Добро Пожаловать В Ад
Шрифт:
— По рукам, — нехотя согласился он. — Расчет по приезду.
Водитель кивнул и направился к прижавшемуся к тротуару жигуленку.
Ехать пришлось около двух часов. Якушев дорогой молчал, разглядывая окрестности. Водитель, поймав на приемнике музыкальную волну, мурлыкал себе под нос…
Им велели остановиться на блокпосту у поселка Прохладное. Водитель достал из бардачка документы и вышел к перекрывшему проезд бородатому автоматчику. Второй проверяющий открыл дверь со стороны Якушева.
— Документы, —
Виктор предъявил редакционное удостоверение, паспорт. Автоматчик, увидев штамп с московской пропиской, буркнул:
— А вас что сюда тянет?..
— Работа, — ответил он тем же тоном.
Осмотрев салон и не найдя в нем ничего подозрительного, военный отошел к блокам и сделал пометку в регистрационном журнале.
— Проезжай! — разрешил он водителю.
Захлопнув багажник, тот прыгнул за баранку и запустил двигатель.
Отъехав от поста метров на пятьдесят, заслышав позади глухой гул, водитель свернул к обочине.
Мимо пронесся зеленый уазик, за которым, растянулись боевые машины пехоты. Трещали моторы, выбрасывая в небо клубы сизого дыма. Гремели, отбрасывая ошметки грязи, гусеничные траки. Из башни головной машины по пояс торчал танкист в шлемофоне, равнодушно глядя на прижавшиеся к обочине жигули.
… На въезде в город, развернувшись, не доезжая бетонного контрольно-пропускного пункта, где вытянулись в ожидании досмотра машины, водитель затребовал плату:
— Дальше не поеду! — заявил он категорично. — Проверка за проверкой. Пока до гостиницы доберешься, измахратишь нервы…
В самом центре Моздока, возле типового трехэтажного здания комендатуры, царило постоянное движение. Входная дверь поминутно бухала. Показав часовому пропуск, за ней то и дело исчезали военные, с хмурыми лицами выныривали назад и расходились пешком или же уезжали на машинах, в зависимости от ранга.
На площадке перед комендатурой прохаживался гражданский, которого Якушев отчего-то сразу принял за коллегу-журналиста.
— Не подскажешь, где пресс-центр? — подойдя, спросил он.
Мужчина болоньевой куртке, поверх которой висела пластиковая аккредитационная карточка, показал на дверь.
— Второй этаж.
Поблагодарив, Якушев поднимался по крыльцу, решая, что лучше: нагло проскочить мимо часового — преисполненного собственной значимостью пацана, вооруженного калашниковым, или удариться в пространные объяснения, к кому он прибыл и по какому поводу.
Часовой с бесстрастным лицом демонстративно передвинул автомат на живот.
— Я в пресс… — заявил было Якушев, но солдатик невежливо перебил:
— Пропуск!
— У меня пока нет…
Договаривая последнюю фразу и надеясь на благосклонность часового, Виктор уже взялся за ручку входной двери.
— Руки за голову! — фальцетом вскричал воин.
Поневоле он выполнил команду. Часовой довольно грубо прошелся по одежде, потом по карманам.
— Нет у меня оружия, — слепил улыбку Якушев и скосил глаза на грудной карман. — Там мое редакционное удостоверение. Проверьте.
Вояка запустил руку в карман, вытащил карточку. Долго перечитывал ее, сверил фотографию. Поскучнев, засунул ее обратно.
— На втором этаже. Правое крыло.
Якушев подсказку принял без благодарностей, молча вошел в холл и, поднявшись по лестнице, попал в длинный коридор.
Десятки дверей предстали ему, без номеров, табличек или других опознавательных знаков. Догадайся как хочешь, что за службы скрываются за этими дверями…
На пресс-центр объединенной группировки он наткнулся случайно. Внутри разговаривали, он постучал. Ответа не последовало.
Войдя в комнату с зарешеченным окном, он увидел представительного полковника в камуфлированном, благородного покроя, бушлате (не путать с тем жалким подобием, что носят срочники и средний офицерский состав), слушавшего атлетичного офицера с чеканным обветренным лицом.
— … и не дает носа высунуть. Лежим в снегу, а он с пулеметом, да патронов, видно, не меряно…
— Погоди, Саша, — отвлекся на посетителя полковник. — Что вы хотели?
— Получить аккредитацию…
— Одну минуту. Сядьте пока, подождите. Товарища вот встретил, только с передовой вернулся…
Атлет, гоняя пальцами по столу спичечный коробок, продолжал как ни в чем не бывало:
— Солдаты лупят в ответ, да наобум. Толку никакого. Благо, старшина с нами ехал из ОМОНа, возвращался со штаба. Отобрал у бойца гранатомет и на звук шарахнул. Рвануло… и тишина. Поднимаем хари — молчок. Встаем — не стреляет. Кончили с-собаку… В БТРе хмырь прокурорский ехал, кабинетный, чистенький. Как пальба поднялась, завалился за колеса, про автомат забыл. А тут сразу осмелел: «Найдите труп и снимите отпечатки пальцев». Старшина ему: «На хрена»? «А вдруг он в розыске, по оттискам идентифицируем». Омоновец плюнул, покрыл его матом и ушел в рощу. Вернулся в крови. В одной руке нож, в другой отрубленная кисть чечена. Швырнул ее прокурорскому: «Тебе надо, сам и откатывай…»
— А тот?
— Позеленел, бедолага. Не успел отойти, вытошнило.
Полковник покачал головой и, вспомнив о Якушеве, спросил:
— Так откуда вы?
— Агентство «Рейтер». Вот мои документы.
Оформление бумаг много времени не заняло, чему Якушев был откровенно удивлен. Ведь в Москве, в журналисткой среде, ходили слухи, что иной раз аккредитации можно ожидать дни, а то и недели, и порой вопрос стоял не в расторопности военных, а в отношении начальства к конкретно взятому СМИ.