ДНЕВНИКИ
Шрифт:
Воскресенье, 22 августа 1976
Вчера одолела усталость. Сейчас 6.30 вечера, и я только что вернулся в свою гостиницу] "Majestic" после длиннейшего дня. Но вернусь сначала ко вчерашнему. Весь день – до "банкета", о котором ниже, – прошел в прогулке по городу с вл. Димитрием. Собор, церкви – с вызолоченной внутренностью, центр города, опера, бульвары. Как всегда, новое место рождает интерес: все то немногое, что знал об истории Мексики и что никогда не волновало, оживает: остатки храма ацтеков и тут же изумительный макет этого грандиозного сооружения, испанское владычество, революция, новая Мексика. Вдруг начинаешь жалеть,
Город, скажу еще раз, безобразен в своем неряшливом, американском модернизме. Но за этим безобразием чувствуется еще совсем недавно оживлявшая его "душа". И ритм его, толпа, длинные улицы с lampadaires1 – не амери-
1 фонарями (исп.).
канские.
То, что больше всего "заметилось", удивило и потому осталось: невероятная молодость толпы. Словно 90% населения состоит из двадцатилетних.
Необычайная привлекательность этих людей: красота глаз, у каждого свое лицо, своя повадка, и у всех – благородство. Нет кошмарных стареющих завитых американок, нет чувства "одиночества в толпе", столь сильного в Нью-Йорке. Нет казенного смеха, напускного доброжелательства. Действительно chaleur humaine1 и прирожденное человеческое достоинство. Чудные, смуглые дети с такими черными глазами! Два дня любовался людьми. На этом фоне – туристы кажутся недопустимым явлением…
В 2.30 едем на "банкет" в честь вл. Димитрия и меня. "Банкет" у очень простых людей, в очень маленькой квартирке. Человек двадцать – все православные мексиканцы. Но такого радушия, такой простоты и всего этого – с таким достоинством и подлинным аристократизмом я даже и представить себе не мог. Тут же гремит "оркестр" из четырех человек, масса еды, масса питья, но все в каком-то удивительном "тоне". Молодой диакон читает поэму об Иисусе Христе, словно поэзия, как и музыка, – органическая часть жизни, а не "культура". Хозяин поет. Какая-то молодая женщина танцует изумительный по целомудрию, соединенному со страстью, мексиканский танец. И во всем подлинная и радость, и бессознательная глубина, и, самое главное, – доброта.
В 7 часов – вечерня в недостроенном соборе. Служат молодой священник и молодой диакон. Волнение от этого "мексиканского Православия", так наивно, по-детски, доверчиво и целостно принятого. Все бедно и все сияет, и всюду – эти черноглазые дети, отдающиеся тебе с какой-то ангельской легкостью и красотой.
Только в десятом часу попадаю обратно в отель, разбитый, но совершенно счастливый.
Сегодня утром – в первый раз солнце и голубое небо. Длинная архиерейская Литургия -с двумя архиереями… Стоя у престола, думал: во всей этой толпе я – единственный православный по рождению. А, смотря на лица старых женщин, прекрасные своей строгостью и человечностью, все мысленно повторял: "Скрыл от мудрых и открыл младенцам…"2 . Полнота радости.
В 3 часа – снова банкет, на этот раз в огромном "народном" ресторане. Мы прослушали четыре оркестра, игравших для нас… Поразительная атмосфера – толпа, шум, веселье, и ни йоты вульгарности. Опять пошел дождь. Опять прояснело – так что, возвращаясь в отель, видели цепь гор на горизонте, вулканы.
Сейчас сижу у окна с видом на "площадь Конституции" – огромную, строгую. Налево – иллюминированный собор. Огни фонарей расплываются в мокром асфальте. Еще одно прикосновение – к таинственной по своей глубине и божественности жизни…
1 человеческое тепло (фр.).
2 Ср. Мф.11:25: "…утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам".
Понедельник, 23 августа 1976
Начинаю мой третий и последний день в Мехико. Вчера вечером длинный разговор с вл. Димитрием – о Церкви, о Мексике и т.д. С ним легко и хорошо. Потом один – часов в 11 – гулял по площади и прилегающим улицам. Старался "нащупать" своеобразие атмосферы этого города по отношению к США. И тут, и там корни в Европе, а различие разительное. Думаю (tentatively1 ), что различие это в последнем итоге "вероисповедное". У Мексики – корни католические, у США – протестантские. Это разница в самом подходе к жизни, в ее восприятии и ощущении.
Протестант знает грех , знает, что он изгнан из рая , но рая самого не знает и помнит. Католик (и православный) – знает грех, знает, что он изгнан из рая, но помнит рай. Поэтому протестанту ничего в мире не напоминает рая. Он "строит" полезную, удобную, комфортабельную и т.д. земную жизнь, но которая ни в одном своем "аспекте" не напоминает, не являет, не открывает рая. Он живет в "падшем" мире, но уже и не "отнесенном" к тому первозданному, радостному, божественному. Он связан с миром разумом, знанием, анализом, но не верой, не "сакраментальной" интуицией…
Католик, даже "секуляризированный", – помнит, ощущает. Все эти, даже безвкусные, раззолоченные, разукрашенные, храмы – и тоска по раю, и кусочки рая, радости, "добро зело". И все это продолжает "веять" над их культурой, городами, жизнью…
Коммунизм, утопизм торжествуют или хотя бы привлекают в "кафолических" странах – потому что в них есть "мечта". И он бессилен в протестантских странах потому, что в них никакой мечты нет, а есть прилежный, добротный "реформизм".
Протестантизм есть отрицание Церкви как рая , в этом его грех и ересь. А теперь за ним тянется католицизм со своим нудным "message social" и "servir le monde"2.
Жить удобнее в протестантском мире. Только жизнь эта изнутри тяжела – и потому насквозь пронизана "душевными заболеваниями". Человек не может жить без памяти о рае. Он погружается в ужас, в страхование, в тоску. Он теряет себя. Ужас современного мира: поляризация между Швецией (гарантированное земное благополучие без мечты) и коммунизмом.
Начал писать в восемь утра, кончаю в десять вечера. Утром поездка на индейские пирамиды, 50км от города. Очень сильное впечатление от этого грандиозного – "космического" – замысла: пирамида солнца, пирамида луны, храм – и всюду были человеческие жертвы. Под этим впечатлением купил даже в лавочке историю Мексики по-английски.
На обратном пути "портик трех культур", на месте, где 13августа 1521года были разбиты Кортесом последние ацтеки. Удивительная надпись:
"No tu triumfo ni derrota