Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
— Ах, негодник! Ты знал о нем, и ты ничего не сказал! — закричал на него Каркефу. — Галопом туда, господа!.. Сударыня, галопом!
Очень скоро они устроились за хорошо накрытым столом перед чистенькой печкой; на нем уже стоялоблюдо с индюшонком и двумя пулярками по бокам, выбранными самим Каркефу среди самых жирных обитателей птичьего двора.
— Ох, — приговаривал он. — Пусть лучше муки, за неимением рая, но на постой в трактире «Золотая утка» я уже готов добровольно согласиться.
9. Глава,
Присутствие Рено и Каркефу, их самобытность и веселый нрав радовали м-ль де Сувини. Кроме того, они становились ещё и дополнительной поддержкой Арману-Луи; ему не придется теперь в одиночку превозмогать опасности их долгого путешествия. К тому же все четверо были молоды, свободны, открыты всем ветрам. «Золотую утку» они покинули в хорошем расположении духа. Францию пересекли без боя, и г-н де Шофонтен загрустил от чрезмерного однообразия такой жизни, а Каркефу даже признался, что он совсем ничего не боялся и даже отчасти пожелал разбойничка, который внес бы хоть какое-то разнообразие: когда, по прибытии во Фландрию, они попали в трактир, где завязали знакомство, просидев там около часа, с неким испанским дворянином, который был там на постое, с виду приличным и вполне добропорядочным человеком.
Этот приятный кавалер говорил сладким голосом, держа шпагу в руке и растворяясь в блаженной улыбке. Время от времени он перебирал четки с золотыми и эбеновыми бусинками.
Арман-Луи и Рено встретили этого дворянина на почтительном расстоянии от крупного поселка, на Малинской дороге. Он был весь в пыли и выглядел усталым. Заметив Адриен и оглядев её исподлобья, он подошел в г-ну де ла Герш и очень вежливо сказал:
— Ваша милость, вы кажетесь чужестранцем в этих краях и, по-моему, ищете пристанище, где бы эта дама имела возможность отдохнуть.
— Признаться, жара сегодня была изнурительная, и наши лошади измучены, — сказал Арман-Луи. — Далеко ли ещё отсюда до Малина?
— Сделайте лучше! Соблаговолите следовать за мной до того поселка, колокольня которая видна вон там, за ивовой кущей. Там есть трактир под названием «Мальтийский крест», хозяин которого почтенный христианин, и он не дерет три шкуры с постояльцев, посланных ему Божьей милостью. Моя набожность внушает мне доверие к этому человеку, именитому жителю Бергейма.
«Этот человек хорошо говорит, он мне нравится», — подумал г-н де Шофонтен.
— Изволите следовать? — спросил человек с четками.
— Охотно, — ответил Арман-Луи.
Каркефу скользнул следом за доброжелательным незнакомцем.
— Сударь, а с точки зрения здоровья, придерживаются ли там, в этом трактире «Мальтийский крест», законов гостеприимства? — спросил он.
— Церковь запрещает нам уделять внимание таким пустякам, но те, кто находят удовольствие в плотских наслаждениях, по достоинству оценят тамошнюю сытую и вкусную пищу.
— Я бедный рыбак, простите мне мою нескромность, оправдывался удовлетворенный ответом Каркефу, уже почуяв запах пиршества. Рено подогнал
— Не вздумай сознаться этому святоше, что ты — мерзкий гугенот, — сказал он. — Иначе тебя окропят святой водой, и мы потеряем ночлег, который, кажется, будет приличным.
Они достигли наконец трактира. На широкой вывеске был изображен белый крест Мальтийского ордена. Всадник снял шляпу, перо которой коснулось земли и, спрыгнув с седла, протянул руку вперед, обращаясь к м-ль де Сувини.
— Вы почти у меня в гостях, — сказал он. И представился: — Меня зовут дон Гаспар д`Альбачет-и-Буитраго.
Стол был накрыт под деревьями в саду. Каркефу сразу же нанес визит к кухонным плитам, которые он нашел надлежащим образом оборудованными. Арман-Луи предложил их проводнику разделить с ними трапезу.
— Хотя мой принцип — это простая еда, я отступлю от него, потому что мне очень приятно быть в вашей компании, — сказал испанец.
Садясь, он перекрестился.
— Сударь, сегодня пятница! — вдруг громко сказал Рено. — Мы в пути, и потому имеем право не придерживаться умеренности в еде; надеюсь, вы простите нас, сеньор?
— У меня есть индульгенция Святого Петра. Он соблаговолил дать мне её для подобных случаев взамен на богоугодные дела, которые он позволил мне совершать.
«Да это священнослужитель в одежде дворянина!» — снова подумал Арман-Луи.
— Эй, Петерс, сюда! — крикнул священник.
Прибежал лакей — худой и жалкий, бледный и уродливый, горбун, который дрожал всеми своими членами.
— Ты видишь этих молодых сеньоров, гнусный бездельник?! — прикрикнул на него дон Гаспар. — Это мои друзья. Если ты не обслужишь их вежливо и старательно, я отрежу тебе уши и заставлю тебя их съесть жареными на рашпере! А теперь — проваливай, мерзавец!
Тарелка, брошенная в спину Петерса, который обратился в бегство, подкрепила это его обещание.
«Ну и ну! Священник, а дерется», — подумал де ла Герш.
— Если не внушать целительный страх эти мерзавцам, они не будут уважать добропорядочных людей! — сказал дон Гаспар, галантно сев рядом с м-ль де Сувини.
На протяжении трапезы, обильно орошаемой изысканными винами, испанский дворянин был галантен и предупредителен с Адриен, а также проявил себя как прекрасный собеседник и весьма светский человек. Он рассказал тысячу историй, в которых не отличался скромностью, и вместе с тем преподносил себя в них смиренным служителем Бога.
Проворно опустошив свой стакан, он положил на стол тонкую, утопавшую в волнах кружев руку, украшенную драгоценностями, сверкающими тысячей огней; такими побрякушками, по его словам, были полны его ларцы, и якобы носил он их только лишь для того, чтобы, при случае, предлагать их людям, охочим до подобных безделиц. А когда подали десерт, он несколько забылся и, сняв с пальца кольцо, попытался надеть его на палец м-ль де Сувини.
— Спасибо, — сказала Адриен, остановив его жестом.
— Поберегите ваши драгоценности, — сухо заметил ему г-н де ла Герш.