До следующего раза (сборник)
Шрифт:
Итак, Игоряша отдыхал на даче и от нечего делать беседовал с биомодулями, прекрасно осознавая, что каждый вопрос исчерпывает регистр информационного поля. Он узнал много интересного о Галактике, об иных мирах, о бесчисленных цивилизациях Вселенной, но пока не делал выводов из полученных знаний.
Он не представлял, что нового может предложить ему Галактика, чего он не нашел бы на Земле. В конце концов, все цивилизации Вселенной гуманоидные. Как совершенно точно Игоряшу информировали биомодули, других нет и быть не может.
Наконец после месяца затворничества Игоряша снова вышел в люди. Видимо, к этому моменту относится его первое появление в нашей компании.
Единомыслие
— Эх, ребята, а вчера я видел, как Рим горел! — воодушевленно рассказывал нам Игоряша-второй.
Мы слушали разинув рты: не каждый день удается поговорить с человеком, который гуляет по истории как по парку культуры и отдыха имени Горького.
Мы были в гостях у виртуоза аллегории Никиты Котляренко — в его крохотной однокомнатной квартире в Теплом Стане. Когда наша компания собиралась у Никиты, его жене и сыну приходилось спасаться в кухонной клетушке, где и так все место занимали плита, стол и холодильник.
Комната была забита книгами, книгами и книгами: даже стенка «Гейне» производства ГДР — единственный предмет мебельной роскоши — служила, в основной своей части, вместилищем альбомов по искусству и поэтических сборников. Эту стенку Котляренко купил у директора ресторана «Богема» Сидора Ипатьевича Дыбина, пятидесятилетнего студента-заочника торгового вуза и спекулянта мебелью по совместительству. Никита отдал за нее — с переплатой — полторы тысячи рублей, влезши на два года в долги, но все равно не мог купить гарнитур целиком: для приобретения мягкой мебели требовалась еще тысяча рублей, которую Никита мог достать, только продавшись в рабство.
Итак, в доме Котляренко, реформатора эпоса и революционера узуса, не было мягкой мебели, а из жесткой наличествовали всего лишь три стула и детское креслице. Раньше, собравшись у него, мы рассаживались прямо на полу, расстелив одеяла и поролоновые матрасы. Но с приходом Игоряши все изменилось. Теперь любой принимал такую позу, какую хотел: кто сидел, развалившись, кто полулежал, кто лежал на животе, подперев голову руками, — и это на разных уровнях комнаты, хоть у потолка: каждого поддерживало персональное спирально-вихревое силовое поле. Надо заметить, что Игоряша расточительно пользовался электромагнитной энергией, но поправить его, научить его экономии было некому: биомодули умели только подчиняться правда, в разумных пределах, — а воспитательная функция их программой не предусматривалась. На стабилизацию тринадцати мощных силовых полей малой конфигурации (с внепространственной подпиткой) шла энергия Чебоксарской ГЭС. Эксплуатационники с ума сходили, пытаясь разгадать, куда утекала такая прорва энергии.
Мы же ни о чем подобном не подозревали. Нам было очень удобно. Силовые подушки нежно пружинили и терпко пахли озоном, как будто мы восседали-возлежали на невидимых охапках сена в чистом поле после летней грозы. Мы слушали Игоряшу.
— …Но, скажу вам, мужики, ничего интересного в этом пожаре не было. Вообразите Рим в 68 году нашей эры. Тесный, скученный городишко диаметром чуть больше трех километров. Ну, конечно, мрамор, статуи, но все равно не впечатляет. Нет, языки пламени не возносились к небу и обезумевшие жители по улицам не метались: все знали, что Нерон — псих, и заблаговременно эвакуировались. Над городом стояла туча дыма, а Нерон прыгал на холме и хохотал. Я побывал в его шкуре и потому могу быть уверен: он был извращенец и шизофреник. К тому же в свои тридцать и один год этот тип успел основательно разрушить печень: у меня адски болел правый бок. Вообще с Нероном связано излишне много легенд. Вовсе он не был самоубийца. И не кричал рабу: «Убей меня!». Раба подкупили враги Нерона а их было великое множество, — и слуга-камикадзе всадил императору меч в спину, когда тот бесновался и прыгал на холме. Я удалился из тела шизоида за секунду до удара…
Поясним сразу: Игоряша-второй, пресытившись путешествиями по земному шару, начал перемещаться во времени.
