До свидания, Сима
Шрифт:
— Не беспокойся, не бойся, — принялись меня успокаивать женщины. — Это наш крысеночек Кока. Она не кусается.
— Бглоф! — мрачно подтвердил крысеночек и завилял мускулистым коротеньким хвостом.
— А теперь познакомься, — указала женщина на невысокого толстяка с косичкой, — эта наш папа — Хавьер.
Смущенный дядя протянул мне потную руку и крепко пожал мои жалко скукожившиеся от рукопожатия пальцы.
Пузатую бабушку, которая, несмотря на банную духоту, была в шерстяной синей кофте, звали, если я правильно расслышал, Эльжуэттой. Это была мать Хавьера. По-английски она не говорила, поэтому только гладила меня поминутно по голове и как-то вопросительно и однообразно улыбалась. Красавицу жену Хавьера
Около часа мы ехали вдоль промышленных пригородов Барселоны. Мне указали на застроенный крохотными домиками крутой склон над дорогой и сказали, что это кладбище, где, как я понял, припеваючи живут испанские жмурики. Потом мы проехали мимо бухты с ярко освещенным океанским лайнером и бесконечной стеной вдоль берега из разноцветных контейнеров, выехали за пределы города и заскользили по гладкой ярко освещенной трассе, по сторонам которой густела ночь. Высокие фуры, усыпанные разноцветными огнями, как угрожающие тараны, поднимались из мрака и свирепо проносились мимо нашего микроавтобуса. Резко началась гроза, по стеклам забарабанили водные кляксы, Хавьер включил дворники, поднял боковое окно, и в машине стало глуховато. Шоссе было широкое, мы разгонялись по нему, но вдруг на нас начинала нестись цепь света, и Хавьер сбрасывал скорость. Поперек дороги, словно непреодолимое препятствие, выстраивался десяток будок со шлагбаумами. Хавьер останавливался, платил и разгонялся заново, пока перед нами не растягивалась новая стена дорожных сборов. И так продолжалось до тех пор, пока мы не объехали рондо и не свернули с трассы в густую древесную тьму. Мы быстро поехали по колдобинам черно-белой от фар неасфальтированной дороги и остановились, как мне показалось, в лесу.
— Добро пожаловать на виллу Аматле! — лучезарно объявила Мигуэла, и мы полезли из машины в прохладный остаточный дождь. Пахло грозой и мокрой пылью. Собака залаяла и весело забегала вокруг микроавтобуса, отчего я тоже чуть было не забегал.
Хозяин сказал: «Сезам, откройся», и ворота сами собой разъехались, мы с сумками побежали в дом, а он еще остался, чтобы поставить машину.
Войдя в одинокий ночной дом непонятных размеров, где прихожая отсутствовала, мы сразу оказались в просторной гостиной с камином, белыми диванами и широким плазменным экраном встроенного в стену телевизора. Я сразу узнал эту обстановку по западным фильмам и понял, что за овальным столом в левом углу с минуты на минуту начнется идиллический семейный ужин.
Ели сырную пасту с шампиньонами из огромных плоских тарелок. Тогда же меня научили накручивать спагетти на вилку, упирая ее зубчиками в углубление ложки. Семейство много и приглушенно разговаривало по-испански, то и дело весело обращаясь ко мне с вопросами, а я устало моргал и мечтал поскорее увидеть свою комнату.
Комната у меня оказалась крохотная, и ничего в ней не было, кроме высокой кровати, стола с устаревшим компьютером и аквариума с черепахой, у которой всю ночь должна была гореть красная лампа, превращавшая мою новую обитель в лабораторию страха. Располагалась она на втором этаже напротив одной, как я понял, из двух ванных. Когда я остался один, то сел на кровать, еще чувствуя на щеке материнский поцелуй Мигуэлы на ночь, и стал думать, почему это я не заслужил сестринского поцелуя от Мерседес и еще о предстоящем увеселительном лете в Испании. Окно было распахнуто, и из него томными порывами веяло мокрой духотой сада. Из переписки я знал, что вилла Аматле находится на берегу Средиземного моря, но видно
Я лег в постель, и мне стало очень душно. Всю кожу у меня начало покалывать, словно я был с ног до головы укутан верблюжьим одеялом, но ничего, кроме простыни, на мне не было. Знаете, так бывает в знойную погоду. Я встал, натянул шорты и хотел залезть под душ, но в ванной, которая была напротив меня, оказался ремонт и вся сантехника, кроме одинокого зачехленного полиэтиленом унитаза, отсутствовала.
