббота
2–й недели Великого Поста.
Петр Ямбе, причетник, вернувшись с погребения христианина в Оцу (провинции Хитаци), рассказывал, что в доме, где умер христианин и они с о. Титом отпевали его, ни ему, ни о. Титу не предложено было ни чашки чая, ни чашки риса; словом, ровно ничего, тогда как тут же угощаемы были собравшиеся на погребение язычники. Невообразимое свинство!