Дневники
Шрифт:
Из сочетания этих или близких к этим представлений рождался у Мордвинова образ Огнева. В работе возникали трудности. Огнев сильнее Горлова, за ним правда, победа, будущее, но Огнев выписан слабее Горлова. Застывшая в своих непоколебимых убеждениях, властная, многогранная фигура Горлова раскрыта Корнейчуком подробно и обстоятельно. Образ же Огнева, во многом тогда еще новый, необычный, намечен драматургом бегло, эскизно.
Работая над «Фронтом», театр решил пойти по верно найденному ранее при постановках спектаклей о войне («Накануне» и «Русские люди») пути создания психологически насыщенного представления. Преследовалась цель всемерно развить позитивные стороны пьесы. Не случайно поэтому незадолго до премьеры Завадский писал: «Театр хочет создать из материала пьесы яркий, жизнеутверждающий спектакль, донести до зрителя всю силу художественного воздействия и политическое значение темы…». Стремясь резче подчеркнуть полярность Горлова и Огнева и лиц, находящихся в их окружении, театр щедро использовал сатирические краски для изображения отрицательных персонажей — всех этих льстецов, подхалимов и карьеристов в компании Ивана Горлова. При этом внесение сатирических красок не было самоцелью — они
Мордвинов сыграл Огнева в свойственной ему по прежним ролям манере — взволнованно, темпераментно, с романтическим одушевлением. В Огневе ему удалось сплавить воедино многие черты характера героя — запальчивость и расчет, сдержанность и горячность, добросердечность и непреклонность. Вместе с тем образ не утратил своей индивидуальности. В одной из сцен пьесы сын командующего фронтом Горлова Сергей Горлов задумывается над тем, кого ему напоминает Огнев. Следует сравнение с Чапаевым, Багратионом, Суворовым… После паузы Сергей Горлов многозначительно резюмирует: «Он Огнев — Владимир Огнев. Это надо понимать». Вот это свое, особенное, чисто огневское и уловил Мордвинов. Основной темой спектакля моссоветовцев стала вера в человека, Человека с большой буквы. И с особой выразительностью эту тему нес Мордвинов. «Огнев — это утверждение… интеллекта. Огнев — это горячий, свободный, творческий ум», — пишет Мордвинов. В Мордвинове — Огневе была большая правда, олицетворяющая тогдашний день армии, всем нам памятная горечь лишений и тревог, но была и безграничная вера в победу. В отличие от многих других постановок «Фронта», о которых шла уже речь, именно благодаря верному режиссерскому прицелу, смысловые и эмоциональные ударения постановки были сделаны не в сценах с участием Горлова (его в строгой реалистической манере играл П. Герага), а в сценах, где действовал Огнев. Так, ключевой для образа и самого Огнева, и всего спектакля стала сцена в штабе молодого генерала (третья картина). Рецензент алма-атинской газеты передавал свое впечатление в таких словах: «Мордвинов — Огнев обдумывает предстоящую операцию. Вы присутствуете при зарождении дерзкой, смелой мысли. Вы прямо ощущаете полет творческой фантазии артиста. В эти минуты артист не произносит ни одной реплики, но как красноречиво и многозначительно его молчание! Но вот мысль родилась, оформилась. Она вылилась в скупые слова, но она захватила все окружение Огнева жаждой подвига. Творческое горение артиста пленяет зал. Вы видите перед собой человека-воина, который наделен горячим сердцем и холодным, трезвым умом. Испытываешь законную гордость за такого советского командира. Понимаешь, что вот такие люди и куют победу на фронте. Большую творческую победу одержал артист яркого дарования Н. Мордвинов» .
«Фронт» — реалистическая и одновременно романтическая пьеса. И эту романтическую струю хорошо почувствовал и развил в постановке Завадского Мордвинов. Исполнитель понимал, что пьесе противопоказано какое бы то ни было «актерство», что даже малейшая аффектация может нарушить жизненную и художественную правдивость образа. Мордвинов сумел показать Огнева, не впадая ни в одну из опасных крайностей в трактовке роли — ни в мнимую значительность, ни в бесстрастное правдоподобие. Чем острее были переживания Огнева — Мордвинова, тем сдержаннее становилась форма их выражения. Вспомним сцену прощания Огнева с отцом, замученным фашистами. С максимальной внешней собранностью и при огромной внутренней насыщенности произносил Мордвинов слова скорбного монолога Огнева, которому вторили глухие аккорды траурного марша: «…Сорок лет учил детей географии… Все годы мечтал поехать на Памир. Я обещал ему. Он говорил всем: дальше немцы не пойдут, здесь близко сын, он не пустит их в родное местечко, в дом, где родился…». В горе своем черпает Огнев силы для мести, и вот уже звучат у Мордвинова слова клятвы: «Прощай… прощай… Они узнают тебя, старый учитель. Узнают в сыне, клянусь над твоей могилой: сквозь землю ты услышишь мою месть».
