Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Шрифт:
— Мерзавцы! — негодовал Рено, не поворачивая головы. — Они знают, что у нас только пистолеты!
Расстояние между лодками не уменьшилось после первого рывка. И если сеньор Матеус превосходил их количеством рук и не скупился ни на угрозы, ни на обещания, то друзья, напротив, держались лишь на любви, преданности, верности — и гребли не жалея сил.
— Ну, видишь ли ты «Доброго самаритянина»? — спросил Арман-Луи.
— Я вижу туман, я вижу реку, но корабля я не вижу, — ответил Рено.
— Греби дальше! — сказал г-н де ла Герш.
Два новых ружейных выстрела послышались почти тотчас вслед за первыми. На этот раз две пули чиркнули по воде в двух дюймах от борта.
«Гм! — подумал Рено. — Они набирают скорость!»
Солнечный луч скользнул по поверхности реки и, метнувшись подобно золотой стреле, озарил плотный слой плывущего тумана. М-ль де Сувини приподнялась и стала на колени.
— Если ты хочешь покинуть нас, Господи, — взмолилась она, — сделай, по крайней мере, так, чтобы я не попала живой в руки этого негодяя!
Рено всматривался в туман.
— Еще не вижу! — сказал он.
Внезапно от порыва ветра, налетевшего из открытого моря, туманная завеса разорвалась, и Шельда показалась вся сверкающая от солнца. В бриллиантовом сиянии утра стал виден корабль, который ещё накануне был сорван с якорей приливом и отливом.
— Вот он, с белой полосой! — крикнул Рено.
В этот миг пролетевшая пуля выбила щепку из борта лодки под его рукой.
— Э! Да они приближаются! — проговорил Рено.
Он заметил на дне лодки ещё пару весел, вставил их в уключины, и лодка пошла быстрей.
Безумную тревогу выражало лицо Армана-Луи. Он не спускал глаз с Адриен. Пот струился по лбу Каркефу и Доминика, у них перехватило дыхание.
Адриен села и пальцем указала на мокрый подол своего платья.
Вода поднималась к ногам гребцов.
— Вот подонки! — крикнул Рено, бросив свои весла.
Пуля пробила обшивку хрупкой лодки ниже ватерлинии.
— Продолжайте грести! — сказал Рено. — Я заткну пробоину.
Он заткнул течь, но дистанция, которая отделяла лодку сеньора Матеуса от лодки беглецов, уже сократилась. Пролетели ещё две пули: одна со свистом прошла поверх их голов, другая сломала весло Каркефу.
— Имею ли я право, сударь, испугаться и на сей раз? — спросил Каркефу.
Рено снова занял свое место в ряду гребцов.
«Добрый самаритянин» на глазах стал увеличиваться в размерах. Уже были различимы мельчайшие детали оснастки; корабль лежал в дрейфе. Несколько матросов, собравшихся вдоль бортовых лееров, жадно следили за состязанием в скорости двух лодок. Человек, стоящий на кормовой надстройке, поднес подзорную трубу к глазу.
— Эй там, на корабле! Это мы! — прокричал Рено.
Лодка вошла, наконец, в тень «Доброго самаритянина». Вдруг заговорил рупор капитана корабля. Над кормой взвился флаг, и почти тотчас облако белого дыма окутало «Доброго самаритянина». Эхо пушечного выстрела пронеслось над поверхностью реки, и огромный фонтан воды обозначил место, куда только что упало ядро. Лодка сеньора Матеуса, вся в пене, остановилась.
Каркефу подбросил свою шляпу в воздух.
— Железо против свинца! Всему свой черед, господа разбойники! — радостно выкрикивал он.
Арман-Луи затаил дыхание. Доминик зарычал, но тут их челнок коснулся бока «Доброго самаритянина»; веревочный трап был сброшен с палубы.
Первой поставила на неё ногу Адриен.
Капитан-кальвинист приветствовал е взмахом шляпы.
— Вы находитесь уже у короля Густава-Адольфа, сударыня, не дрожите больше!
На палубе Адриен опустилась на колени и сложила руки в молитве:
— Хвала Богу милосердному! — сказала она.
Арман-Луи ещё оставался в лодке. Подобно капитану корабля во время кораблекрушения, он хотел, чтобы его команда покинула лодку прежде него. Теперь на веревочной лестнице появились Доминик и Каркефу.
Матеус Орископп был уже совсем недалеко от шведского корабля. Он стоя смотрел, как ускользали от него те, кого он, казалось, уже настиг. Множество жутких чувств терзали его — и более всего гнев и унижение. Неожиданно он поднял мушкет и сделал знак, чтобы солдаты последовали его примеру.
— Огонь! — крикнул он.
Семь или восемь пуль просвистели одновременно.
Однако выстрелы метили по веревочной лестнице, на которой он, как ему показалось, узнал Армана-Луи и Рено. Пули сбили шляпу Каркефу и, когда он протянул руку, чтобы поймать её, другая пуля сразила Доминика: выпустив веревку из рук, он упал в лодку к ногам г-на де ла Герш.
Арман-Луи положил руку на грудь своего слуги: его сердце больше не билось.
Авраам Каблио снял шляпу:
— Он умер, исполняя свой долг! — сказал он. — Прими, Господи, его душу!
И тут же кальвинист занял свое капитанское место. Сильной рукой Авраам Каблио повернул жерло пушки, которую навел сам в сторону нападающих. Фитиль коснулся пороха, раздался выстрел.
Каркефу, плачущий над телом, приподнял голову. На сей раз выстрел оказался точным: ядро попало как раз в середину лодки сеньора Матеуса.
Один человек истошно заорал, и лодка быстро исчезла в пенном водовороте.
Пятнадцать голов, похожих на черные точки, и тридцать рук появились на волнующейся поверхности Шельды.
— Надо ли посылать заряд картечи эти гадам? — спросил матрос, лаская ствол пушки.
— У них больше нет оружия. Довольно, — ответил Авраам.
Схватившись за фальшборт, Рено искал знакомые глаза среди барахтающихся на воде людей: двое или трое из них, запутавшись в размокших одеждах и оружейных ремнях, исчезли с поверхности. Другие бились в волнах, охваченные страхом, и цеплялись за разбросанные взрывом обломки лодки. Наконец г-н де Шофонтен увидел знакомое бледное и худое лицо сеньора Матеуса, руки которого размеренно рассекали воду. Рено выхватил у матроса мушкет и прицелился. В этот момент Матеус уже выбрался на берег и распрямился.