До новых снов с тобой...
Шрифт:
– Алло?
И Клаус, и Елена видели, как изменяется выражение лица Деймона. Злость и ярость исчезли, уступив место таким эмоциям как страх, отчаянье и боль. Сальваторе сделал несколько глубоких вдохов и медленно сел рядом с Еленой, которая не двигалась, боясь попасть под горячую руку.
И Кэролайн недаром предчувствовала бурю, недаром так долго длилось это затишье и недаром Елене хотелось как можно больше времени провести рядом с Сальваторе. Все трое еще не знали, что их ждет впереди, но точно были уверены в одном: жизнь поменяется для каждого и далеко не в лучшую сторону. Во всяком случае, для большинства.
В отдалении стали слышаться
Машина под названием «жизнь» так стремительно мчалась по трассе, что не заметила крутого поворота. И последствия такой невнимательности будут катастрофическими.
Сальваторе мигом поднялся. Елена тоже, но в ее глазах сразу все поплыло, а голова стала болеть еще сильнее. Клаус просто молчал, внимательно следя за всем, что происходит.
– Что случилось? – тихо промолвила она.
Сальваторе не собирался рассказывать правду при Майклсоне, но и оставлять Елену с этим… тоже не горел желанием. Но страх потерять того человека, который всегда был рядом – был сильнее ревности.
– Будь тут. Я в поликлинику.
– Деймон! – превозмогая боль, крикнула девушка.
– Я сказал: будь тут. Приеду – позвоню.
И Сальваторе, скрывшись в салоне автомобиля, стремительно направился в сторону города, туда, где его еще, может, ждут. А может, и нет. От этого страх становился еще сильнее.
====== Глава 36. Ноты слез. ======
На словах мы все философы, но когда дело доходит до серьезных проблемах – куда же девается наше всезнающая сила? Те советы, которые мы раздаем направо и налево, неожиданно забываются, становясь трудно применимыми на практике. Они гаснут как фитиль… В мгновение ока превращаясь в пепел, в золу, а потом этой сажей пачкаешь пальцы и душу, а затем остаются только воспоминания…
Болезненные воспоминания.
Он пытался сохранить трезвость рассудка и все сильнее вжимал педаль газа. Свежий воздух, проникающий через открытое окно, почему-то не остужал пыл. Руками вцепившись в руль, он устремил взор на ночную трассу, ведущую к городу, в поликлинику к той девушке, которая была когда-то смыслом. У Розали передозировка. Очередная.
Сальваторе всегда мечтал вновь чувствовать жизнь. И что? Контраст чувств. Любовь к собственной дочери, нездоровое влечение, страсть сводящая с ума, борьба внутренних противоречий, проблемы с лучшей подругой! И вот он! Вот она жизнь во всем ее проявлении. Любовь. Страсть. Нежность. Разлука, породившая липкую, всепоглощающую тоску. Вновь страсть. Опиум мнимого счастья. Боль. Разочарование. Ревность. Безысходность. Елена стала тем стимулом, тем фактором, который пробудил эту нездоровую тягу к жизни. О Боже, как же он хочет жить! Деймон желал, чтобы Елена оказалась не его дочерью. Он просто-напросто желал быть с нею, любить ее, заниматься любовью с нею. Он желал, чтобы с его Розали было все в порядке, а эти счастливые дни, проведенные на ферме, никогда не забывались. Он желал жить, любить, дружить. Он хотел, чтобы кровь бурлила в венах, а ноги становились ватными от близости, чтобы сердце колотило как бешеное. И сейчас магма жизни обожгла, оставив эти волдыри действительности и разбитых мечтаний. Даже если все решится с Хейл, появится проблема с Еленой. Ему надо оставить ее. Ему надо остаться снегом на ее руках, пеплом на ее щеках, слезами на глазах… Ему надо оставить ее, ибо с ним будущего у нее нет.
Елена и Деймон думали об одном и том же, хоть и не подозревали. И пока Клаус разузнавал
– Розали Хейл, – вдруг проговорила Гилберт и, поднявшись, подошла к Майклсону. – У нее в последний раз был передоз… Это она! Клаус, это она!
Мужчина схватил ее за плечи и, сильно сжав их, произнес:
– Я все сделаю, слышишь? Только успокойся.
Майклсон стал звонить всем, впуская вход убедительные угрозы, узнавая таким образом информацию.
«Он хороший», – промелькнуло в ее голове. Когда-то он стегал ее плетью, чтобы сделать из юной цыганки развлечение для своего карнавала. Да, раньше он был жестоким, циничным ублюдком, а сейчас он готов бросить все бисером к ее ногам.
Это как быть меж двух огней. И куда бы Гилберт ни бросилась, она будет сгорать и в том, и в другом потоке раскаленных чувств, которые вытягивают всю жизненную энергию. Она помнила, что однажды кто-то сказал ей: «Лучше прожить миг, но ощутить весь контраст чувств, чем прожить вечность, оставаясь мраморной статуей». И Елена согласилась… Но в эту самую минуту, когда ее сердце отдано одному человеку, а другой человек готов весь мир готов бросить к ее ногам, в эту самую минуту, когда появилось это предчувствие нехорошего – почему захотелось променять миг на вечность?
Глубокий вдох. В легкие проникает всеобъемлющая, ужасающая пустота, которая холодит душу и сердце, разрывая на мелкие кусочки надежды на будущее. Выдох. Вместе с воздухом наружу уходит ощущение счастья.
– Я узнал, в какой она клинике.
– Отвези меня к… – шатенка ухватилась за плечи Майклсона. – Прошу! Он там с ума сойдет… Пожалуйста.
Везти эту девушку к тому, кого она любит. Клаус понимал, что его шанс быть с ней – один из бесконечности. Но Майклсон будет следовать за этой цыганкой, которая украла не только его сердце, но и его жестокость.
А на небе царила красивая, одинокая луна, словно заставляя всех останавливаться и смотреть только на нее… А звезды? Они прекрасны! Когда-то, мучаясь бессонницей, он шатался по этим тротуарам, пиная то, что попадало под ноги, когда-то он, мучаясь бессонницей, любовался этими холодными звездами и равнодушной ко всему луной. Потом возненавидел тех поэтов, художников и композиторов, которые этим восхищались, ведь что может быть упоительного в мертвых небесных телах? Когда-то, слоняясь часами по ночному городу он искал смысл в каждой банке… А сейчас смыл был только один: жить. Жить, чтобы легко дышалось, чтобы сердце билось бешено, но не от тревоги, а от любви, и чтобы дружба напоминала пение птицы, а не укус кобры.
Сальваторе стремительно влетает в клинику. Игнорируя какие-либо вопросы медсестры, он проносится мимо дежурного и мчится вперед, не зная, где именно его подруга.
– Деймон!
Сальваторе оборачивается и видит Стоунера. Это единственный человек, которому можно доверять.
– Где она?
Подходит какая-то девушка. Оказывается, что это Мередит – тот врач, который занимается делом Розали еще с первого ее попадания в клинику. Сальваторе не хочет выслушивать Стивена или эту Фелл. Он вновь направляется к дверям, ведущим в центр клиники. Его нагоняет Мередит и, хватая за руку, заставляет остановиться.