Таков был Мордвинов — Огнев, таким был созданный им героический образ героического времени.
Спектакль явился большим театральным и общественным событием в жизни Алма-Аты, зрительский интерес к нему был огромен. «Фронт» долгое время не сходил с афиши театра.
После роли Огнева Мордвинов много выступает как чтец, перед воинами, в госпиталях, на заводах. Репертуар его концертов значительно расширился — он читает Маяковского, Шолохова, Горького, Лермонтова. Весь 1943 год и начало 1944 года Мордвинов занят работой над образом Отелло.
Как складывался сценический путь Мордвинова в первое послевоенное пятилетие? Выступая в «Отелло», актер продолжает работать над созданием образа современника, понимая, что только на материале окружающей его действительности художник может наиболее полно проявить свои возможности, высказать свое отношение к миру. Мордвинова, как и раньше, увлекает сила положительного примера в искусстве. К сожалению, драматургия тех лет не всегда поспевала за быстротекущим временем. На смену героям войны приходили герои мирной жизни, но некая регламентация, шаблонизированное представление о новом герое дня мешали появлению полнокровных художественных образов на сцене театра. Пресловутая «теория бесконфликтности», вредные тенденции лакировки действительности, ложно помпезная манера изображения положительных героев и иные болезни драматургического творчества тех лет отрицательно сказывались на театре. Со многими трудностями в своей актерской практике столкнулся и Мордвинов. Долго, упорно работал он с постановщиками спектаклей и с драматургами — лучшее свидетельство тому его «Дневники». Так в репертуаре Мордвинова появились Петров («В одном городе» А. Софронова), Костюшин («Обида» А. Сурова), Верейский («Закон чести» А. Штейна) и Курепин («Рассвет над Москвой» А. Сурова).
Первой послевоенной ролью Мордвинова была роль секретаря горкома партии Петрова в пьесе А. Софронова «В одном городе». Многое в Петрове напоминало ранее сыгранного Мордвиновым генерала Огнева из «Фронта» А. Корнейчука. Огнев боролся с отсталыми взглядами в искусстве ведения войны, Петров воюет с теми, кого время обогнало в экономике, кто за сегодняшним днем не видит дня будущего. Подобно Огневу, Петров развенчивает вредную философию неучей, бравирующих тем, что «университетов не кончали», искореняет зазнайство во всех его проявлениях… Вчерашний фронтовик Петров послан Москвой в небольшой промышленный город, чтобы стать во главе нового штаба и руководить, людьми, приступившими к мирному труду. Нелегко Петрову на первых порах в незнакомом месте, с незнакомыми людьми. Он не успевает снять военную гимнастерку, как ему приходится окунуться в водоворот самых неотложных дел. Волей драматурга интересы большинства героев пьесы сосредоточены вокруг застройки разрушенного войной города. Вместе с архитектором Петров изучает многочисленные варианты проектов жилых домов, будущих улиц и новых площадей возрождающегося из руин города. В спорах о городских делах Петров сталкивается со многими людьми, и это общение раскрывает ему глаза на порочный стиль работы горисполкома — бюрократический, бездушный. Сразу же возникает конфликт между Петровым и председателем горисполкома Ратниковым. Первый драматургический опыт А. Софронова театр прочитал как остросовременное произведение, направленное на разоблачение ратниковщины — явления антинародного, чуждого советской действительности Пафос критики, осуждения чувствовался в спектакле более явственно, нежели пафос утверждения положительного. Последнее скорее угадывалось за общим замыслом пьесы, за особенностями обрисовки героя. Если образ Ратникова был выписан драматургом детально, многопланово, то Петров, в противоположность ему, оказался чересчур прямолинейным. Его риторические, информационные монологи были лишены действия и, в лучшем случае, объясняли ситуацию. Эта художественная неравнозначность не могла не сказаться на игре исполнителей.
