Добежать до счастья. Исповедь
Шрифт:
По коже сразу разлилась тёплая волна возбуждения, мурашки поскакали вдоль позвонка, а хриплое дыхание в затылок слилось с моими стонами. Матвей входил плавно, натянуто, лаская раздражённые после ночи стеночки нежной вибрацией, и выводил на плече узоры языком. Перед финалом он перевернул меня на живот, придавил собой и ускорился, подгоняя потиранием клитора мой взрыв. Оргазм нахлынул волнующим потоком, затопил на мгновение разум и выплеснулся в протяжном стоне, заглушенном подушкой.
Лучшее утро, наполненное призрачной любовью, придуманными мной отношениями и подобием нормальной семьи. Не хватало
– Беги в душ, а я приготовлю завтрак, – отвесил лёгкий шлепок по попе и, зарычав, поднялся с кровати, скрываясь голышом за дверью спальни.
Стащила себя на ковёр, шипя от дискомфортной натёртости между ног, погрозила кулаком ушедшему террористу и понесла своё замученное тело в ванную. Отражение в зеркале было то ещё, словно вместо меня перед зеркалом стояла взбалмошная особа лёгкого поведения, или ещё хуже – «плечевая» с большой дороги.
Гнездо на голове, неприличный блеск глаз, раздражение от щетины на щеках и груди, распухшие от трудотерапии губы, засосы на шее и отпечатки пальцев на бедре. Видел бы меня отец, вряд ли продолжал бы считать самой умной и уравновешенной дочерью. Скрыла наготу полотенцем и спустилась вниз. Так спокойно рассекать голышом я была непривычна.
Войдя на кухню, подзависла на фееричных кадрах. Всё, как и представлялось в моём невозможном будущем – привлекательный мужчина с подтянутым телом топчется у плиты, готовя яичницу в одном переднике, две чашки дымящегося кофе на столе, распространяющие одуряющий запах бодрости, солнечные лучи, добавляющие в пространство уют и счастье.
Счастье, недоступное мне, потому что где-то в небесной канцелярии так распорядились. Вдруг поняла, что это не моя история. Здесь должна быть другая женщина, способная наполнить дом детским смехом и топотом маленьких ножек, та, которая сможет пообещать этому мужчине «долго и счастливо». Не я. Не моя болезнь.
Настроение резко ушло в минус, а вместе с ним туда же собралась и я. Попятилась назад, чтобы быстро одеться, по-тихому сбежать и незаметно исчезнуть из жизни Матвея, достойного лучшей спутницы, не бракованной, с правильно делящимися клетками, но тут же была остановлена хриплым голосом:
– Завтрак готов. Садись за стол. Сбежать успеешь ещё.
Ничего другого не осталось, как изобразить на лице улыбку и сесть на высокий стул, вдыхая густой кофейный аромат и поджимая на ногах пальцы от возбуждающей картинки передо мной. Рельефная спина, крепкие ягодицы, две чёткие ямочки над ними. Никогда не думала, что внутри меня скрывалась оголодавшая нимфоманка, рассматривающая любую плоскость горизонтального и вертикального расположения как объект опереться, прогнуться и подставить под крепкие руки гениталии.
Матвей поставил передо мной тарелку, и желудок радостно заурчал, подсказывая, что с такой физической нагрузкой вчерашние фрукты с сыром оказались лишь лёгкой закуской, а уработанный организм требуется кормить плотнее и насыщеннее.
– Очень вкусно, – отдала должное повару, прожевав первый кусок. – И кофе такой же, как в кафе…
– В котором я встретил грустящую Надежду, – продолжил он мою фразу, накрывая своей ладонью мою. – Может расскажешь, что тебя так огорчило. Про жизнь суку
– Мелкие? – примерила к себе это определение, и на меня накатила разрушающая злость. Захотелось смести посуду на пол, потоптаться по осколкам и вытравить кровью подступившую боль. Вместо этого я с особым усердием отложила столовые приборы, встала и демонстративно задвинула стул. – Мне пора. Спасибо за ночь и за завтрак.
Сделала шаг по направлению к выходу и сразу была сметена ненасытным мужчиной, впечатывающим в ягодицы каменный стояк. Столько лет, а аппетиты как у подростка.
– Не отпущу, – прошептал в висок, сгребая в медвежьи объятия. – Такие зажигалки попадаются раз в жизнь, и их надо сразу привязывать. Переезжай ко мне. Обещаю заботиться, любить и трахать всю жизнь.
Скорее всего, ещё месяц назад, я была бы счастлива услышать это предложение, и, возможно, согласилась бы на него, порвав с отцом и со всеми его планами пристроить меня с выгодой для его бизнеса. Сейчас же его слова раздирали покоцанное сердце, забивали дыхание и вскрывали свежую рану. В горле скопилась горечь, в ресницах запутались жгучие капли слёз.
– Недолгая у нас с тобой жизнь получится, – еле слышно произнесла, замирая и зажмуривая сильно-сильно глаза, сдерживая поток и пытаясь сделать хоть малюсенький вдох. – У меня рак. Неоперабельный. Через год я тебя даже не буду видеть и узнавать.
Глава 8
Вера
Мне необходимо было некоторое время тишины и одиночества, прежде чем вернуться в свою тюрьму пожизненного заключения. Так происходило всегда, стоило окунуться в детский смех и в их честные эмоции. Рядом с ними становилось хорошо и в тот же момент мучительно плохо. Воспоминания о потерянной дочки врезались тупой болью в незащищённое для таких чувств сердце. Оно начинало кровоточить, пропускать в себя ненужные ощущения и выкачивать остатки жизни.
Такие встречи делали меня слабее, восприимчивее и чувствительнее, чего с Борисом допускать было нельзя. Эта тварь питалась моей слабостью, насиловала мозг и прощупывала границы терпения. Когда-то я много думала о том, почему до сих пор муж не избавился от меня. Отказ тормозов, пищевое отравление, передозировка, остановка сердца. Ему так легко было провернуть любой из сценариев, убрать с глаз ненавистную жену и утереть нос отцу, оставив себе все причитающиеся мне активы, но он, с упёртостью маньяка, продолжал играть роль примерного семьянина, а в стенах своего логова издеваться на до мной.
Когда-то мне хотелось узнать причины такой ненависти, но с годами стало просто всё равно. Я не психиатр, чтобы копаться в голове конченного садиста, и не умалишённая, чтобы лезть в его дела. А дела его слишком явно попахивали дерьмецом, как и все деловые контакты моего отца. Белов с Уваровым кипели в одном котле, как и их партнёры, и нам оставалось только мечтать о том, чтобы дров под него накидали побольше.
– Вера Михайловна, нам пора возвращаться, – подошёл водитель, ворвавшись в мою тишину.