До и после заката
Шрифт:
Генеральный умел прессовать и унижать человека так, что некоторые даже слегали после таких совещаний в больницу с гипертоническим кризом. Бывало, что дело оканчивалось и летальным исходом. Мне памятен трагический случай, как один мой бывший коллега по отделу маркетинга, бывший капитан I ранга Николай Дмитриевич Чеботарь шёл с утра на работу, внезапно упал перед проходной и вскоре умер. Бывшего военного моряка не накрыла ни одна морская волна, не сразила ни одна пуля, а утренний инсульт в мирное, солнечное утро убил наповал. Незадолго до этого у
Субботние совещания Елин приказал сопровождать видеографикой. Помимо этого нам, рекламистам (а кому же ещё?), вменялось подготавливать помещение к этому «важному» мероприятию – включать и выключать кондиционер, контролировать работу плазменного телевизора, регулировать громкость находящихся в зале микрофонов и акустики, а также расставлять на столе таблички с именами и должностями присутствующих. Я составлял графики выхода в субботние дни, но и сам не чурался выходов на работу в выходной день, в отличие от пришедшей начальницы Маликовой – эта персона сразу вознесла себя в ранг небожителей.
Светлана Борисовна предпочитала заниматься тем, что ей лично нравится. Однажды, к приезду вьетнамской делегации нам было поручено приобрести комплект мужских плавок. Я бы перечислил продавщице требуемые размеры, схватил товар и убежал. Маликова же отнеслась к процессу выбора мужского нижнего белья с особым вниманием: прощупывала руками каждый экземпляр, интересовалась, качеством материала, страной изготовления и прочими параметрами. Чувствую, повезёт тому мужчине, которому она купит плавки.
После субботнего совещания мне доверялась роль внештатного палача. В утро понедельника я должен был вывесить на главном стенде завода у входа в здание заводоуправления крупные фотографии начальников подразделений, не справившихся с недельным заданием – этакая стена позора. Дай Елину волю, он бы ввёл и публичные казни на главной заводской площади. Но смертная казнь и публичные наказания в России запрещены, потому директору доставляли радость фотографии повешенных (на доску антипочёта) людей.
Сталин о таких приёмах бы не догадался.
Только не подумайте, что я не возражал против подобной политики. Несмотря на мой обтекаемый имидж добропорядочного джентльмена, я имел обыкновение дерзить, огрызаться и при удобном случае не стеснялся высказать подкреплённое аргументами отношение к происходящему.
– Сергей Валерич, люди меня палачом называют, – заявил я однажды в кабинете Елина, когда ещё был начальником ОРСОиИТ. – Каждое неделю вывешиваю их фото на доску антипочёта.
Генеральный директор серьёзно посмотрел на меня и продолжил подписывать принесённые мною бумаги.
– А ты не вешай, – ответил он, промедлив самую малость. – Пусть твои девочки этим занимаются. Хреновский из тебя руководитель, если ты всё делаешь сам.
С этим было всё ясно, я решил провентилировать ещё один вопрос. Дело в том, что бюджет моего отдела и так трещал по швам, а курирующий нас холдинг постоянно подсовывал нам счета на громадные суммы. И всё это должно быть отнесено на рекламные затраты. Как руководитель, способный считать деньги, я был против. Рассорился с нашими бухгалтерами и финансистами, которые старались исполнять приказы кураторов по стойке смирно.
– Что мне делать со счетами из холдинга? – спросил я генерального директора. – Они опять прислали на 200 тысяч за какой-то банкет в ресторане «Тимербай». На прошлой неделе купили напольные часы за 150 тысяч…
– Не какой-то, а с представителями финской делегации. А часы будут стоять в приёмной Михаила Ивановича. Чем недоволен?!
– Я всем доволен, Сергей Валерьевич. Только какое отношение имеют эти счета к рекламе? У меня и так бюджет трещит, даже на карманные календарики и визитки денег нет.
Елину не нравился такой разговор, и он рукой махнул в сторону двери, мол, уходи, надоел. Не умеешь крутиться, не надо было и в кресло садиться.
С приходом Маликовой работать мне стало проще. Несмотря на медленно убывающую сумму незакрытой дебиторской задолженности, висящую на моей шее, ответственности у меня стало гораздо меньше.
Понятное дело, так долго продолжаться не могло. Елин к ноябрю наконец-то утвердил новое штатное расписание. То, что в нём не было вакансии заместителя начальника управления, меня особо не удивило – на заводе набирала силу оптимизация кадров. Но в сетке не было и клеточки «начальник бюро рекламы». За объяснениями я отправился к Маликовой.
– Ротация, Олег Юрич, – начальница глядела из-под очков надменно-насмешливо. – Но вам будет предоставлена новая должность в управлении.
– Да? И какая?
– Инженера по рекламе.
У меня чуть челюсть на пол не упала.
– Я – инженером? Да вы что? Я им уже был 7 лет назад.
– Ну, что поделаешь? Придётся стать им снова.
Женщины всегда мстят за равнодушие и нелюбовь в свой адрес – с этой аксиомой я столкнулся в очередной раз. Впрочем, дело не только в ней. За эти полтора года я обрёл на заводе кучу недоброжелателей, в числе которых был, конечно же, и генеральный директор Сергей Валерьевич Елин, чья закорючка значилась на новом штатном расписании управления.
Такому раскладу событий я был безмерно рад и на крыльях счастья побежал в отдел кадров за бланком на увольнение.
В розовое никуда
Какой же это счастливый момент – уволиться по собственному желанию. Деньги у меня и без этой нервной работы водились, у меня была готова к проживанию новая, только что отремонтированная и обставленная квартира с видом на Волгу. Я был здоров и полон желания. Зачем мне нужна эта вечная унизительная свистопляска, все эти забеги в ширину.
И вообще, увольняться надо весело. Закрывая одну дверь, мы открываем другую.