До седьмого колена
Шрифт:
– Понимаю. А Кастет, он какой – черный, белый или лиловый в золотую крапинку?
– Кастет? – Медведев на минуту задумался. – Он, знаешь, такой, как бы тебе сказать... Сероватый, что ли.
– Угу. А...
Она не договорила. За воротами послышался нарастающий шум мотора, завизжали покрышки, и вдруг раздался ужасающий грохот и треск. Медведевы бросились к окну. Маша, которая стояла ближе, добежала первой.
– Пожалуйста, – сказала она неприятным голосом, – легок на помине. Что это с ним?
Косолапый выглянул в окно через ее плечо, и у него отвисла челюсть.
К месту происшествия уже бежали охранники. Один из них был при полном параде, а другой – голый по пояс, в закатанных до колена джинсах и пляжных шлепанцах на босу ногу, которые он все время терял на бегу. Тот, что был в пиджаке, потянулся было за пистолетом, но, узнав, по всей видимости, машину, оставил свое смертоубийственное намерение.
Вдвоем они подняли тяжелую, норовящую рассыпаться у них в руках створку ворот, и из-под нее, шатаясь, выбрался Кастет. Он сделал два неверных, заплетающихся шага, оттолкнул охранника, который пытался ему помочь, и упал на четвереньки.
Поначалу Косолапый решил, что Кудиев пострадал при столкновении. Он открыл окно, намереваясь крикнуть охранникам, чтобы несли раненого в дом, и в ту же минуту его слуха коснулся поток пьяной брани, которой Кастет, по-прежнему стоявший на четвереньках, щедро поливал неуверенно топтавшихся рядом охранников, некстати оказавшиеся запертыми ворота, свою машину, которая, как выяснилось, не умеет ходить сквозь стены, Косолапого, который отгородился от мира кирпичным забором, а заодно и все остальное человечество.
– Виталий! – перекрывая этот шум, крикнул Медведев. – Берите его и тащите к гаражу, я сейчас спущусь! Уведи куда-нибудь Леру, – сказал он, поворачиваясь к жене. – Телевизор ей включи, займи ее чем-нибудь... да хоть на пианино поиграйте, что ли, только погромче!
– А может, это его лучше увести? – с иронией спросила Марина, кивая в сторону окна. – А еще лучше – просто вышвырнуть за ворота и дать хорошего пинка. Пьяная скотина!
– Перестань, – морщась, сказал Медведев и закрыл окно. – Ты же видишь, он невменяем.
– И притом с утра.
– Вот именно. Вообще-то, за ним такого раньше не водилось. Случилось, наверное, что-нибудь. Займи ребенка, я сейчас все выясню.
– Боюсь, раньше завтрашнего утра ты у него ничего не выяснишь, – с сомнением сказала Марина, уже стоя в дверях.
– Выясню, – пообещал Косолапый таким тоном, каким обещают свернуть кому-нибудь шею.
Он спустился на первый этаж, вышел во двор и, обогнув дом, оказался на бетонированной площадке перед гаражом. Оба охранника уже были здесь, держа с двух сторон под мышки пьяного Кастета. Кастет ругался черными словами, пытался вырываться, бодался и даже, кажется, кусался. Он был абсолютно невменяем, а выглядел так, словно им трое суток мыли полы в
– А-а-а, Косолапый! – увидев Медведева, пьяно заорал он. Язык у него не просто заплетался, а едва ли не завязывался в узлы. – Здравствуй и – ик! – прощай... Наверх вы, товарищи, все по местам, последний парад на-ступа-а-ает... И никто не узнает, где могилка моя, – неожиданно закончил он.
– Отпустите его, – негромко приказал Косолапый, и Кастета отпустили. – Виталий, подай шланг.
Полуголый охранник протянул ему черный резиновый шланг для мойки машин с металлическим набалдашником, на котором помещалась ручка запорного устройства.
– Спасибо, – вежливо поблагодарил Косолапый. – Оба свободны. Займитесь воротами. Разгребите, что он там наворочал, отгоните машину – в общем, наведите порядок.
Охранники ушли, оглядываясь через плечо. Косолапый подумал, что картинка и впрямь хороша: шатающийся, расхлюстанный Кастет на фоне кирпичной стены и он, Михаил Медведев, с черным шлангом наперевес, как с автоматом.
Сходная ассоциация, по всей видимости, возникла и у Кастета, потому что он вдруг рванул у себя на груди рубашку и пьяно промычал:
– Ну, чего ждешь, эсэсовец? Стр-р-реляй, фашистская морда!
Косолапый вздохнул и повернул рычаг запорного устройства. Тугая струя ледяной воды ударила Кастета в грудь, опрокинула и перевернула на бок.
– Тону-у-у! – дурным голосом заверещал Кастет. – В кормовом отсеке пробоина, свистать всех наверх! Там за тум-манами, в задницу пьяными...
Косолапый поморщился и заткнул ему рот струей воды. Кастет захлебнулся, закашлялся, зафыркал, отплевываясь; Медведев методично хлестал его тугой водяной плеткой, стараясь не пропустить ни сантиметра тела. Преодолевая напор струи, Кастет поднялся на четвереньки и подобрал под себя одну ногу, как спринтер на старте. Косолапый решил, что он начинает трезветь, и закрыл воду.
– Хватит?
– Ты, сука, я тебя сейчас убью за это! – зарычал Кастет. Глаза у него были совершенно бессмысленные, как у вареного судака.
Вскочив на ноги, он бросился на Косолапого и успел пробежать три или четыре шага, прежде чем тот снова включил воду.
– Ух, блин! – выдохнул Кастет, с размаху садясь на бетон. – Эй, банщик, горячую давай! Я тебя, сволочь, насквозь вижу!
У Медведева возникло труднопреодолимое желание снова направить струю ему в рот и держать так, пока этот подонок и впрямь не захлебнется, но ему удалось совладать с раздражением.
Экзекуция длилась минут двадцать пять. К концу ее Кастет перестал материться, оставил попытки подняться на ноги, сел у стены, уперся локтями в колени, накрыл руками голову и начал истерически хохотать. Медведев вылил на него еще литров сто воды, а потом понял, что так ничего не добьется, и закрыл кран.
На темном от воды бетоне блестели лужи, стена гаража тоже потемнела почти до самой крыши. Кастет сидел в луже, накрыв голову ладонями, и продолжал смеяться. Плечи его тряслись от хохота, с одежды обильно текло. Медведев бросил шланг, позвал охранника и велел принести стакан питьевой воды и нашатырь.