Дневники св. Николая Японского. Том ?
Шрифт:
Я должен был пойти стать против алтаря по условию с Преосвященным Алексием. Певчие из лицеистов. — Экзаменовались из Закона Божия и греческого языка по Новому Завету выпускные. Отвечали прекрасно из Закона Божия, если взять во внимание, что у них всего один класс в неделю. Но из греческого языка мне кажется, неудовлетворительно, когда могли читать не все, а только Евангелие от Иоанна или Послание к Ефесянам. — После экзамена я должен был сказать несколько слов воспитанникам; стакан чаю, и я попросил посмотреть лицей. Сам Михаил Николаевич провожал вместе с инспектором. Заведение положительно образцовое: воспитанники имеют классные комнаты, занятые, рекреационные, тут же около спальные, для питья молока, — все это отдельно; потом общую столовую, гимнастическую залу, баню — внизу, актовую залу, Церковь (с очень низеньким иконостасом, чтобы все богослужение было видно), больницу и сад. По словам Каткова, все это придумано и устроено Павлом Михайловичем Леонтьевым, которого портрет мы видели в библиотеке. — На самом верху — комнаты для студентов университета — из Лицея; у каждого студента — комната; столовая — общая… Воспитанников в Лицее до 300; пансионеров почти половина из этого числа. Платят пансионеры 500 рублей или 600 и больше, а есть и gratis. — Ломоносовская семинария. Словом, лучшее из заведений, какое мне случилось видеть. — Заехали в Классическую женскую гимназию мадам Фишер. Видели половину воспитанниц. Я поблагодарил их за пожертвование для Миссии. Осмотрели комнаты, попросили сыграть на фортепиано, что сделали две племянницы Преосвященного Алексея с двумя классными дамами — в восемь рук. Осмотрели сад, видели куропаток. — Заведение очень серьезное. Готовятся женщины серьезные по образованию, которые будут в состоянии приготовлять и мальчиков к поступлению в Гимназию. Дай Бог процветания! Вернувшись, продолжал укупоривать вещи. Была всенощная отдания Пасхи; но я только мимобеганьем слышал пение ирмосов «Воскресения день» — в Церковь, к несчастью, некогда было. Приготовили к отсылке 18 ящиков; гимназисты — карапузы сделали надписи. После всенощной вечером позвали к Преосвященному, где пили чай мадам Фишер с воспитанницами — человек восемь; они часто бывают у Владыки; «Мы — саранча Саввинского Подворья», — пошутила мадам Фишер. — С Филипычем, келейником Владыки, съездили в баню, на этот раз очень хорошую, только полы и
28 мая 1880. Среда.
В Троицко–Сергиевой Лавре
Утром отослал ящики на железную дорогу — в товарный поезд. К обедне не поспел — и тоже только мимоходом слышал пение пасхальных часов. — Преосвященный Алексей поехал в Чудов монастырь по случаю совершающегося сегодня в Петербурге погребения Государыни Марии Александровны. — Митрополит совершает заупокойную литургию, а после будет панихида. Я с двенадцатичасовым поездом отправился в Лавру, вчера предудпредив телеграммою Наместника о. Леонида о том, что Митрополит позволил мне на Вознесенье служить в Лавре. — В Посаде — на станции встретил монах, и карета была прислана. Комнаты отведены очень приличные. О. Леонид любезно принял, угостил обедом, после чего я осматривал Лавру в сопутствии келейника о. Алипия, бывшего на Афоне и в Иерусалиме. Богомольцев столько теперь здесь, что в Соборе Преподобного Сергия невозможно было пройти приложиться к мощам; по случаю свободы еще от сельских работ всегда в это время бывает много. Слазил на колокольню и оттуда любовался Лаврой и видами: на восток — скит, — несколько правее Вифания. [46] Церквей видно в Посаде пять, в дальних селах больше того. — Большой Собор поправляют теперь — под полом проводят трубы, чтобы не было сыро. — В шесть часов началась всенощная и шла до половины десятого; я выходил на литию и полиелей, после чего помазывал освященным елеем народ до самого отпуста, а осталось еще, говорят, на час, меня уже позвали в алтарь, а жаль было оставить народ — с таким усердием богомольцы подходят. — После всенощной с балкона о. Леонида слушали пение соловьев в Лаврском саду; причем он рассказывал о себе, как попал в Лавру, — о Кротковой и ее интригах и прочем.
