До седьмого колена
Шрифт:
Человек с ножом сделал какой-то очень быстрый и сложный, почти незаметный в темноте финт, и Юрий лишь в самый последний миг увидел летящее прямо в глаза лезвие. Он пригнулся, нырнул в сторону, споткнулся о чью-то вытянутую ногу и, потеряв равновесие, упал на одно колено. Опершись рукой об пол, он коснулся пальцами холодного железа; нож едва слышно прошелестел у него над головой; убийца ловко перехватил его, развернув лезвием к себе, и нанес страшный колющий удар сверху вниз. Он дико вскрикнул от боли, когда подобранный Юрием с пола железный прут с огромной силой вошел в соприкосновение с костяшками его пальцев. Острая сталь безобидно зазвенела, прыгая по керамическому полу; в следующее мгновение Филатов уже был на ногах. Отброшенный в сторону прут со звоном покатился вниз по ступенькам; последовала короткая
– Уж и не знаю, приятель, возьмется ли теперь хоть кто-нибудь чинить твой нос, – сказал Юрий в открытое окно, озабоченно сжимая и разжимая ноющий кулак.
Наверху стукнула дверь, послышался истеричный собачий лай, и старушечий голос сварливо и испуганно прокричал в темноту:
– А ну прекратите! Я вызываю милицию!
– Уже все, Марья Трофимовна, – сказал Юрий, подняв голову. У его ног тихонько копошились, расползаясь, поверженные противники. Судя по всему, профессионалом был только один, из них – тот, что вывалился в окно, – а остальные трое представляли собой обыкновенную массовку, набранную, похоже, как раз из уличной шпаны. Юрий почти сразу перестал обращать на них внимание, краем глаза следя лишь за тем, чтобы никто из них, уходя, не прихватил с собой какое-нибудь железо. – Это я, Юрий. Все в порядке, они уже ушли, милиции не надо.
– А, Юра, – потеплевшим голосом сказала владелица трех болонок. – И что бы мы без тебя делали? А окно кто вставлять будет?
Юрий не успел ответить, потому что внизу бухнула дверь подъезда, и по лестнице застучали торопливые шаги. Кто-то бежал оттуда, снизу, – человека три, а может, и больше.
– Где он? – отрывисто бросил один из бегущих.
– Там, – невнятно ответил кто-то из потерпевших поражение на лестничной площадке отморозков. – Больно дерется, падло.
– Мочи его, мужики! – резюмировал еще один голос, и Юрий услышал внизу звук, который ни с чем нельзя было спутать, – маслянистый, скользящий лязг автоматного затвора.
– Запритесь, Марья Трофимовна! – крикнул он наверх. – И вызывайте свою милицию...
Он вскочил на подоконник, слыша позади топот и тяжелое пыхтение убийц, и без раздумий сиганул в темноту, группируясь в прыжке. Он мягко приземлился на бетонный козырек над крыльцом подъезда и, присев на корточки, быстро осмотрелся. Кажется, во дворе засады не было.
– Вот бараны, – сказал Юрий, столкнул с козырька валявшегося там без сознания ножевых дел мастера и спрыгнул следом.
Он успел подхватить убийцу на плечи и добежать почти до самой машины, прежде чем в оконном проеме на лестничной площадке звякнуло потревоженное стекло и чей-то голос крикнул на весь двор:
– Вон он, сука!
Наверху что-то коротко и глухо простучало – стреляли из автомата с глушителем. Две или три пули с визгом полоснули по асфальту, выбив из него длинные бледные искры. Лежавший у Юрия на плечах человек вздрогнул, и через мгновение Юрий понял, что больше не слышит его хриплого, с присвистом дыхания. Еще одна короткая очередь выбила глухую железную дробь по дверце машины; пригнувшись, одной рукой удерживая на спине остывающий труп, Юрий отпер дверцу, сбросил мертвое тело на асфальт и нырнул в пахнущую табаком и освежителем воздуха темноту салона.
В этот момент он был беззащитен, но сверху почему-то больше не стреляли. Юрий захлопнул за собой дверь, вставил ключ в замок зажигания и включил мотор. Когда тот завелся, Филатов похолодел и сделал запоздалую попытку выхватить ключ, но тут же опомнился: если бы машину заминировали, ему бы ни о чем уже не надо было беспокоиться.
