До свидания, Сима
Шрифт:
Я стоял уже совсем близко на открытом месте в ста шагах от насыпи, по которой взлетало на мост шоссе, где рвали воздух машины и погромыхивали кузовами грузовики. Над собой я видел стальные рыжеватые ребра моста, навевавшего мне то же чудовищно-индустриальное чувство, что и Эйфелева башня, когда стоишь прямо под ней. Еще мост напоминал мне саркофаг Чернобыля, а я под ним чувствовал себя сталкером.
В рюкзаке у меня всегда валялся коротенький зонт с загнутой рукояткой. Я достал его и начал понарошку стрелять им в те места, где нужно было
Я подумал о том, что лучше всего было бы подговорить приехать сюда свадебный кортеж и в суете, пока все фотографируются и распивают шампанское, сделать исподтишка необходимые фотографии. Но где возьмешь этот свадебный картеж? У меня всего лишь три дня.
Я уже прошел под мостом и хотел подняться по насыпи и взойти с той стороны на мост, чтобы поискать лестницу, о которой говорил Кеннет, как вдруг я увидел двух людей, неуклюже сбегавших ко мне с шоссе. Резко развернувшись, я побежал обратно под мост.
— Стой! — окликнули меня. — Стоять, гнида!
Я мчался со всех ног, спотыкаясь о спрятанные под снегом дуги арматуры и куски бетона. Как только я оказался в тени под мостом, путь мне преградил милицейский «жигуленок». Двери машины распахнулись, и из нее выскочили силуэты милиционеров в огромных круглых шлемах. На теле у них были бронежилеты, автоматы Калашникова болтались на ремешках. Вид у них был веселый, как у фашистов, наткнувшихся на одинокого партизана.
Остановившись, я посмотрел назад. Двое шли ко мне спокойным шагом. Это были молодые ребята. Один из них в расстегнутом фасонистом молочном плаще, другой в простенькой джинсовой куртке поверх свитера.
— В чем дело? — спросил я, когда они приблизились. — Кто вы такие?
— Узнаешь, — мрачно сказал один из них, на меня надели наручники и потащили к «жигуленку». Возле машины меня поставили на раскоряку и обыскали с ног до головы. Выпотрошили рюкзак и посадили на заднее сиденье. Я, конечно же, был на полной измене. Двое молодых в штатском стиснули меня, устроившись по бокам. Вдобавок справа и слева захлопнулись двери, да так, что у меня в ушах зазвенело. Когда мы поехали, один из них присвистнул и сказал, смеясь и мотая головой:
— Лучше бы ты, парень, не бегал.
Я посмотрел сначала на одного, потом на другого.
— Мне показалось, что вы бандиты, я и побежал, — задыхаясь от страха, сказал я, — а когда увидел милицию, остановился.
— Еще бы ты не остановился, — продолжал смеяться тип справа, тот, который был в джинсовой куртке.
Тип слева был занят моим зонтом. Он открывал, закрывал его и пытался отвинтить металлическую шляпку на конце.
— Где аппарат? — спросил он, бросив зонт назад под стекло.
— Какой аппарат? — удивился я.
— Слушай, ты лоха из себя не строй, — раздраженно сказал тип в джинсовке и ударил меня локтем.
— Вы не имеете права, — взвизгнул я, действительно как последний лох. — Я сотрудничаю с известными российскими и зарубежными газетами!
— Мы знаем, с кем ты сотрудничаешь, — сказал
— Какой именно аппарат вам нужен? — спросил я, стараясь выглядеть спокойным.
Парень в джинсовке ударил меня в солнечное сплетение, и я очень долго, как рыба, выброшенная на берег, глотал воздух, но не мог вздохнуть.
— Вы извините, честное слово, если наши люди обращались с вами жестковато. Знаете, нижнее звено практически невозможно отучить от грубости. Они слишком много времени проводят, общаясь с уголовниками, и, как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.
— Можете не объяснять, — мрачно заметил я. Прошли сутки с момента моего ареста.
— Да-да, конечно, — согласился интеллигент и смущенно улыбнулся.
Он только что прилетел из Москвы специально по моему делу. Его звали Анатолий Вадимович, фамилию я не помню. Это был тип преподавательской внешности, с довольно жеманными повадками и тягучим бабьим голосом. Мы сидели в обыкновенном чиновничьем кабинете на первом этаже, где в шкафах по алфавиту выстроились толстые скоросшиватели с круглыми дырками на корешках, на столах стояли старенькие мониторы, а в углу пряталась печатная машинка в чехле из кожзаменителя. Я чувствовал себя очень глупо в трико и лыжных ботинках с синими дутыми голенищами.
— Почему мне не дают связаться с родителями и даже с адвокатом? — поинтересовался я у любезного москвича.
— Зачем вам адвокат, если против вас пока еще не выдвинуто никакого обвинения?
— На каком основании в таком случае меня арестовали?
— Считайте, что вас похитили, — усмехнулся интеллигент, сидя на краю стола. — Ну а если серьезно, то на том основании, что вы сотрудничаете с иностранной разведкой.
— Ложь, — спокойно, но твердо отрезал я.
— А вот и не ложь, — инфантильно заупрямился тип. — И признаться в этом в ваших же интересах. Скоро поймете почему. Кстати, вам что-нибудь говорит имя Джек Грац?
— Впервые слышу.
— Отлично. А Кеннет Блюм?
— Не слыхал.
— А Пол Маккартни?
— Где-то слышал. «Битлз», кажется?
Он улыбнулся.
— Ну конечно, — сказал он, расхаживая по кабинету и прилизывая ладонью волосы с боков на лысину. — Ну что ж. Теперь давайте я вас с ними со всеми познакомлю. Джек Грац, австриец по происхождению, 1967 года рождения. Его настоящее имя Михаэль Берн. Штатный сотрудник английской разведки с девяносто пятого года. С конца девяностых занимается сбором стратегической информации о ядерных объектах России. Кеннет Блюм, — такой толстенький мальчик на побегушках, — инструктаж по стрельбе, по фотографии, специалист по дистанционным средствам наблюдения. Его настоящее имя Джон Маккарти, почти что однофамилец известного музыканта. Я могу назвать еще десяток людей, занимающихся вашим делом, но боюсь, вы можете их не знать.