46
Спасо–Вифанский мужской монастырь (см. Предметно–тематический указатель).
29 мая 1880. Четверг.
Вознесенье. В Троицко–Сергиевой Лавре
Спал дурно: пуховики были, и вечером чаю напился. Утро прекрасное. Когда зазвонили, с наслаждением купался в волнах звуков дивного лаврского Царя–Колокола в четыре тысячи пудов. Звуки чистые, густые, заставляющие воздух дрожать. — До службы, с семи часов осмотрел литографию, где был десять лет назад. Всех произведений ее по экземпляру предложили в подарок. — В помещение фотографии; предложили и здесь по экземпляру; хорошо, если пришлют. И самого сняли здесь. — К обедне. После службы с час благословлял богомольцев. Обед, на котором был и ректор Академии протоиерей Сергей Константинович Смирнов, простой и дельный человек. Наместник взял меня в карету и повез осматривать Вифанию; в Церкви Платона — семинаристы, в Соборе — все по–старому, в Крестовой Церкви Платона — иконостас из занавеси, в комнатах — Леонид, кричащий. К счастию, отсюда уехал; а я спокойно осмотрел Семинарию с инспектором–архимандритом. — В классе, в жилых комнатах, где и койки же, — везде пыль и бедность; по полу от выбитых сучьев ходить трудно. Бедность поразительная. В библиотеке видел кипы царских писем к Платону, между прочим — письмо Павла с угрозами, что Платон не хочет ордена. — Семинаристы очень понравились: бодры, здоровы, лица осмысленные, благовоспитанные, одетые весьма порядочно. Приглашал в Японию, когда кончат курс в Академии. — В Скит. С трезвоном встречать и провожать везде велел наместник, — надоели. — Осмотрел Церкви — внизу и вверху, где все деревянное, но драгоценное, — столовую, где пил квас весьма хороший; показывал все о. Антоний — игумен. Потом смотрел древнюю Церковь и комнаты Высокопреосвященного Филарета. Простота во всем поразительная. В домик Наместника против пчельника. О. Антоний принес подарок Скита — резные вещи. Малина и клубника — угощение; чай и мед. Съездили отсюда к пещерам; осмотрели пещеры; поклонился чудотворной иконе Черниговской Божией Матери и купил за шесть рублей иконку ее. Пономарь подарил свое произведение — живущий в пещере. В Киновии видел трех братьев — основателей ее, с отцом, — ныне умерших; кладбище лаврских иноков у озера. — Вернувшись в скит, с о. Леонидом съездили в
Пустыньку, — верст пять отсюда — в лесу. Женщины здесь, как и в Скиту, не бывают. Но на пещерах и в Киновии бывают; на пещерах — выстроены гостиницы. — Непочтительная дама в белом. — В Пустыньку и оттуда ехали шагом; о. Леонид страшно надоел болтовней о своих заслугах и бранью всего нынешнего, в котором забывает себя одного. — Тишина в Пустыньке привлекательная. Едва упросил не звонить. Красоты и великолепия всех храмов здесь и в Москве не опишешь и не упомнишь. — Вернувшись в Лавру, у себя виделся с магистром Соколовым — земляком, принесшим свое магистерское сочинение — о протестантах, — с о. Иосифом, которого звал в Японию учить певчих, и согласился. — К о. Наместнику ужинать. — Страшное явление неприличного гнева его, лишь только — о певчих. «Не позволю взять никого! Митрополиту пожалуюсь! Не подговаривайте!» Горькие чувства и мысли испытал я — не за о. Иосифа, которого, возможно, я и не взял бы, а за о. Леонида. Что за феномен! Поужинали мирно, но мне вспомнилось… Вот она дружба–то! И христианское участие тоже! Как до дела — и не выслушивают, сейчас в бороду готовы вцепиться. Впрочем, не из духовных, а из военных, — шпицрутенное и благочестие. Приятнейший из дней крайне испорчен был под конец. В первый раз в жизни наткнулся на такое непонимание интересов Церкви в лице видном.
