До февраля
Шрифт:
Андрей, оттеснив его, поинтересовался:
– А хули ты отказное сразу не нарисовал?
Руслан молча попытался открыть дверь, не смог прорваться без боя и остановился, выжидая.
– Не, правда, – не унимался Андрей. – Жалко телочку стало, да: поехала с подружкой на базу с тремя чувачками, потом еще и остаться решила, когда подружка срулила по-тихому, – кто ж знал, что ее во все дыры долбить всю ночь будут, да?
– Ты это непременно сейчас обсудить хочешь? – спросил Руслан, кажется, задыхаясь от старательности, с которой подбирал слова.
Хватит,
– А еще и Норов дерзкий да богатый, да? И прессануть такого сам бог велел, и…
Вот теперь точно хватит, повторил Андрей, заметив, что у Руслана явно падает крюк, аж глаза белеют. Он тряхнул головой и плечами, сбрасывая то, что давило со вчерашнего вечера и чуть не раздавило сейчас, и сказал:
– Не мельтеши, короче. Всё под контролем, дело сшито. Суслик собственноручно пишет сейчас, что слышал «Нет-нет» терпилы и «Ладно-нормально» Норова.
– Ип-понске бокс, – выдохнул Руслан, застыв. – Не врешь?
– С тебя, – сообщил Андрей без улыбки.
– Слушай, ну не заржавеет, – заверил Руслан. – Сейчас прямо метнусь. Заодно пожру, пока этот пишет. Вот ты колдун. Спасибо.
Он с размаху выдал Андрею ладонь, тот, ухмыльнувшись, звонко ответил. Руслан проявлял чувства очень редко – а теперь они не унимались:
– Девку-то реально жалко, а эти реально упыри, таких не наказывать – потом самим же опасно по улицам ходить будет.
– Ну поучи батю основам государства и права, – сказал Андрей, улыбаясь и машинально застегиваясь.
Руслан всё заливался:
– Форма решает все-таки. Буду теперь тоже на допрос хипстоты в парадке выходить. Ты чего вырядился-то?
– А ты реально по гражданке намерен пред очи Халка и всего начальства предстать? – удивился Андрей. – Не, ну можешь и так, конечно…
– Ип-понске, – медленно повторил Руслан. – Собрание же. День мента плюс два, по местному времени. Так. И я, значит, по-любому без обеда. Успею, думаешь, до дома и обратно?
– Поторопишься – успеешь, – сказал Андрей безжалостно, помедлил и все-таки спросил: – Слышь, а ты помнишь этого, сопляка с пояском?
– Напомни, – попросил Руслан, незаметно взглянув на часы в телефоне.
– Ну, серийный у нас тут лет пятнадцать назад был, в федеральный даже объявляли.
– Пятнадцать, – протянул Руслан укоризненно. – Андрюх, я пятнадцать лет назад в школу ходил и на соревнования ездил.
Он поморщился, будто от вдруг обострившейся давней боли. Андрей проворчал:
– Но не глухой же был, сарасовский вообще-то. Ладно, беги, измаялся, будто сикать хочешь.
Руслан, который и впрямь переминался почти по-детски, тут же неровно зашагал прочь, бросив на ходу:
– Если припоздну, а Халк спросит, скажи… Ну, что-нибудь.
– Учи батю, – сказал Андрей. – Чего хромаешь-то опять?
– Снег будет завтра, вот чего, – откликнулся Руслан почти из конца коридора и скрылся.
Андрей постоял, прислушиваясь к тишине за дверью, осмотрел себя, снова расстегнул пару пуговиц
Глава третья
До обеда Паша раз пять выскакивал в коридор под разными предлогами, а то и обходясь без них, всматривался в двери кабинетов Ани и Наташи, вздыхал и возвращался на место. Леночка и Юля реагировали на это с откровенным интересом, но его это не трогало. И на обед они звали Пашу весьма старательно – даже Юля, которая последний год старалась за пределами кабинета рядом с Леночкой не присаживаться. Но Паша неохотно сказал, что надо добить одну там, и застыл над клавиатурой, выжидая, пока тетки уйдут, и не обращая внимания на их многозначительные взгляды и иронические шепотки про «одну там, поди ж ты». Любые слова Леночки можно было выносить за скобки почти полностью. А Юля на удивление помалкивала. Только спросила, задержавшись на пороге и убедившись, что Леночка отошла и не слышит:
– Наташи так и не было?
Паша мотнул головой.
– Паршиво, – заключила Юля и удалилась.
Паша выжидал, пока стук каблуков стихнет, проверяя мессенджеры. Аня не отзывалась, а в сети отсутствовала со вчерашнего вечера.
Паша погонял курсор по без малого законченному тексту, который он, оказывается, навалял с утра, не возвращаясь в сознание, – надо будет перед сдачей как-то прийти в себя и прочитать, что получилось-то: вдруг там вместо бравурного релиза об успехах дистанционного образования описание живой природы или трактат про обустройство России, – и снова пошел по коридору.
Коридор был совершенно пустым, эхо шагов – долгим и несколько рваным. Паша подергал дверь Наташиного кабинета, ругнулся, к Аниной рванул с нарастающей злостью и шарахнул с ноги.
Дверь громко распахнулась.
Паша вздрогнул и застыл, а еще сильнее вздрогнула и застыла, испуганно вглядываясь в проем, Аня. Она, оказывается, сидела за своим столом, заваленным бумагами.
– Ты здесь, что ли? – глуповато уточнил Паша.
– Ты крышу двинул? – тоненько, но более резонно спросила Аня. – Я ж чуть…
Она, не договорив, зашуршала бумагами, выдернула бутылочку воды, зажатую парой стопок, и принялась жадно пить. Руки у нее тряслись. Паша, виновато поведя плечами, вошел.
– Сорян, я десятый раз просто… Давно ты тут?
Аня оторвалась от горлышка, подышала, навинчивая крышечку, и сказала:
– С восьми вроде. Пытаюсь вот… работать.
Она показала на разложенные бумаги, заметила, что руки так и трясутся, и поспешно сунула их под бёдра.
Аня не стала говорить, что ничего особенного с утра она не наработала: не получилось у нее ни выписать из проклятой рукописи значимых фактов, ни даже дочитать ее до конца – бурелом неточных и лишних слов, сквозь которые она вроде научилась просачиваться, снова стал непроходимым, ни смысла, ни общего рисунка действия ухватить не удавалось, так что глаза двадцатый и пятидесятый раз бегали по странице без толку и без надежды.