Тогда я пошел искать ванную по другой стороне от лестницы. Навстречу мне вышел Хавьер в махровом халате.
— Ты, наверное, ищешь туалет? Прости, мы забыли тебе показать.
— Я хотел бы принять душ, — как-то великосветски признался я.
— Заходи, — открыл он передо мной дверь. — Если ты не против, я тут тоже какну и заодно зубы почищу.
— Нет! Нет! Спасибо, я подожду, — испугался я этакой фамильярности.
— Да заходи, заходи.
— Честное слово! — запротестовал я. — Постою в коридоре, тем более что мне нужно собраться перед душем с мыслями. Ведь это будет мой первый душ за границей, — сказал я и понял, какую все-таки чушь спорол.
— Хозяин — барин, — пожал плечами испанец и, подмигнув, вошел в ванную.
Господи, думаю, куда я попал? И вдруг, откуда ни возьмись, незнакомая мне девочка лет одиннадцати в одних трусиках, худенькая, с двумя маленькими коричневыми сосками на ребрах выбежала на цыпочках из темноты коридора и уставилась на меня большими не глазами, а выражаясь по-арабски, черными солнцами. Я хотел галантно отвернуться, но тут же уловил в ее мощном взгляде нечто безразлично козье.
— Ольа! — сказала она тонким голоском. Новая испаночка моргала спросонья и, кажется, не могла сообразить, кто я такой и откуда я взялся в ее гнездышке. Она о чем-то еще спросила меня по-испански, указывая тонким пальцем на дверь ванной. Я, как последний индюк, растерялся и пожал плечами. Она недовольно хмыкнула и скрылась в ванной вслед за Хавьером.
— Стой! — запоздало крикнул я в полный голос, но девчонки и след простыл.
Боже мой! Боже мой! Куда я попал? Вот это обычаи! Вот что значит раскрепощенные европейцы и марши сексуальных меньшинств. Не то что мы, чопорные дикари с далекого севера. Я подумал, что если в этом доме живет столько миловидных женщин, то, в общем-то, это не такой уж и плохой обычай. Только вот этот Хавьер совершенно лишний. И, слава богу, что старуха Эль-Джульетта жила в деревне. Потому что с ними нудистничать у меня не было и нет никакого желания.
Через пять минут Хавьер и мучачес вышли, потирая волосы полотенцами, пожелали мне спокойной ночи и пошли, о чем-то тихо хихикая, а я застыл в ступоре, провожая их мрачным взглядом. Не успел я прийти в себя, как еще одна дверь распахнулась и из нее вышла Мерседес в шелковом фиолетовом халатике.
— Ты что здесь стоишь? — весело спросила она.
— Видите ли, я хотел принять душ, а тут…
— Ну так пойдем, чего ты стесняешься? — Ловко, как рысь, взяла меня лапой сзади за шею и провела перед собой в заклятую ванную комнату. Все у меня внутри сжалось, и я уже было попрощался со своей холеной невинностью, как вдруг обнаружил, что за дверью предбанник с тремя дверьми — в туалет, в душ с дополнительным клозетом и в сауну.
Так оказалось, что я — идиот и что у Мерседес есть младшая сестра от брака матери с Хавьером. Звали ее Матильда, и она мне тоже очень понравилась. Она мне правда очень понравилась. Но крутить я решил со старшей.
После завтрака почти все разъехались по делам, а Мерседес повела меня показывать Лорэт де Мар — современного вида туристический городок на Коста-Браве, в черте которого находились имения Хавьера. Сам он, как мне объяснила Мерседес, был владельцем сети баров «Робин Гуд» по всей Каталонии.