30 мая 1880. Пятница. В Москве
Утром в восьмом часу — в Академию. О. ректор ласково принял, угостил чаем в кабинете. Пришел и Наместник о. Леонид. Ректор показал залу Академии с великолепнейшей росписью потолка и старинною печью. Дом Академии прежде был Дворец, построенный для Елисаветы Петровны, и потому стены, потолок и ниши окон изукрашены. Призванный ректором студент Ал. Вас. Мартынов показал остальное в Академии: аудиторию, комнату жилую, где не так чисто и элегантно, как в Петербургской академии, — паркетный пол не натертый, пыльно. — Библиотеку показал библиотекарь; превосходное здание, нарочно для библиотеки построенное, — восемь зал с арками вверху и восемь внизу; в библиотеке много редких рукописей, многотомных редких изданий (acta Sanctorum [47] ), — «Отче наш» на сотне языков — старая книга. — Вернувшись из Академии, осмотрел лаврскую ризницу. Если бы выключить пожертвования Анны Иоанновны, Платона и Филарета, что бы осталось! — А кричат о богатствах! Ризы преподобного Сергия, конечно, бесценное сокровище, но в другом роде. — Осмотрели живописную, начальник которой о. Симеон, автор «Приобщения пред смертию Преподобного Сергия», — земляк, вяземский, вчера познакомившийся вечером у о. Аполлинария. Обещал копию «Приобщения». Осмотрели все заготовленное по живописи и всю школу. — К молебну, пред которым простился с студентом Мартыновым и магистрантом Розоновым (которого видел сидящим в спальне студентов), принесшим для Миссии свое сочинение — «Евсевий». Отстояв конец обедни, вышел служить пред мощи преподобного Сергия. Пели все певчие; народу — полон храм. А мне грустно–грустно было, что до сих пор из Лавры и Москвы — нет тружеников для Миссии и. прикладываясь к мощам Святого Сергия, я не мог воздержаться умственно от жалобы: «Буду судиться с тобою пред Господом — отчего не даешь миссионера в Японию». — Наместник благословил иконой преподобного Сергия. — Пообедали у него. Прощаться пришел о. Алек. Сахаров. — О. ректор Академии — На станцию железной дороги; по правую руку дороги — дом Кудрявцева. — На вокзале в Императорской комнате — Варвара Дмитриевна Мусина–Пушкина. В вагон. — Николай Никитич Коцинский. Меня удивило в разных отношениях. — Дай Бог, чтобы нашелся миссионер из Московской академии. — До Хотькова монастыря с Коцинским. — После до Москвы Наместник терзал пошлейшими анекдотами. Видно, что не из духовных, и анекдоты–то все пустые и пошлые. До Саввинского Подворья Наместник так и не дал покою под предлогом успокоения. — Нашел на столе письмо Ольги Евфимовны, о Ф. Алек. [Феодосии Александровне], что ее теперь взять в Японию. Посоветовавшись с Преосвященным Алексеем, поехал в монастыри; Знаменский — о. Сергий дал пять экземпляров Апологии, 50 рублей, показал Церковь и Дворец Михаила Федоровича, где поразила одна комната, похожая на японскую, на втором этаже, — сосуд игрушечный и прочее. — В Сретенском о. Виктор, старик, едва вышедший, сказал, что вследствие указа Высокопреосвященного Иннокентия (вот, мол, это тебе за то, что ты не пожертвовал на Японскую Миссию — пропажа 30 тысяч) — уже пожертвовал тысячу рублей — а теперь не дал ничего. — В Высокопетровский. О. Григорий — очень ласково. Его брат на фисгармонии сыграл кое–что; прогулялись в саду; братия монастыря пожертвовала сто рублей.
47
Сборник текстов с рассказами о подвигах и жизни святых ( лат.) — примеч. сост. Указателей.
31 мая 1880. Суббота. В Москве
Утром — письмо к о. Исайи в Петербург с накладной, чтобы принял 18 ящиков, — к о. Феодору Быстрову — о том же, — к Ольге Евфимовне Путятиной, что Феодосию Александровну теперь в Японию взять не могу. — Сестра Феодосьи Александровны; отдал ей книгу из Петербурга, взяла еще пояс мой. Мадам Пассен пришла взять прощальное благословение, просил писать, дал адрес в Японию. Когда–то, шесть лет назад, писаное о Японии расположило ее к Миссии — можно видеть, как полезно писать о Миссии. — Поехал в Монастыри. Андрониевский. О. Модест показал храм, где под спудом мощи святого Андроника и Саввы, — первый был ученик преподобного Сергия. В комнате о. Модеста — великолепная икона двух чудотворцев — в серебре. — Накрапывавший дождь помешал подробнее видеть монастырь. — В Покровском о. Иоиля не застал. О. Геронтий своею суетнею возбуждал улыбку у одной из своих гостий. О. Митрофан угостил рябиновкой. В Новоспасском — Преосвященный Порфирий дал книги для Миссии, обещал и денег, поговоря со старшей братией. — Преосвященный Иоанн дал по шесть экземпляров своих брошюр о религиозном состоянии Америки — Показали Собор, наподобие Успенского, с отличною росписью, в коей, между прочим, представлен Страшный Суд, над которым и Император Николай Павлович призадумался, представлены Цари с сияниями, точно святые; гут же Церковь рода Шереметевых. В Симоновском монастыре, на конце Москвы, за рекой, — о. Евстафий подарил сто экземпляров своего сочинения о молитве Господней, сто рублей денег, брошюрки, угостил закуской, показал Собор, — Церковь, построенную Феодором Алексеевичем, с пятью престолами, Церковь
1 июня 1880. Воскресенье. В Москве
Обедню отстоял в Церкви Саввинского Подворья. Преосвященный Алексей рукополагал, между прочим, диакона для Майноского селения в Малой Азии, с согласия Константинопольского Патриарха, [48] — Преосвященный Алексей употреблял при священнодействии двуперстный крест; за спиной стоявший старообрядческий монах — по лицу просто был счастлив. И в самом деле, быть может, — единоверчество — смерть для раскола. После обедни отправился к Трапезникову, вследствие вчерашней записки В. Д. [Василия Дмитриевича] Аксенова. Обещался — завтра или послезавтра привезти пожертвование, — теперь в доме–де ничего нет, а в конторе. Заехал к Тюляеву — старика не застал; сын, Иван Анисимыч, — тоже седой — обедал, обещал сказать отцу, что я был. — Только! Кажись, отец святошеством надоел семье. — Вернувшись, у Преосвященного Алексея встретил знаменитого писателя Феодора Михайловича Достоевского. Уверения его о нигилистах, что скоро совсем переродятся в религиозных людей, — и теперь–де из пределов экономических вышли на нравственную почву: о Японии: «Это желтое племя — нет ли особенностей при принятии христианства?» — Лицо резкое, типичное. глаза горят, хрипота в голосе и кашель — кажется — чахоточный. Приехала графиня Марья Владимировна Орлова–Давыдова с племянницами: двенадцатилетняя Ольга Васильчикова привезла своей работы воздухи, восьмилетняя Женя пояс сшила. Обещались участвовать в детском Миссионерском обществе вместе с Мещерскими, их родственниками. — Поехал к Мусину–Пушкину. Там ждали; совестно, что заставил дожидаться. Принимают в доме чисто по–родственному. Варвара Дмитриевна приготовила архиерейское облачение. Долго говорили — тоже о Детском Миссионерском обществе, в котором могут участвовать их дочери Лиза и Таня (одиннадцатилетняя). — К протоиерею Гавриилу Ивановичу Вениаминову. Застал у его постели Степана Ивановича Зернова. Просидели до половины двенадцатого, Гавриил Иванович заставил меня взять на Миссию из бывших вещей Высокопреосвященного Иннокентия: омофор, подушку и палицу; еще, по завещанию, из вещей Высокопреосвященного Иннокентия я должен получить — полное архиерейское облачение, две митры, посох, дикирий и трикирий, о чем написано в прошении Гавриила Ивановича к Высокопреосвященному Макарию. Екатерина Ивановна и дочь их Катя — уже взрослая девушка, угощали нас с Степаном Ивановичем закуской. Жаль бедного больного! Трудно поправиться ему!
48
Григорий VI (см. Именной указатель).