Как играл Петрова Мордвинов, чем сумел он дополнить драматический образ и в чем не смог преодолеть его недостатки? Ответить на эти вопросы помогает статья самого Мордвинова. В ней говорится, и это важно отметить, что актера увлек не столько образ Петрова, каким предложил его драматург, сколько «первоисточник роли», ее замысел. Мордвинова заинтересовала перспектива воплощения образа командира-политработника, вынесшего на своих плечах все тяготы войны и приступившего к созидательному труду. Именно отсюда отталкивался исполнитель в поисках уже упомянутого сходства Петрова с Огневым, которых роднили глубокое внимание к людям, непримиримость к недостаткам, горячая энергия, направленная на их немедленное искоренение, забота об устройстве новой жизни, достойной людей, «принесших на своих плечах целому свету мир».
В любой роли Мордвинов стремился раскрыть героя прежде всего как человека. Эту же цель преследовал актер, работая над образом Петрова. Поэтому в спектакле нетрудно было заметить, что Мордвинова интересовали не столько критика недостатков Ратникова или доказательства беспочвенности его проектов, сколько раскрытие борьбы за Ратникова, за возвращение его в строй передовых руководителей-коммунистов, а если говорить шире — Мордвинов акцентировал внимание на показе борьбы за человека вообще.
Желая преодолеть бездейственность образа Петрова, Мордвинов сделал попытку усложнить образ. Так, в сценах, где к Петрову приходят за советом, Мордвинов стремился подвести людей к самостоятельному принятию решения, ему хотелось изобразить человека, который, в противовес приказу, администрированию, приводит собеседника к мысли о том, что вопрос решил он сам, вселяя в него уверенность и удесятеряя силы.
Репетиционный период подготовки спектакля был чрезмерно затянут и длился более года. Причиной тому — бесконечные переделки в тексте многих ролей и даже целых сцен. Каждый раз по-новому определялись ошибки Ратникова, а в этой связи менялись мотивировки противопоставленного ему образа Петрова. В общей сложности спектакль просматривался до пятнадцати раз. Не случайно на примере именно этой работы Мордвинов сделал довольно пространное отступление в своей статье, доказывая противоестественность подобной практики процесса рождения сценического образа. Есть смысл привести это место статьи полностью, так как оно как бы вводит нас в творческую лабораторию актера, затрагивая важные суждения Мордвинова о подступах к роли, ее трактовке, о взаимоотношениях с автором и т. д. «Актер может подсказать автору много хорошего, ценного, интересного, — пишет Мордвинов. — Может поделиться — своими мечтами, вдохновить автора на материал, на основе которого он, актер, высказал бы свое заветное. Но этим он должен, как правило, заниматься до начала репетиций. К началу репетиций роли в основном должны быть закончены. Актер должен отвечать за их трактовку, а не за собственно тексты. Можно много говорить, спорить до начала репетиций. С началом репетиций все помыслы должны быть обращены только на вскрытие внутренней сущности готовой или почти готовой роли, на претворение ее в образ. Задачи актера, как и задачи автора, «столь трудоемки, что сколько бы сил у них ни было, их никогда не будет в избытке. И чем больше они будут заниматься каждый своим делом, тем выше станет их искусство. Взаимная помощь должна быть строго обусловлена и не должна подменять одна другую. Работа с текстом во время репетиции, особенно когда переделок много и они длятся долго, отнимает у актера непосредственное впечатление и делает актера, постепенно и обязательно, режиссером своей роли в размерах, пагубных для — ее исполнения. Актер начинает показывать, как он будет играть, если это решение будет принято. Существование его в роли становится вялым и замученным, а первые спектакли, когда фактически решается судьба и резонанс произведения, — серыми, не похожими ни на жизнь, ни на замысел».
Нечто подобное случилось в период подготовки спектакля — «В одном городе», вызвав большое число осложнений, о которых предупреждал Мордвинов. Конечно, актер правильно распознал и передал замысел автора и задачу постановщиков. Его Петров был человеком умным, вдумчивым, убежденным. Более того, Мордвинов всячески пытался оживить образ собственным отношением к герою, понимая, насколько велик удельный вес образа Петрова в спектакле. И во многом актеру это удалось. В итоге можно сказать, что Мордвинов сделал в роли Петрова все, что было в его силах. И вместе с тем желаемого удовлетворения от роли Мордвинов не испытал. Однокрасочность, прямолинейность образа преодолеть до конца было невозможно, и эти недостатки сопутствовали сценическому воплощению роли.