«Однако, – думал он,
Тут он вторично похолодел и даже снял ногу с педали газа, вспомнив о папке с драгоценными показаниями Медведева и не обнаружив ее около себя. Он, хоть убей, не помнил, куда она подевалась, когда, в какой момент выпустил папку из рук. Наверное, это произошло сразу же, как только его отоварили по физиономии кастетом. В ту минуту рефлексы бывшего десантника включились автоматически, заработала заложенная в подсознание программа защиты и нападения, а там, в этой программе, про какую-то синюю пластиковую папку не было сказано ни слова...
Все еще колеблясь, он снова посмотрел в зеркало и увидел позади себя яркие фары какого-то автомобиля. Фары быстро приближались; Юрий выругался и надавил на газ.
Он был опытным водителем, дорога, какой бы сложной она ни была, никогда не мешала ему думать, но сейчас в голове у него тяжело ворочалась какая-то несусветная каша. Одно было ему ясно: кто-то очень не хотел, чтобы бесславная история несостоявшейся группы «Мегатонна» получила широкую огласку. Медведев? Но, черт подери, он ведь сам, собственноручно написал эти несчастные показания! Мог ведь и не писать, и тогда не пришлось бы отнимать их у Юрия с боем. Да и откуда ему было взять целую толпу отморозков, готовых на убийство, да еще и посреди ночи, да еще так быстро! Ведь Юрий от него поехал прямо домой, а они его уже ждали...
«Все гораздо проще, – думал Юрий, бросая быстрые взгляды в зеркало заднего вида, где, не отставая, но и не очень приближаясь, неотвязно маячили слепящие пятна чужих фар. – При нынешнем уровне развития техники установить по всему дому Косолапого прослушку ничего не стоит. И это, увы, снова приводит нас к Марине Медведевой, потому что ей это было гораздо проще сделать, чем кому бы то ни было. Есть, конечно, охрана, приходящая прислуга, но это все не то. Охрану и прислугу кто-то должен был подкупить. А кто? Кому это надо? Кого волнуют проделки покойного Далласа, подсунувшего друзьям вместо хитового проекта куклу, пустышку? Причем волнуют настолько, что меня, случайного, можно сказать, свидетеля, так серьезно, по-взрослому, пытаются прикончить? Надо полагать, все это волнует того, кто прикарманил денежки, а сделать это опять-таки могла Марина Медведева... Ну и баба, однако! Крестный отец в юбке, да и только. Покойники во все стороны так и сыплются, а она вроде и не при чем – сидит себе за границей, в кафе мороженое кушает... То есть это еще надо проверить, где она сидит и что кушает. Это Медведев говорит, что она за границей. Очень может быть, что он в это даже верит, но это ничего не значит. Его дорогая женушка во время нашего разговора могла сидеть в кустах за домом и слышать каждое слово. Да и зачем это надо сидеть в каких-то там кустах? При теперешнем уровне развития техники любой разговор можно прослушать, не выходя из гостиничного номера. Стоит это недешево, но ей точно по карману...»
Маячившие позади фары угрожающе надвинулись. Машина преследователей приняла влево, норовя прижать Юрия к высокому бордюру. Автомобиль у Юрия был хороший, автоматная очередь, исковеркавшая заднюю дверь, нисколько не повлияла на его ходовые качества, да и за рулем сидел не новичок, так что попытки преследователей играть в салочки на городских улицах Филатова не очень-то беспокоили. Он притормозил и резко свернул направо, в темный переулок, который, насколько ему помнилось, упирался в железнодорожный переезд. Во время этой процедуры что-то насторожило Юрия: ему показалось, что машина как-то очень уж неохотно замедлила ход. Он удивленно приподнял брови: его автомобиль был еще не так стар, чтобы у него могли возникнуть такие проблемы, да и техосмотр он прошел буквально две недели назад, и во время этой неприятной операции его машина была признана полностью технически исправной... Впрочем, экстремальной ездой на больших скоростях Юрий на этом автомобиле еще ни разу не занимался – как-то не было случая, – а потому не мог с уверенностью утверждать, что машина ведет себя не так, как обычно.