Дни нашей жизни

Кетлинская Вера Казимировна

В Ярославской области жизнь у мальчиков пошла своим чередом: сперва отъедались, поправлялись, потом учились. Только позднее понял Николай, как трудно приходилось матери: еще темно, а она вскочит, бежит на рынок, потом что-то наспех сварит, торопливо на­кормит сыновей — и в мастерскую до вечера. По вече­рам мать ходила к поездам, привозившим эвакуирован­ных от Ладожского озера, искала знакомых, всех рас­спрашивала: как там? Что? Цел ли завод?.. Писем от отца все не было и не было.

К концу лета пришло письмо — бодрое, ласковое, полное уверенности в победе. В нем была строчка, обра­щенная к сыновьям: «Дорогие мальчики,

берегите ма­му, вы уже большие, помогайте маме, как помог бы я». Тогда-то и задумался Николай, как взрослый человек, и твердо принял на себя все домашние работы. Покрики­вал на Витьку: «Вымой посуду, чего сидишь? Скинь са­поги, чего зря топчешь, босиком бегай». Следил, чтобы мать не обделяла себя едой. И все приглядывался к ней с тревогой: дышит она так, будто воздуха не хватает. А присядет без дела — и взгляд упирается куда-то в пустоту, без мысли, без выражения...

Однажды, заметив этот взгляд, он ткнулся лицом в ее светлые, пронизанные обильной сединой волосы, со слезами, позвал:

— Мама!

Она погладила его по щеке:

— Ничего, Коленька. Уцелел бы папа, а там все на­ладится. Теперь уже недолго.

Как они рвались домой, в Ленинград, к отцу!

Мать часто посылала отцу длинные письма, он отве­чал редко и коротко, но мать не обижалась: до писем ли ему? Жив — и ладно. Уже освободили от блокады Ленинград, уже потянулись домой семьи ленинград­цев, а отец все не присылал вызова, писал: «Подожди­те, живу в общежитии, квартира разрушена». Мать отвечала: «Сами отремонтируем все, не пропадем, вызы­вай!» А тут подвернулся вербовщик с завода, мать завер­бовалась на работу, и вот они тронулись в путь, преду­предив отца телеграммой.

Николай ожидал увидеть отца сгорбленным, почер­невшим, старым, каким видел его в последний раз, а отец встретил их почти таким же, как до войны, только более усталым, рассеянным и словно чужим.

Квартира была сильно потрепана, но жить в ней можно было. Все стекла вылетели, обои висели клочья­ми, обнажая отсыревшие стены, в кухне треснула стена, входной двери не было, из мебели остались только же­лезные кровати. Отец принес откуда-то тюфяки и хро­моногий стол, забил окна фанерой и сказал, что дверь заказана и скоро будет готова. Мать, не передохнув с дороги, начала прибирать и устраиваться, а отец зато­ропился на завод. Ночевать он не пришел, и на следую­щий день заглянул ненадолго, все ссылаясь на срочный заказ, и как-то слишком много говорил об этом.

— Да что ты, Петя, как виноватый? — сказала мать. — Ежели нужно, чего ж виниться? Разве я не по­нимаю?

А час спустя прибежала женщина. Двери не было, женщина прямо с лестницы вбежала в кухню, осмотре­лась и, задыхаясь, спросила:

— Вы Пакулина семья?

То, что произошло потом, Николай понял не сразу. Он заметил только, что женщина очень возбуждена и, кажется, сердита на них. Мать выпрямилась и резким голосом, каким никогда не говорила, приказала сыновь­ям уйти. Они неохотно ушли в комнату, но останови­лись за дверью. После нескольких тихих слов матери женщина начала громко говорить, захлебываясь, торо­пясь все высказать, а мать молчала и только изредка тихо спрашивала:

— Ну и что? Ну и что?

Николай не столько понял, сколько почувствовал, что на кухне происходит что-то страшное и обидное для матери. Он стиснул кулаки, готовый вступиться за нее. В это время женщина закричала:

— Молчите?

Гордитесь? А мне куда ребенка девать? Душу свою куда девать?!

Николай рывком открыл дверь. Мать была очень бледна, но как будто спокойна. Она подняла руку, от­страняя сына, и произнесла отчетливо:

— Скажите ему, чтоб оставался с вами. И не при­ходил. Совсем не приходил. Поняли?

Женщина всхлипнула и хотела что-то сказать, но мать властно перебила:

— А теперь идите. Идите. И скажите так, как я ве­лела. Придет — не впущу.

Шаги женщины еще звучали на лестнице, когда мать упала. Николай подхватил ее, закричал:

— Витька!

Они вдвоем снесли ее на кровать — удивительно лег­кую, с безжизненно свисающими руками.

Виктор принес воды. Мать выпила, и ее стало трясти, как в ознобе. Николай укутал мать, сел рядом, гладил ее руки. В эти минуты у постели матери он понял все, что случилось, и сказал шепотом, чтоб не слыхал брат:

— Ничего, мама. Не надо думать об этом. Я поступ­лю на завод. Мы с тобой, мама, слышишь?

— Вот ты и вырос, Николенька, — сказала мать и за­крыла глаза, а из-под ресниц быстро-быстро побежали струйками слезы.

В те дни Николаю казалось, что он остался один — глава семьи, ответчик за все. Он отверг даже мысль о том, чтобы поддерживать отношения с отцом, — нет, и говорить с ним не будет, встретит — отвернется.

Было так, что мать подклеивала в комнате лохмотья обоев, Николай побежал в булочную, а Виктор на кухне варил клейстер. И вдруг с лестничной площадки шагнул в кухню отец, неся на спине новую дверь. Виктор стре­мительно закрыл дверь в комнату и остановился возле нее, как часовой.

— Все дома, сынок? — спросил отец, пытаясь улыб­нуться, и снял со спины свою тяжелую ношу. Дышал он с хрипом, по лицу стекали капли пота.

— Никого нет, — выпалил Виктор, не глядя на от­ца. — Ты иди, мы сами навесим.

— Вот как, — сказал отец. — Позови маму, мне пого­ворить нужно.

— Нету ее, — упрямо повторил Виктор.

— Ах ты... — грозно начал отец, но так и не докон­чил. Помотал головой, словно от боли, на цыпочках подошел к окну, положил на подоконник пачку денег: — Вот, передай матери. До получки. — И ушел, втянув го­лову в плечи.

Николай столкнулся с отцом во дворе.

— Коля! — позвал отец, протягивая руку, чтобы за­держать сына.

Николай отступил, вздернул голову, прямо в глаза жестко посмотрел на отца и молча прошел мимо.

Он услышал за спиною странный звук — не то всхлип, не то стон, но не остановился. Бегом поднялся домой.

— Мама... что?

Виктор шепотом рассказал, как все было, отдал брату деньги, виновато спросил:

— Может, не надо было брать?

— А жить на что? Мы не одни, у нас мама, — рас­судительно ответил Николай. — Разыщи-ка молоток. На­весим дверь.

Мать вышла на стук молотка, все поняла, но ни о чем не спросила. Когда Николай хотел передать ей деньги, она не прикоснулась к ним:

— Оставь у себя. Ты же в магазин ходишь. И боль­ше денег не принимай. Сами заработаем.

Как трудно пришлось им на первых порах! И дома-то ничего нет, ни кастрюльки, ни табуретки, и на заводе все трое — ученики. Мать не хотела, чтоб сыновья по­ступали на завод не кончив школы, но Николай настоял на своем, и Витька тоже проявил характер. Николай по­пробовал накричать на него, Витька сам крикнул в от­вет: