Дневники
Шрифт:
Вчера у нас было "газетное" собрание, Борис очень настаивал, чтобы следующее назначить поскорее, во вторник. Я согласилась, хотя какое тут собрание, что еще во вторник будет..! Вот книга! Чуть сядешь за нее какой-нибудь дикий телефон !
Сейчас больше 2-х ночи. Подхожу к аппарату. Чепуха, масса голосов, в конце концов мы оказываемся втроем.
Я. Allо! Кто звонит?
Голос. Вам что угодно?
Я. Мне ничего не угодно, ко мне звонят, и я спрашиваю: кто?
Гол. Я звоню 417-21.
Друг. гол. Я здесь, это Пав. Мих. Макаров, я звоню к вам, Зин.
1 голос (радостно). Пав. Мих., я звоню к вам! Началось выступление большевиков, - на Фурштадской...
П. М. Да, и на Сергиевской...
Голос. Откуда вы знаете? Значит Правительству было известно..?
П. M. Да с кем я говорю?
(А я все слушаю).
Первый голос стал изъяснять свои официальные титулы, которые я забыла. Говорит, будто, из Зимнего Дворца. Выходило как-то, что он спешит известить П. М-ча от Пр-ва о выступлении большевиков, а П. М. уже знает от того же Пр-ва, которое... неизвестно что. Наконец, запыхавшийся голос от нас отстал. Спрашиваю П. М-ча, зачем же он-то ко мне звонил.
– Вы слышали?
– Да, но что же делать? А вы еще что-нибудь хотели сказать мне?
– Я хотел попытаться, не найду ли у вас Бориса Викторовича. Его нигде нет...
Далее оказывается: Керенский телефонограммой отменил-таки завтрашнее моленье. Казаки подчинились, но с глухим ропотом. (Они ненавидят Керенского). А большевики, между тем, и моленья не ожидая, - выступили?
Скучная ночь. Я заперла, на всякий случай, окна. Мы как раз около казарм, на соединении Сергиевской и Фурштадской.
Пока что - улица тиха и черна самым обыкновенным образом.
24 октября. Вторник.
Ничего в ту ночь и на следующий день не произошло. Сегодня, после все усиливающихся угроз и самого напряженного состояния города, после истории с Верховским и его ухода, положение следующее.
Большевики со вчерашнего дня внедрились в Штаб, сделав "военно-революционный комитет", без подписи которого "все военные приказания недействительны". (Тихая сапа!).
Сегодня несчастный Керенский выступал в Предпарламенте с речью, где говорил, что все попытки и средства уладить конфликт исчерпаны (а до сих пор все уговаривал!) и что он просит у Совета санкции для решительных мер и вообще поддержки Пр-ва. Нашел у кого просить и когда!
Имел очередные рукоплескания, а затем... началась тягучая, преступная болтовня до вечера, все "вырабатывали" разные резолюции; кончилось, как всегда, полуничем, левая часть (не большевики, большевики давно ушли, а вот эти полу-большевики) - пятью голосами победила, и резолюция такая, что Предпарламент поддерживает Пр-во при условиях:
земля - земельным комитетам, активная политика мира и создание какого-то "комитета спасения".
Противно выписывать все это бесполезное и праздное идиотство, ибо в то же самое время: Выборгская сторона отложилась, в Петропавл. Крепости весь гарнизон "за Советы", мосты разведены. Люди, которых мы видели:
X.
– в панике и не сомневается в господстве большевиков.
П. М. Макаров - в панике, не сомневается в том же;
прибавляет, что довольно 5-ти дней этого господства, чтобы все было погублено; называет Керенского предателем и думает, что министрам не следует ночевать сегодня дома.
Карташев - в активной панике, все погибло, проклинает Керенского.
Гальперн говорит, что все Пр-во в панике, однако, идет болтовня, положение неопределенное. Борис - ничего не говорит. Звонил мне сегодня об отмене сегодняшнего собрания (еще бы!) П-лу М-чу велел сказать, что домой вернется "очень" поздно (т.е. не вернется).
Все, как будто, в одинаковой панике, и ни у кого нет активности самопроявления, даже у большевиков. На улице тишь и темь. Электричество неопределенно гаснет, и тогда надо сидеть особенно инертно, ибо ни свечей, ни керосина нет.
Дело в том, что многие хотят бороться с большевиками,
но никто не хочет защищать Керенского. И пустое место - Вр. Правительство. Казаки, будто бы, предложили поддержку под условием освобождения Корнилова. Но это глупо: Керенский уже не имеет власти ничего сделать, даже если б обещал. Если б! А он и слышать ничего не слышит.
Было днем такое положение: что резолюция Пред-та как бы упраздняет Пр-во, как будто оно уходит с заменой "социалистическим". Однако, авторы резолюции (левые, интернационалисты), потом любезно пояснили: нет, это не выражение "недоверия к Пр-ву" (?), а мы только ставим своим свои условия (?).
И - "правительство" остается. "Правительство продолжает борьбу с большевиками" (т.е. не борьбу, а свои поздние, предательские глупости).
Сейчас большевики захватили "Пта" (Пет. Телегр. Аген-ство) и телеграф. Правительство послало туда броневиков, а броневики перешли к большевикам, жадно братаясь. На Невском сейчас стрельба.
Словом, готовится "социальный переворот", самый темный, идиотический и грязный, какой только будет в истории. И ждать его нужно с часу на час.
Ведь шло все, как по писанному. Предпоследний акт начался с визга Керенского 26-27 августа; я нахожу, что акт еще затянулся - два месяца! Зато мы без антракта вступаем в последний. Жизнь очень затягивает свои трагедии. Еще неизвестно, когда мы доберемся до эпилога.
Сейчас скучно уже потому, что слишком все видно было заранее.
Скучно и противно до того, что даже страха нет. И нет
– нигде - элемента борьбы. Разве лишь у тех горит "вдохновение", кто работает на Германию.
Возмущаться ими - не стоит. Одураченной темнотой нельзя. Защищать Керенского - нет охоты. Бороться с ордой за свою жизнь - бесполезно. В эту секунду нет стана, в котором надо быть. И я определенно вне этой унизительной... "борьбы". Это, пока что, не революция и не контрреволюция, это просто - "блевотина войны".
* * *
Бедное "потерянное дитя", Боря Бугаев (Андрей Белый.), приезжал сюда и уехал вчера обратно в Москву. Невменяемо. Безответственно. Возится с этим большевиком - Ив. Разумником (да, вот куда этого метнуло!) и с "провокатором" Масловским... "Я только литературно!" Это теперь, несчастный!
– Другое "потерянное дитя", похожее,