Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
Он бросил многозначительный взгляд на Адриен и вышел с сеньором Матеусом, который при этом не переставал расшаркиваться, делая поклоны.
— Мне нравится этот дон Гаспар, — сказала м-ль де Сувини. — А что касается его приятеля в черном камзоле, у которого желтое лицо, он производит впечатление гадюки.
— И это говорит гугенотка! — удивился Рено. — Если бы подобные люди встретились с тенью Кальвина, они и её обратили бы в свою веру: вот что вам не нравиться в нем.
Каркефу, отсутствовавший все то время, пока подавали испанские вина и пирожные, вошел на цыпочках, осторожно закрыл дверь, осмотрелся и приложил палец к губам в знак молчания. Вдруг из красного, как петушиный гребень, он стал бледным как крыло чайки.
Растерянный Доминик следовал за Каркефу. Один и другой озирались, как если бы за ними охотился легион чертей.
— Что случилось? — спросил г-н де ла Герш.
— По-моему, надо сматываться отсюда, — ответил Каркефу. Капитан дон Гаспар д`Альбачет-и-Буитраго, сдается мне, из компании капитана Якобуса.
— Что?! — выдохнул Рено.
— Господин маркиз, говорите тише, этот трактир — рассадник мошенников, он кишит ими. Возможно, неспроста здешний стол такой изысканный. У меня вызвали подозрение некоторые незначительные детали: к примеру, когда налили рейнского вина, дон Гаспар почти не пил, а вы посмеивались. Я слонялся у служебных построек, в глубине одного внутреннего дворика, где не ступала ещё нога ни кого из вас. Двенадцать разбойников пировали за одним столом; видели бы в их: какие рожи, какие профили! Доминик, которого я повел полюбоваться на них, подтвердит вам это. Доминик обратил взор вверх и вознес руки к небу.
— Доминик — осторожный малый, он умеет вовремя смыться, — продолжал Каркефу. — Похолодев от моего вечного спутника — ужаса, мертвенно-бледный и оцепеневший стоял я там, чувствуя, что кровь стынет в моих жилах.
«Иди сюда! — позвал меня главарь банды. — Выпей!». Он поставил передо мной кувшин. Меня всегда учили не связываться с людьми, которые превосходят тебя числом. «Ну же, выпей! Ты что ли с этими путешественниками, которых мой хозяин встретил на Малинской дороге?», — спросил меня этот человек.
Как честный человек, я ответил утвердительным кивком головы.
«А мы люди дона Гаспара д`Альбачета, капитана, кулак которого может сравниться разве что с тяжелой рукой лейтенанта, почтенного Матеуса Орископпа».
Эти слова произвели на меня точно такое же впечатление, как если бы меня ударили палкой по ногам, потому что я почувствовал, что они подкашиваются.
Члены банды тоже не заставили себя ждать и стали засыпать меня вопросами. Провидению угодно было наделить меня простоватым лицом, отчего иногда мне удается выглядеть ещё глупее, чем я есть. И мой удачный ответ настолько понравился негодяям, что один из них тут же предложил мне вступить в их банду. Я прикинулся безобидным дурачком, они настаивали — и, чтобы испытать меня, они предложили заменить ваши шпаги жестяными кирасирскими палашами. Я пообещал.
— Вот оно что!
— Но, господин маркиз, всем известно, что я не герой, что не отличаюсь храбростью! А у дюжины моих новых знакомых есть ещё восемь иди десять дружков, которые патрулируют окрестности, от них я услышал, что капитан предлагал свою руку одной молодой француженке, прибывшей совсем недавно в трактир «Мальтийский крест». Свадьба будет без священника, а сеньор Матеус будет на ней свидетелем, сказал их главарь, краснорожий громила, с которым я не хотел бы встретиться на тесной дорожке.
Адриен прижалась к Арману-Луи.
