Добежать до счастья. Исповедь
Шрифт:
– Давай-ка я с тобой прокачусь, – коснулась локтя Надя, притормаживая меня и кивая Вадиму. – Возьму удар на себя. Я ведь тоже не ночевала дома.
В машине мы молчали, а я всю дорогу держала сестру за руку. Было страшно отпустить её на подсознательном уровне. Казалось, пока держу, она никуда не денется. Знала, что занимаюсь самообманом, но знать и чувствовать – разные вещи.
Отец, к удивлению, оказался уже дома. На моей памяти раньше десяти вечера он почтил нас своим присутствием впервые после смерти матери. Прислуга выглядела напуганной, нервно прятала за спину руки и опускала глаза.
– Вам кто позволил ночевать вне дома? – заорал он, стоило нам войти в гостиную. – Кто разрешил выключить телефоны и бегать от охраны?
– Мы уже давно совершеннолетние и вполне можем остаться ночевать у друзей, – совершенно спокойно возразила Надя, что привело отца в ещё большее бешенство. Он в два шага пересёк расстояние до нас и отвесил ей хлёсткую пощёчину, от которой она покачнулась и завалилась на бок.
– Не смей перечить мне, – прошипел, багровея и дымясь от злости. – Совсем горизонты потеряла? Забыла своё место, или думаешь, раз тебе позволено работать и водить машину, то имеешь право открывать рот.
– Мне двадцать два года, отец, и я имею право сама решать, когда открывать рот, – в тон ему выкрикнула Надя, прищуривая глаза и с ненавистью глядя на него. – Все эти годы я позволяла диктовать мне условия, но с этого дня ты не будешь больше принуждать меня выполнять твои приказы.
Мои ноги тряслись от страха, внутренности скрутило в тугой узел, а от запаха крови, тонкой струйкой, зависшей на Надюшеной губе, подкатывал тошнотворный ком к горлу. Только сейчас до меня окончательно дошли слова Любы. Мы всю жизнь жили и подчинялись монстру, способному сломать любого, словно фарфоровую куклу.
– Ты, мелкая тварь, замуж пойдёшь через два месяца, – нагнулся к ней отец и подтянул к себе за ворот блузки, не обращая внимание на треск шёлка. – Вряд ли Бродецкий позволит открывать тебе рот, когда вздумается.
Бродецкий Ян был компаньоном отца, а также являлся отвратительным, скользким типом под полтинник. Он всегда потирал свою бородку и накручивал усы, смотря сальными глазами на молоденьких девчонок. Худшего извращенца сложно было подобрать, хотя, по сравнению с Уваровым Борисом, возможно Ян – пушистый котик.
– Не уверена, что этот индюк скажет тебе спасибо за бракованный товар, – истерично засмеялась Надежда, отползая от разъярённого мужчины и нащупывая рукой сумку. – Твоя дочурка сдохнет через год, а ты потеряешь все вложенные активы.
Договаривая, она достала бумаги и бросила в него, улыбаясь и упиваясь своей маленькой победой. Я ожидала, что отец кинется к ней, поможет встать, обнимет, пожалеет, но он прочитал заключение, разочарованно взглянул на дочь и вышел, громко хлопнув дверью. Как же так? За что к нам такое отношение?
– Иногда, у меня создаётся ощущение, что мы ему не родные дети, приёмные, – прошептала, помогая Надюше встать. – Как он мог тебя ударить?
– Всё нормально, Люб. Это не первый раз происходит, – потёрла щёку и смазала кровь с губы. – Правда, кровь ещё не пускал.
– Я боюсь его, – неровно выдала я. – Если он решит отдать меня Бродецкому, то придётся рассказать ему о беременности, и тогда он убьёт меня.
– Послушай, сестрёнка, – очень тихо заговорила Надя. – Если почувствуешь, что отец что-то замышляет с твоим участием, или о чём-то начинает догадываться, ты сразу звонишь мне или Вере. Мы вытащим тебя и спрячем. Только позвони. А мне пора. Матвей ждёт.
Я поднялась в свою комнату, пока Надюша собирала вещи и документы, чтобы покинуть наш дом навсегда. Все эти новости, переживания, открывшаяся личина отца, подкосили меня, и я без сил рухнула на кровать. Одиночество накрыло острой болью, а на душе стало ещё тоскливее и поганее, чем после предательства Сергея.
Казалось, я теряю всех близких людей и остаюсь один на один со своей бедою. Через месяц мне должно было исполниться девятнадцать лет, а всё, что было в моём остатке – только ненужная беременность, способная меня погубить. Я всегда росла тепличным растением и смирилась с тем, что должна была выйти замуж по указке отца, но чутьё мне подсказывало, что Бродецкий не лучшая альтернатива побега из семьи.
Утром я еле открыла глаза. Голова раскалывалась, кружилась, а желудок решил познакомить с чудесным словом токсикоз. Объятия с унитазом сил не принесли, но хорошо прочистили мозги. Из уборной я выходил с чётким планом дальнейших действий. У меня не было времени ждать, пока Вера уйдёт от мужа и прихватит с собой, взяв на себя все заботы и обеспечение. Я должна готовиться к побегу сама, добывая деньги и откладывая их в тайном месте.
Первая пара прошла в составление списка, требуемого на первое время самостоятельной жизни, а потом подключилась Маринка с идеями, где раздобыть наличку.
– У тебя полно одежды и украшений. Мы можем продать их через интернет, – взахлёб предлагала она. – Моя тётя держит собачий питомник. Через неё ты сможешь выводить небольшие суммы, подкидывая за счёт папаши на корм. Будет выглядеть как благотворительность, а по факту определённый процент пойдёт тебе.
– Это же обман? Мошенничество? – поразилась лёгкости, с которой предлагала дурить отца подруга. Я никогда ничего не выносила из дома и всегда предоставляла отчёт о расходах, а тут…
– Дура ты наивная, Люб, – с укором глянула она на меня. – Поэтому тебя козёл Серёжа и надурил. Тебе себя спасать надо, раз решила оставить ребёнка, а не переживать о честности перед папашей уродом.
Обдумала её слова и поняла, что Маринка права. Не время включать наивную девочку, слушающуюся во всём отца. Важно в данный момент взять всё, что смогу, а муками совести давиться позже, когда я с малышом буду в безопасности.
Глава 13
Надежда
Рассчитывала ли я на нормальные, человеческие эмоции от отца, показывая ему заключение? Да. Перед собой всегда старалась быть честной. Где-то в глубине души ждала хоть какой-то реакции, доказывающей наличие сердца. Догадывалась, что при рождении Михаил Белов стоял в очереди не за добродетелью, а за телегой с дерьмом, набрав от жадности, за отсутствием желающих, с приличной горкой, но надежда до последнего скреблась по горлу.