2 июня 1880. Понедельник. В Москве
Утро бесцветное, хотя и хорошая погода. Не могу отлучиться до двенадцати часов — должен ждать Трапезникова. — Преосвященный Алексей очень звал вместе с собой в Филаретовское училище, чтобы повидаться с Митрополитом и поблагодарить его за облачения и книги. Но я не мог отлучиться, боясь пропустить Трапезникова. — П. П. Боткин прислал 100 рублей. Трапезников приехал и подписал 300 рублей, извиняясь за малое — иркутским пожаром и необходимостью там помочь. Поехал в Данилов монастырь. От о. Амфилохия получил его сочинения — денег, говорит, нет; старец очень симпатичный и преданнейший своему предмету археолог. Застал его за завтраком — скатерть грязная, кушанье простейшее, и тут же на окне — только что написанное для печати, — у ворот застал и лошадь, чтобы везти в типографию. — Поклонился могилам: Гоголя, Хомякова. Самарина. Никифора Феотоки. О. Амфилохий показал храм, поклонился и помолился святым мощам князя Даниила и чудотворной иконе Святого Кассиана Римлянина. — О. Амфилохий из окна алтаря показывал вид, по его словам, восхитительнейший (в сущности — грязнейший), на Москву–реку. — В Донской монастырь. Наместник о. Аркадий, не имея права без Преосвященного Хрисанфа распоряжаться имением обители, пожертвовал от себя сто рублей. Потом любезно показал храм Донской Иконы Божией Матери (где в это время работали красильщики), храм, в котором чернь на хорах нашла в моровый бунт Преосвященного Амбросия и убила, выведши; потом смотрели кладбище, где, между прочим, могила Гр. Мамонова, считавшегося сумасшедшим; видели теплый храм, в котором похоронен убитый Преосвященный Амбросий и мавзолей ему, граф Протасов — прокурор, Голицын и прочие. — Осмотрел потом Донское Духовное училище. Учеников около двухсот, из которых половина здесь же живущих. Смотритель — Александр Михайлович Боголюбский, кандидат Московской Духовной академии, сын Московского протоиерея и родной племянник Преосвященного Платона Костромского, которого «Догматика» переведена на японский. Училищем он управляет прекрасно. Видели классы, спальни, столовую — все чисто. Дети с ним свободно и ласково; показывали на счетах, пели много и стройно. Мне понравилось это училище больше, чем Заиконо–спасское, где все как–то уж очень бедно высматривает. — Вернувшись и пообедавши, отправился в Чудов монастырь спросить завещание от Высокопреосвященного Иннокентия. Получил от о. Вениамина: облачение, две митры и посох; дикирий и трикирий — нет, — говорят, принадлежат Перервину монастырю. — Пришел о. Гавриил и проговорил до зевоты. В десять часов принесли телеграмму от о. Исайи из Петербурга, что ящики получены и что на мое имя много повесток.
3 июня 1880. Вторник. В Москве
Не надеясь на какой–нибудь сбор и не взяв книги, поехал к Тимофею Савичу Морозову поблагодарить за пожертвованную им тысячу рублей, когда служил я в Большом Вознесенье. Его дома не застал, а жену Марью Федоровну. Приняла ласково, благословения не просила и руки не целовала, поэтому только и видно, что принадлежит к староверам. Заговорила о Гильтебрандтах — совершенно по–родственному: «Я об вас знаю давно от Я. А. [Якова Аполлоновича]». — «Позвольте еще пожертвовать», — и принесла тысячу рублей. — Дама совершенно образованная, так что могла бы назваться и княгиней, притом благочестивая так, что в течение краткого разговора я два раза видел у нее слезы на глазах: «Как могут они (нигилисты) без Христа!» — и плачет от жалости о нигилистах. — В Ивановский монастырь. Вот изумил–то! Ново, свежо; первый корпус — с цветником посредине напомнил какую–то заграницу. Собор — точно на небе. Пение на хорах — ангельское. Больничная церковь — с живописью изящнейшею; кельи игуменьи… Все ново, изящно. Монастырь освящен в настоящем виде в октябре прошлого года. Игуменья Рафаила и главные монахини — из Аносинской пустыни. Монастырь общежительный, строгий. Дай Бог ему! В Рождественскую обитель. Игуменья Серафима и две ее сестры — Анастасия и Манида, пожертвовали еще сто рублей; — также четки, ладонные и шелковые; певчие пришли петь. Осмотрели церковь, прошлись по аллее за церковью; — малые домики — кельи, — тишина в самом центре столицы! — Александра Петровна — больная, и букет ландышей; речь о Преосвященном Викторине, знакомом ей по Казани. — Игуменья и ее сестры, знакомые М. Н. [Марьи