— Быстро на лошадей и в шпоры! Как бы там ни было, но нас четверо вместе с Домиником, а их двадцать, если не считать тех, кого мы не видели.
— Разрази меня гром! Наши лошади лежат полумертвые на подстилке! — вспомнил Рено.
— Вот бандиты! — сказал Каркефу. — Это же проделки Матеуса Орископпа! Сегодня утром я видел, как он юркнул на конюшню, а сегодня вечером он проскользнул туда и вовсе незаметно, как уж подбирается к птичьему гнезду.
— Понятно. Он дал какое-то снадобье нашим бедным животным!
Арман-Луи и Рено переглянулись.
— А я-то принял дона Гаспара за отшельника, переодетого в капитана! И чуть ли не чистосердечно хотел исповедаться отцу Матеусу Орископпу! — стукнув кулаком по столу, проговорил Рено.
— Ну ладно! — после минутного размышления продолжал Рено. — Займем круговую оборону, набросимся на этих мерзавцев, застанем их врасплох, захватим их лошадей и со шпагами в руках проложим себе путь.
— Господин маркиз, я, наверное, упаду в обморок, прежде чем мы спустимся по этой лестнице, — воскликнул Каркефу. — Ради всего святого, оставьте в покое вашего владыку, Бога Фехтования, забудьте о нем, если это возможно. Призовите Бога Благоразумия, который, думаю, даст вам хороший совет.
В этот момент часы на башне пробили восемь раз. Каркефу шлепнул себя ладонью по лбу и быстрым шагом пошел в залу.
— Ужас раздирает мой мозг! — сказал он. — Дайте мне полномочия! Позвольте мне в свою очередь назваться капитаном. Когда придется драться — я подам в отставку. У меня есть план. Сейчас дюжина этих мошенников занята легким ужином перед тем как разбежаться, чтобы хорошенько поспать… Я уже знаю некоторые их привычки. Сию минуту я бегу к оружейнику и покупаю у него две рапиры, отношу их теперь уже моим людям и говорю им, что это ваши шпаги, которые я подменил, чтобы оправдать их доверие и доставить им удовольствие. Естественно, в награду за это они приглашают меня выпить. По дороге сюда я уже прихватил у одноглазого аптекаря пакетик наркотического порошка, то есть адского снадобья. Я высыпаю снадобье в кувшины, из которых эти господа станут утолять свою жажду. Когда кувшины будут пусты, я незаметно проберусь на конюшню капитана дона Гаспара и набожного сеньора Матеуса.
— У тебя есть от неё ключи? — спросил Рено.
— Конечно, нет! Но сколь бы я ни был глуп, ворота открыть сумею. Вы заметили того беднягу, для которого дон Гаспар всегда держит про запас множество ругательств и тумаков?
— Это Петерс? — спросила Адриен.
— Да, мадам. Или я очень ошибаюсь, или Петерс должен всей душой ненавидеть дона Гаспара. А если это так, значит, он наш помощник. Горбун уже показал мне конюшню и ткнул пальцем в лучших лошадей, тем самым предлагал взять их. Ах, эти лошадки — прекрасная испанская порода! Человек, который присматривает за ними, всегда там, на конюшне. Если он податливый, он поможет мне оседлать их, но если же у него вспыльчивый характер, я введу ему в горло аргумент из стали длиной в шесть дюймов с соответствующим острием и лезвием.
— Отлично! — воскликнул Рено.
— Нет сомнения, хорошо придумано! А как же мы? Что делаем мы? — спросил Арман-Луи.
— Ждете! И тем временем приглашаете капитана и его приспешника пожевать каких-нибудь фруктов и запить их какими-нибудь вкусными ликерами. Мадемуазель де Сувини захочет сыграть для них на лютне и спеть, а они будут слушать. Когда я совсем покончу со своими делами, я свистну под окном. А вы должны будете употребить все свое красноречие и так занять ваших гостей, чтобы они не помешали нашему отъезду.