До февраля
Шрифт:
Он показал в сторону недалекой мрачной ограды. С немногим лучше освещенного тротуара она смотрелась как декорация дешевенького хоррора, ключевая сцена которого разворачивается на заброшенном кладбище. Аня поежилась и ускорила шаг.
Паша продолжал:
– Обидел его какой-то, наверное, лыжню там потребовал, а дедок стормозил посторониться… Так он решил всем мстить. Двух завалил, третьего не догнал. Ну его и взяли почти сразу. Ничего интересного, короче.
– Посадили?
– Наверное. Куда его еще, такого красивого. Да он крякнул давно палюбэ, ему тогда-то за шестьдесят было. Так что к молодому тому он точно отношения не имеет.
– А хорошо, что книжка не про нас, – сказала вдруг Аня.
– В смысле?
Аня пояснила:
– Наташа говорила, самый огонь – чтобы в книге из архива и твоем очерке действие в одном месте происходило. Такое боевое краеведение. Но, блин, если там дедушка с молотком бегал, а тут мальчонка с пояском, а его и не поймали, – нафиг такое краеведение. Не про нас книжка, вот и хорошо.
Паша почему-то заулыбался, засопел, хотел сдержаться, но не смог:
– То есть она прямо всерьез готова мой лонгрид ставить? Не глядя? Ешкин хвост. Спасибо, Ань.
– Погодь спасибкать. Наташа пока капризничает чего-то.
– Из-за меня? – уныло спросил Паша.
Аня мотнула головой с досадой.
– Вообще. Типа пошли они. А кто они и почему, сама не знает, наверное.
Паша подождал пояснений, не дождался и осторожно удивился:
– Разве можно такое упускать? Темища же.
– Вот именно. Весь мир такое только и читает, и мы переводим и читаем, и сериалы переводим и смотрим, и документалки, а про свою, как это… хтонь, во, не знаем или сразу забываем. Странно это.
– Не странно, – пояснил Паша. – Просто со временем не повезло. Это ж в нулевые было. Тогда все как раз и трэшака объелись, и читать бросили. Трэшак в телик переполз, дневные шоу страшнее любого хоррора, это я еще про инсту и тикток молчу.
Аня кивнула без улыбки, но от темы не отвлеклась:
– И все молчат. А чего говорить, маньяк-то исчез. Паш, покажи еще раз фотки.
Паша остановился, открыл ссылку в телефоне и повернул экран к Ане. Та принялась листать снимки, подолгу вглядываясь в каждый. Вытерла экран, на котором оседал пар слишком близкого дыхания, и сказала:
– Могли бы нейросети подстегнуть – они и из такого что-то вычистить могут.
– И что? Пятнадцать лет прошло.
– Тоже нейросети состарят, – не сдавалась Аня. – Любой может, знаешь же: скачал приложение – и вот ты старый, вот бэбик, а вот дедушка.
– И заведем под арест всех похожих дедушек. И бабушек, на случай, если он пол сменил.
– Лучше так, чем… Он же гуляет рядом. Может, прямо здесь. Прямо сейчас.
Аня огляделась и зацепилась взглядом за темную фигуру на остановке поодаль. Человек, кажется, смотрел прямо на них. Он выпустил клуб пара и как будто улыбнулся. Аня понимала, что с такого расстояния, в полумраке и с ее-то зрением – на холоде линзам веры нет, – рассмотреть улыбку не могла, но на всякий случай спешно повлекла вперед Пашу, изучавшего снимок на экране.
Змей затянулся еще разок, убрал вейп, огляделся, поймал взглядом темно-серую куртку и пошел за ней по «зебре».
За его спиной, не приостановившись и даже не сбавив скорость, пронеслась «Kia».
Андрей говорил, вцепившись в руль и не глядя на рыдающую рядом сестру:
– Наташ, я несколько подзадолбался тебя из запоев вытаскивать. Расслабляться надо, согласен. Определись только: трахаться хочешь или ужраться? Ужраться и дома можно, мне попроще будет, чем тебя по всему городу ловить. Хряпнула – и сразу в больничку прокапываться. Но если трахаться…
– Он уше-ел! – провыла Наташа. – Развернулся и уше-ел! Я старая и стра-ашная!
Андрей чуть кивнул и прикусил губу, готовясь через силу врать.
– Хрень-то не неси. Баба-ягодка, в отделе все мужики у меня телефончик просят, устал отпинываться.
Пьяный плач Наташи перешел в жалобное всхлипывание:
– Я никому не нужна!
– Спасибо, сестренка, – сказал Андрей, с облегчением выпуская раздражение на допустимом повороте беседы. – Я, сука, на ленты ради тебя рвусь, Светка про тебя постоянно спрашивает, Лизка вечно: пусть теть Наташа придет, почему теть Наташи долго не было, – и вот так ты это принимаешь.
Наташа залилась совсем безутешно.
– Ну что такое опять? – осведомился Андрей.
– У меня ма-аму уби-ли!
Андрей ударил по тормозам, резко уходя к обочине. Пролетевшая мимо машина отозвалась возмущенным сигналом.
– А у меня, блядь, не убили?! – спросил Андрей.
Он смотрел на свои руки, вцепившиеся в руль так, что костяшки побелели. Шея и плечи закостенели, глаза будто вымерзли.
Наташа завывала в бумажную салфетку. Ни сил, ни желания поворачиваться к ней не было, но куда деваться-то.
Андрей с трудом оторвал от руля правую руку и привлек к себе Наташу. Она уткнулась ему в плечо, рыдая. Андрей с трудом прочистил горло, забывшее, как дышать нормально и как говорить негромко.
– Я бы нашел его, чтобы сам… – сказал Андрей и откашлялся снова. – Но его ж грохнули давно, стопудово. Не могут такие долго по земле…
– А если нет? – прошептала Наташа брату в куртку.
– А если нет, я его найду, – заверил Андрей.
Наташа резко откинулась, чуть не ударившись головой о стекло, села прямо и уставилась перед собой мокрыми глазами, окруженными черными пятнами размазанной туши. В ветровом стекле смутно отражалась плохо нарисованная морда панды. Морда презрительно сказала:
– Найдешь… Про него роман давно написали – а ты всё ищешь и не находишь.
Андрей начал медленно поворачиваться к Наташе.
На оклик Ирина сперва внимания не обратила, но он прозвучал громче:
– Простите ради бога…
Она остановилась и обернулась, выжидающе глядя на мужичка средних лет. Лицо его полностью было скрыто медицинской маской и тенью длинного козырька, но выглядел он безобидно: немногим выше Ирины, вряд ли шире нее и к тому же в какой-то спецодежде – строитель или ремонтник. Он поспешно остановился в полутора шагах от Ирины, но та успела заметить, что мужичок заметно прихрамывает.