До мурашек
Шрифт:
– Оставайся.
– Зачем?
Вместо ответа двусмысленно выгибает бровь, а губы трогает чувственная полуулыбка.
– Думаю, с меня уже хватит...- бормочу глухо и натягиваю майку.
– Нет, - Лёвка мгновенно повышает голос, хватая меня за плечо, в серых глазах молнией мелькает протест, - Останься.
Его пальцы до лёгкой боли впиваются в мою руку, оставляют жгучие следы на коже. Смотрим друг на друга в упор. Он чуть качается ко мне, нависая ближе. С приоткрытых губ слетает тихий выдох, долетая до моего запрокинутого к нему лица теплым, покалывающим облаком. Я теряюсь, мечусь по нему взглядом.
–
– спрашиваю тихо.
– Не зачем...просто...Не уходи...Полежим. Заснём...
Нервно улыбаюсь, не зная, как реагировать. Его низкий бархатный голос так и вибрирует груди, рассылая волны приятных мурашек, хотя Лёвка уже молчит. Молчит и выжидательно смотрит.
– Родители заметят, что меня нет.
– Тебе не пять лет. Позвонят - скажешь, что всё в порядке.
Сильно прикусываю губу, думая, но чувствую, как Лёвка, тут же зависнув, смотрит, на мой рот, и отворачиваюсь.
– Это бессмысленно...
– Да, определенно, - хмыкает хрипло и, устав, наверно, уговаривать словами, молча снова стягивает с меня майку, смотря в глаза.
И я как кролик перед удавом. Даю ему обратно меня раздеть, больше тоже ничего не говоря. Оставив на мне только трусики, Лёва крепко обнимает меня и прижимает к себе. Обнаженная грудь и живот впечатываются в его горячий торс, от ощущения кожа к коже ведёт, ноги слабеют. Запрокидываю к нему лицо, когда гладит по волосам, убирая прядку за ухо. Ловлю его взгляд, и от выражения серых глаз, направленных на меня, перехватывает дыхание.
– Лёв...- сама не знаю, что хочу сказать. Может просто произнести вслух его имя.
Наклоняется ко мне, нежно трется носом о мой нос, и только потом мягко целует, гладя мой язык своим, пока немного неуклюже пятится со мной обратно к кровати.
*** Утром просыпаюсь в смятой, влажной постели одна. Резко сажусь, озираясь. Прислушиваюсь. Лёвки рядом нет точно, прилегающая ванная комната тоже пуста, небо в просвете между шторами ещё довольно серое, и в воздухе разлито ощущение раннего утра. Тянусь за телефоном. Так и есть. Семь утра. Выпутываюсь из простыней и отправляюсь в душ. Надо привести себя в порядок.
Пока наскоро моюсь, пытаюсь привести мысли в порядок, но там полный разброд и шатание. Под кожей гуляет нервная дрожь. Я слишком взбудоражена прошлой ночью. У меня столько вопросов, а ответов нет. В голове мечутся обрывки фраз, обрывки секса, обрывки эмоций от горечи до экстаза. Весь спектр...
Полнота ощущений, от которой я уже давно отвыкла. Что-то похожее мне давала сцена, но никогда - другой человек. И это как наркотик - хочется ещё.
А он? Чего хочет он?
Прикрываю глаза, подставляя грудь и шею под упругие струи воды. Пред внутренним взором всплывает очередной фрагмент вчерашней ночи. Мы лежим на боку, повернувшись друг к другу лицом - так близко, что и то дело касаемся носами, наши ноги переплетены, а Лёвкина рука лениво исследует моё тело, заставляя мучительно медленно вариться в нарастающем возбуждении. Он то трогает мою грудь, поглаживая ставшие каменными соски, то сминает пальцами, оттягивает ягодицу, то проводит ладонью по животу и ткани трусиков, прикрывающих лобок. Это очень чувственно и почти раздражает. Я понимаю, что он ждет, когда сама предложу пойти дальше, я ведь сказала до этого, что больше не хочу, когда пыталась уйти, но из вредности терплю до последнего. К тому же мне нравится вот так лежать с ним, ощущая, как воздух вокруг превращается в горячий кисель от общего желания.
– Ты мой черный лебедь, Гуль, - бормочет Лёвка, смотря мне в глаза затуманенным взглядом.
– Такая мрачная?
– пытаюсь пошутить, слабо улыбнувшись, - Скорее, хромая утка пока...
Но он не улыбается в ответ. Ему не смешно.
– Казалось, больше не случишься. Очень наивно с моей стороны, - хриплым шепотом заканчивает свою мысль и не выдерживает больше.
Обхватывает ладонью мой затылок, фиксируя голову и вжимается губами в мои, проталкивая в рот язык. Задыхаюсь от неожиданного напора и не успеваю понять, как уже оказываюсь на спине, придавленная его сильным тяжелым телом.
От этого воспоминания простреливает короткой молнией, оседающей тянущим возбуждением между ног. Усилием воли пытаюсь прогнать это чувство. Закрываю воду и выхожу из душевой.
Стоит начать спускаться по лестнице на первый этаж, как аромат кофе и яичницы, щекочущий ноздри, тут же выдает мне, где Лёвка. Замираю в прихожей, раздумывая пару секунд, и решаю все-таки пойти к нему и попрощаться.
Останавливаюсь в широком проёме кухни - гостиной, упираясь взглядом в Лёвкину спину. Стоит за плитой, говорит с кем-то по телефону, не замечает меня. Жду, когда положит трубку или хотя бы обернется, и пока никак не выдаю себя. Даю себе возможность тихонечко его разглядывать. Светло- серая футболка обтягивает крепкую спину и широкие плечи, серые спортивные штаны очерчивают красивую мужскую задницу, влажные взъерошенные волосы, хрипловатый с утра приветливый голос, обращенный не ко мне...
У меня внутри всё сжимается от того, какой он домашний и расслабленный сейчас. Я будто не имею право на это смотреть.
– Давай, жду, - отбивает вызов и кладет телефон на столешницу.
– Доброе утро, - подаю голос.
Лёва резко оборачивается, его цепкий взгляд быстро скользит по всей моей фигуре, вызывая скованность, и застывает на лице.
– Проходи, - кивает на стол.
– Нет, я уже пойду, - обнимаю себя руками.
– Я завтрак приготовил.
– Не стоило...
Повисает тишина. Лёвка продолжает смотреть на меня в упор, не давая нормально воспринимать действительность. Нервно кусаю щеку изнутри. Чёрт...
И снова сдавшись ему, как всегда, иду к столу. Только теперь отворачивается, переставая давить на меня взглядом.
– У меня каша, у тебя яичница, - оглашает меню.
– Я тоже хочу твою кашу.
– Ты же терпеть не можешь кашу, - бурчит себе под нос недовольно.
Да, обычно я кашу не ем, тошнит от неё ещё со времен училища, но у Лёвки она всегда получалась вполне сносной, с орехами и медом - это во-первых. А во-вторых, он ненавидит делиться едой, точно сварил на себя одного, и почему бы не дернуть его за усы.
– Твою - люблю, - отзываюсь вслух.
– Врешь, - хмыкает, доставая еще тарелки, - Тогда яичницу тоже пополам.
– Ок.
Через минуту передо мной стоит тарелка с овсянкой крупного помола, тарелка с яичницей, щедро посыпанной зеленью (и у меня от этого факта легкое жжение в груди, ведь он помнит, что я ему так), и большая чашка дымящегося кофе. Лева ставит перед собой такой же набор и устраивается напротив. Кручу вилку в руках, пока не кивает на мои тарелки.
– Гуля, ешь.