Путешествие во времени — штука хитрая. Оно принципиально возможно, но требует колоссальных энергетических затрат. Например, бросок в первый век нашей эры пожирает столько энергии, сколько отдает наше Солнце за 10 миллионов лет. Это и понятно: Земля вращается вокруг Солнца, Солнце крутится вместе с Галактикой, а сама Галактика несется в пространстве, удаляясь от точки Большого Взрыва. Чтобы перенестись во временном континууме на две тысячи лет назад, надо перенестись и в пространственном континууме на умопомрачительное расстояние — в то место, где Земля была двадцать веков назад. А ведь в совокупности эти континуумы дают пространственно-временную связность, сиречь пятимерную сферу, в которой кратчайший путь есть четырехмерная спираль. Словом, чтобы не запутывать дальше читателя, скажем лишь, что один только Игоряша-второй (а он не единственный путешественник во времени) своими прогулками по прошлому и будущему Земли загубил четырнадцать миллионов звезд в ядре нашей Галактики. Солнце, разумеется, не понесло никакого ущерба: Золотые Рыбки имеют право распоряжаться энергией лишь тех светил, которые не обладают планетными системами.
Кстати, путешествия во времени, вопреки домыслам некоторых фантастов, не порождают парадоксов, ибо в пространственно-временном континууме перемещается лишь сознание путешественника, его психическая модель. Она может внедриться в любое существо, и таким образом видеть, слышать, обонять, осязать, чувствовать боль… Временные парадоксы не возникают по той причине, что психическая модель лишена обратной связи. Путешественник все сознает и ощущает, но не может влиять на события. Более того, то существо, в которое вселилась психическая модель, понятия не имеет, что служит вместилищем чужого разума. В этом смысле каждый из нас — идеальный робот для людей будущего, которые научатся отправлять в путешествие во времени свои психические модели через 592 года. Например, Паладин Гриммов, наставник мифотворчества, до недавнего времени и вообразить не мог, что его разум путешественники во времени использовали восемь раз, а неукротимый оратор и магистр беллетристики Гак Чуков по сей день не знает, что в его сознании уже много лет безвыездно живет сикофант-любитель из ХХVII Сидор Ипатьевич Дыбин, иждивенец звезды Бетельгейзе…
Читатель вправе задать вопрос: если временные парадоксы исключены, то как можно верить истории с переносом из 5-вероятностного будущего универсального огнетушителя? Ответ прост: это был первый и последний эксперимент Игоряши по перемещению во времени материальных тел. Он удался лишь потому, что у биомодуля, отвечавшего за исполнение этого желания, временно разладился блок запретов. Впрочем, как мы знаем, парадокс, грозивший серьезным потрясением брандмайору Борису Бурденко, творцу Семилиранды, все же не возник.
— …Игоряша, а ты Зевса видел? — спросил Володя Набаков, демиург гомеостатического верлибра, задумчиво покачиваясь на силовом поле возле полупритушенной люстры.
— Конечно, видел, — отвечал Игоряша. — Я много раз беседовал с ним, когда вселялся в лебедя-соблазнителя. Разумеется, за преступление Прометея я не в ответе: по закону хроностазиса я не имел возможности вмешиваться. Что касается Зевса… Яша, конечно, был умный мужик, но жутко недальновидный…
Ах, как мы любили Игоряшины рассказы! Он их именовал почему-то Достижениями, хотя на самом деле ему ничего не надо было достигать: перенестись, например, в тело хана Золотой орды Менгу-Тимура, внука Батыя, и ощутить, с каким чувством он выдает ярлык, освобождающий русскую церковь от уплаты дани, было для Игоряши таким же пустяком, как для нас помочь трешкой соседу, забежавшему поутру с голодным блеском в глазах.
Игоряша не умел (или не хотел?) приукрашивать, поэтому исторические факты представали перед нами во всей правдивости. Естественно, очень часто они отличались от тех картин, что нам рисовали документальные источники и тем более литературные произведения.
Возьмем, к примеру, бегство Наполеона. При переправе через Березину он был вынужден воспользоваться хилым, сооруженным наспех плотом и едва не утонул, сверзившись в воду. Император не умел плавать. Его спасла маркитантка польского происхождения Элиза Пшикровская, вытянувшая Бонапарта за редкие волосы. Самое замечательное в этой истории то, что муж Элизы — преждевременно гениальный физик Казимир Пшикровский, создавший теорию относительности за сто лет до Эйнштейна и потому никем не понятый, ныне совершенно забытый, великий шляхтич Казимир Пшикровский, брошенный Элизой в России с двумя малолетними сыновьями, впоследствии обрусевший, оказался прапрадедом нашего Пети Кровского, известного в московских творческих кругах маэстро стиля. Видимо, генная память сыграла свою роль, потому что физик-экспериментатор Петя Кровский в 11-вероятностном будущем окажется творцом теории гравитационных корпускул — самого потрясающего научного открытия первой четверти 11-вероятностного XXI века.