Николаевны] Струве. Икон, пожертвованных ими, обещались принести завтра. Матушка, Леля (десяти лет) и ее рисунки карандашом; учительница Марья Анатольевна Вяземская. — Приехавши домой, застал у Преосвященного Алексея о. Павла Прусского, порадовались вместе пожертвованию на Миссию. После обеда и вечером Преосвященный Алексей отправился соборовать о. Гавриила Вениаминова, а я в Зачатьевский монастырь. Мать Калерия, хотя и больная, приняла: «А не могу ли что пожертвовать на Миссию?» И дала сто рублей. — Потом монахини показали свои Церкви; главная очень красива; три предела внизу и вверху, на хорах Церковь же; снизу — к востоку вид особенно хорош. — С балконов — во втором этаже Церкви — вид также превосходный. В теплой Церкви покоятся останки двух родных сестер Преосвященного Алексия, Митрополита Московского, который и основал монастырь. В Церкви над воротами интересна картина Страшного Суда. — К Варваре Евграфовне Чертовой, поблагодарить за вчерашнее пожертвование воспитанниц ее и воспитательниц по 25 рублей на Миссию. Застал там княгиню Четвертинскую — 84–х лет, которая прежде была у меня. Пожертвовала 128 рублей. Пришел Хрущов, зять Полякова, с которым я виделся в Киеве десять лет назад. К восьми часам вернулся, чтобы встретить княгиню Мещерскую, два раза бывшую, чтобы видеться. Приехала по поводу воображаемого клеща в глазе Пети. Что за милое семейство! И что за разумная особа эта княгиня! Примерная мать! Долго говорила она про сельскую жизнь, про С. А. [Сергея Александровича] Рачинского, священника своего Смирнова (кажется, отца моего товарища Смирнова в Белом). Ее дочери Александре, от которой получил чрез нее такое разумное письмо, послал иконку Черниговской Божией Матери, купленную в Ските — у Пещер, на днях.
4 июня 1880. Среда. В Москве
Боже, да скоро ли это кончится русская жизнь! Когда же я буду чувствовать и знать себя опять в Японии? Если опять когда взгрустнется там, пусть вспомнится, что нехорошо чувствовалось здесь — Утром — письма к матушке Евстолии, — к о. Федору Быстрову, чтобы 800 рублей передал в Новодевичий — мастеровым по иконостасу, — к о. Исайи — с доверенностью на имя о. Феодора — получать за меня по повесткам, засвидетельствовать подлинность моей подписи в Канцелярии Митрополита. — Матушка Серафима, Рождественского монастыря, принесла иконы, вчера пожертвованные; мать Рафаила, Ивановского монастыря, принесла в благословение икону Предтечи Иоанна. Обе — еще просфоры. Мать Евгения, Страстного монастыря, зашла от Владыки Алексея и говорила, как народ ропщет, что к памятнику Пушкина будет духовная процессия для освящения его. О том же говорил о. Иоиль, принесший великолепное пожертвование Александры Филипповны Колесовой — 23 иконы прозрачные — на холсте, масляными красками. С о. Иоилем был какой–то подрядчик; тот в негодовании на освященье памятника; «вон „трухмальные“ ворота Филарет не пошел освещать»-де… Что за многознаменитейшее явление. — Этот взрыв народного религиозного чувства — и негодование на духовенство, что оно собирается (по напечатанной программе) выйти — освятить и прочее! Митрополиту делают поправку. Вот что значит Москва! Благочестие тут как крепко, и как чуток народ ко всему, что может компрометировать Церковь. — А дело — не шуточное. Уже генерал–губернатор и Обер–полицмейстер были у Митрополита сказать ему, что народ волнуется и не желает процессии. «Что–де нас идолопоклонству хотят учить! Идола освящать!» Или: «Церкви и молиться за него (Пушкина) не должно, — он самоубийца — дал себя так легкомысленно убить» (Лузин — Преосвященному Алексею); пусть на него хоть бриллиантовый венок вешают, да не освящают идола, а то вон и теперь неверы смеются: «И Пушкин будет чудеса творить, — его освящают, как мощи» (подрядчик). «Что у нас за архиереи!»… (вслух в Церкви Страстного монастыря). Вот–де и народный поэт! И как велик нравственный характер лица! Говорят, что другому лицу так бы не сделали, а именно Пушкину. — Вечером съездил к Анурову — на дачу уехал, — к Преосвященному Амбросию — посоветовал отправить за сбором на Нижегородскую ярмарку о. Гавриила Сретенского; едва ли состоится; в Страстной монастырь попрощаться с маленькими болгарками; что за милые дети! Был еще студент медицины — болгарин — брат грустнолицей Анюты, и маленький Вася, брат Раины — болгарской королевны (Маша, большая — ее сестра).