Дни и ночи
Шрифт:
— Разве я ошибся?
— Не имеет значения.
Из таверны ушли последние клиенты. Рикардо с признательностью подумал об Альберто Криспи. Против всякого ожидания, тот не помешал им. Следовало ли приписать это его галантности, или же Криспи почувствовал, что ни Дора, ни Рикардо не желали, чтобы кто-то прервал их беседу? Вероятно, и то и другое.
— А теперь, — спросила Дора, — что вы собираетесь делать?
— Остаться рядом с вами.
— Вы хорошо подумали?
— А как же!
Она в замешательстве проговорила:
— Но… ведь я вам все объяснила. И довольно ясно. Он наклонился к ней:
— Вы мне объяснили, что не были Саррой. Очень хорошо. Вы Дора. Я безумно люблю Дору.
— Будьте благоразумны. Не воображайте, что я вас гоню, я просто стараюсь защитить вас от себя самого. Будь я ужасной эгоисткой, удержала бы вас при себе. Да. Я сохранила бы вас, потому что нет на свете женщины, которая осталась бы равнодушной после того, что услышала. Ни один мужчина ни разу в жизни не говорил со мной так, как вы. Ваши слова проникли в мое сердце. Они взволновали, вызвали дрожь. Если верить вам, мы превратились в пепел там, на Тире. Нас сожгла раскаленная лава. Я ощущала это, слушая вас. Да, я удержала бы вас рядом хотя бы для того, чтобы вновь и вновь слушать вас… «Заря моей жизни»… Но это было бы несправедливо. Несправедливо и эгоистично с моей стороны. Я…
— Дора, повторяю: я ничего не прошу, ничего не требую. Лишь несколько дней быть рядом с вами. Несколько дней. Я вас умоляю. Скажите «да».
27
— Величию Феста, — пояснил Альберто Криспи, — способствует его удачное расположение. С одной стороны — море, с другой — эта плодородная равнина.
Он показал на гору Ида, которая вырисовывалась на фоне утренней дымки.
— Посмотрите на вершину. Вы ничего не замечаете?
Рикардо вгляделся в указанное место и был вынужден признать, что не увидел ничего особенного. Возможно, он не выспался. Он как раз выходил из новой бессонной ночи без кошмаров, без сновидений, сталкиваясь только с реальностью. И это столкновение оказывалось гораздо мучительнее, чем контакт с нереальным.
— Ничего удивительного. В первый раз эта деталь тоже ускользнула от меня. Посмотрите внимательнее.
Вакаресса сделал усилие, сосредоточился.
— Я, вероятно, ошибаюсь, но не похоже ли это на пару рогов?
— Браво! Рога быка, священного животного, высшего символа минойской цивилизации.
— Можно ли предположить, что минойцы возвели город из-за близости этого естественного образования?
— Вполне вероятно.
Учтивость заставляла Рикардо поддерживать разговор, но мысленно он был за тысячу миль отсюда.
— Насколько я понимаю, они были очень могущественны, самый значительный в этом регионе народ после египтян. Как же они могли исчезнуть?
— Убедительных объяснений у нас нет, есть только гипотезы. Археологические факты неопровержимо доказывают, что все найденное в большинстве критских городов — в том числе и Феста — подверглось сильному разрушению. Некоторые ученые склонны полагать, что это результат…
— … извержения вулкана на Тире…
Криспи прервал разговор, чтобы поздороваться с подошедшей Дорой:
— Buon giorno, cara 10 . Хорошо спали?
— Глаз не сомкнула, — покосилась она на Рикардо, — из-за кошмаров.
— Очень вам сочувствую, — заметил Вакаресса. Виновато улыбнувшись, он добавил: — Все по очереди…
Дора уклонилась от комментариев и извинилась перед Альберто:
— Простите, я помешала вам. Вы говорили о падении минойцев…
— Да, наш друг интересуется причиной их заката. Разве мог итальянец вообразить, что интерес его собеседника был притворным и что тот думал только об одном: как выиграть время. Ему была дорога каждая секунда, проведенная рядом с Дорой. Она благосклонно отнеслась к его просьбе. Ее «да» оживило его. Поставив некоторые условия, она согласилась на его пребывание в Фесте в течение нескольких дней; а ему нужно было лишь ее согласие.
10
Добрый день, дорогая (ит.).
Он смотрел на нее украдкой. Она была в льняном платье, на плече висела дорожная сумка. Волосы уложены узлом. Дора показалась ему красивее, чем накануне.
Археолог продолжил объяснения:
— Я вам говорил, что кое-кто связывает закат крито-микенской цивилизации с извержением вулкана. Гипотеза эта малоправдоподобна. Было доказано, что, какими бы мощными ни были взрыв и подъем воды в море, трудно представить, будто эта катастрофа могла разрушить города, построенные в центральной части острова, расположенные иногда выше уровня моря, как, например, Фест.
— В любом случае, — вмешалась Дора, — конец цивилизации никогда не связан с каким-то одним событием. Он является следствием ряда обстоятельств, вступающих в действие в определенный момент истории.
— Похоже на нашу судьбу, — заметил Рикардо. Она опять увильнула от разговора, предоставив
Криспи вернуться к любимой теме.
— В заключение можно было бы сказать, что сильные подземные толчки сотрясали остров на протяжении нескольких эпох, нанося ему непоправимый ущерб. Ну а к естественным катаклизмам, вероятно, примешивался и человеческий фактор. Простолюдины, возможно, во время землетрясений свергали правителей, грабя и поджигая дворцы. К этому можно прибавить и рейды пиратов на прибрежные города. В конце концов минойская война закончилась захватом и разрушением критских городов и дворцов. Это гипотеза Эванса, и она пока «работает».
— Если верить слухам, — сказал Вакаресса, поворачиваясь к Доре, — вы и Эванс не были лучшими в мире друзьями.
— Это эвфемизм, приятель, — вставил Криспи. — Они ладили между собой, как волк с ягненком.
— Тем не менее он выдающийся археолог, — прокомментировала Дора, — но не выносит, когда его теории ставятся под сомнение, к тому же женщиной.
Она многозначительно взглянула на Рикардо, добавив:
— Все мужчины таковы. Коль вбили себе что-то в голову, их не переубедишь.
— Надо признать, что и вы вели себя вызывающе, — бросил итальянец.
— Не могли бы вы подробнее объяснить, в чем дело, — попросил Вакаресса. — Я никак не ухвачу нить.
— Вам это и вправду интересно?
Он чуть было не ответил «меня интересует все, касающееся вас», но ограничился кивком.
— В двух словах: я убеждена, что его интерпретация Кносса ошибочна. Кносский комплекс — не дворец, а религиозный центр, образованный из храмов и погребальных строений, подобных тем, что можно видеть в Верхнем Египте. Дворец существовал только в разыгравшемся воображении Эванса. То же можно сказать и о помещениях, которым он дал названия «тронный зал», «уборная царицы» или строениях, как «караван-сарай». Этот так называемый караван-сарай был назван так потому, что Эванс убежден в существовании в нем бассейнов с проточной водой. По-моему, он еще раз ошибается: там было нечто вроде таверны. Но он, конечно же, с этим не согласен. Мне трудно об этом говорить, но с его стороны была и мистификация. К примеру, знаменитая фреска «Принц с лилиями»… Знаете, она полностью сфабрикована. Эванс собрал ее из фрагментов, найденных в разных местах. «Царь-жрец» — чистейшая продукция «сделано в Англии». Она устало махнула рукой: