До дрожи
Шрифт:
Возможно, батя Алисы такой мощный, потому что просто убивал всех, кто его дразнил, а их было много — натренировался. И, судя по тому, как он меня бешеными глазами сверлит, я — следующий…
— А я — Елизавета Тиграновна, очень приятно познакомиться, Артём, — вдруг подаёт голос Алисина мама и, сделав шаг к нам, крепко обнимает за локоть мужа. Видимо предотвращая удар кулака мне в челюсть.
— И мне очень приятно, — бормочу, сглатывая.
— Приятно тебе?! — ревёт Цветочный батя, оборачиваясь на жену, — Что тут блять приятного?!
Если бы он на меня так рыкнул, я бы уже обделался, но хрупкая Елизавета Тиграновна, которая даже Алиски ниже на полголовы, лишь успокаивающе гладит мужа по плечу.
— Саш, не матерись, пожалуйста, и пойдём на кухню. Дадим мальчику одеться, — воркует как с ребёнком.
— Мальчику? Ты уже мило называешь его мальчиком?! Откуда он взялся вообще? В моей квартире! Пусть одевается и сматывает отсюда, пока я ему не помог! — режет по мне быстрым полыхающим взглядом.
— Так, Саш, — Алисина мама строит серьёзное лицо, хотя я вижу по блестящим глазам, что ей ситуация кажется как минимум забавной, — Ну, во-первых, после того, как ты с него одеяло скинул, назвать Артёма девочкой у меня язык не повернётся.
От такой ремарки у Александра Валерьевича брови подскакивают к макушке, а я опасливо сжимаю под одеялом своё самое дорогое. Как бы он мне его не оторвал, чтобы она потом спокойно могла свой язык в нужную ему сторону повернуть…
— Во-вторых, — продолжает примирительным тоном Елизавета Тиграновна, стуча наманикюренным пальцем мужу в бычью грудь, — Это парень Алисы, она про него нам с тобой говорила. Я же правильно понимаю, Артём?
— Правильно, — активно киваю.
— Ну вот и разобрались, — улыбается, и на щеках её появляются такие же глубокие ямочки, как у Алисы, — Нечего орать, Саш. На кухню пошли, я тебе кофе пока сварю…Артём, есть же у вас кофе?
Снова активно киваю. Одеться уже хочется страх как.
— У них кофе? То есть хочешь сказать, он тут живёт и ты об этом знаешь? — рычит Валерьевич на жену.
— Не знаю, но догадываюсь, — снова ласково гладит мужа по плечу и даже мельком целует через свитер. Смотрят друг другу в глаза. Алискин батя сжимает тонкие губы в скорбную линию, вглядываясь в жену.
— Алиса говорила — они просто встречаются, — хмурится обречённо, — Просто встречаются, Кис…!!! А у них тут блять…хвост!!!
— Ах-аха-ха, — и тут Алисина мама просто закатывается от смеха, у неё даже слёзы выступают на глазах, которые она аккуратно смахивает пальцем, чтобы не повредить макияж, — Саш, ну что ты в самом деле! А ты думал, они только за ручку в кино ходят?
— Она ещё маленькая!
— Ей восемнадцать! — хмыкает Елизавета Тиграновна.
— Вот! Совсем дитё! — продолжает страдать Алискин батя.
— Ну меня ты дитём почему-то не считал.
— Тебе двадцать было, ты уже большая была, — ворчит, — И я с твоим отцом вот не так знакомился!
— А с братом, Саш, с Ратмиром? — опять смеётся, легонько пихая его в бок, — Что? Уже не помнишь, как в этой же квартире дверь в одном полотенце для рук ему открывал?! Которое на тебе даже не сходилось из-за…кхм…боевой готовности… Ещё и чуть не подрались!
Переглядываются, и вдруг этот суровый мужик тоже расплывается в широкой улыбке, щурясь как медведь, пережравший малины, на жену.
— Ах-ха-х, было, да… — посмеивается, обнимая её одной рукой за хрупкие плечи, — Но это другое, Кис!
Елизавета Тиграновна на это выразительно выгибает брови, и я почти слышу её безмолвное «Да что ты?».
— У меня были серьёзные намерения, а этот… — и снова на меня перетекает тут же ставшим недобрым взгляд Цветочкиного отца, — Ему самому — то сколько? Столько же?! Только одно ж и надо наверно…
— Не одно! — возмущаюсь я, садясь на постели и до пояса вылезая из-под одеяла.
— Желторот, вот кому ты пиздишь? — начинает было подаваться ко мне Александр Валерьевич, но тут его резко одёргивает жена.
— Саш, всё! Это не вежливо. На кухню пошли. Артём оденется, ты в себя придёшь, и всё будет хорошо, — и буквально выталкивает его из спальни.
??????????????????????????Как только Алискины родители покидают комнату, первым делом прячу в тумбочку все валяющиеся на кровати игрушки. Это мне конечно слабо уже поможет предстать в глазах Лютика — старшего приличным человеком, но хоть наручники с такой же рыжей опушкой не заметил, и на том спасибо.
Как-то не хочется усугублять.
Вообще мне бы было глубоко фиолетово на реакцию Алисиных родителей, если бы «а» — я не планировал с ними породниться, и «б» — не знал, что мой Цветочек просто обожает своего отца.
Я ни разу не слышал, чтобы по телефону она обращалась к нему иначе, чем «папулечка», и её голосок при этом не изрыгал тонны благоговейного мёда в динамик. Они всегда так мило щебетали, что я был уверен, что Александр Валерьевич — это такой оживший олимпийский мишка, всегда тебе улыбающийся и готовый по первому требованию с песней улететь куда подальше, чтобы детям жить не мешать.
И тут на тебе…
Уверен, если бы не Алисина мама — меня бы уже били…
Натягиваю футболку, прыгаю в домашнее трико, предварительно надев самые плотно прилегающие к паху трусы, какие нашлись в комоде. Все уже всё видели — не хочется лишний раз о моих первичных половых признаках напоминать. Перекрестившись и выдохнув, бесшумно крадусь к кухне, вдыхая расползающийся по квартире аромат свежезаваренного кофе.
Хочется заодно уши погреть, пока снова перед этими двумя не предстал…
— Как быстро что-то дети выросли, да, Саш? — с грустью вздыхает Елизавета Тиграновна, и я слышу, как журчит разливаемый по чашкам кофе. Шаги, глухой стук кружки о стол, а потом и звук отодвигаемого стула.
— Да жесть. Ведь оба родились — на ладони умещались! А сейчас…Я уже с ними седею, — бурчит хриплым басом Алисин отец.
— Тебе очень идёт. Ты прямо такой импозантный, — мягко стелет на это моя будущая тёща.