Добро пожаловать в прайд, Тео!
Шрифт:
Фёдор заказал еще чашку кофе и тыквенный пирог. И начал с места в карьер выяснять отношения.
Фёдор: Во сколько состоится панихида?
Фёдор: Ты добралась нормально?
Фёдор: Напиши хоть пару слов, что с тобой все в порядке.
Фёдор: Слушай, так не поступают с людьми, которые тебя вытаскивают из полиции.
Фёдор: Вообще-то ты мне денег должна.
Фёдор: Эй, ты что, со мной не разговариваешь?
Спустя полчаса Фёдор понял, что он не помнит, как съел пирог и сколько чашек кофе выпил. Ни на одно сообщение она не ответила. Хотя они были как минимум доставлены. И ни на один из пяти звонков тоже не ответила. И как трактовать все происходящее, он решительно не понимал. Но стремительно закипал. Разве что… Разве что она успела уже с утра пораньше во что-то вляпаться. Фёдор полистал новостную ленту по поводу вчерашних беспорядков у офиса «Лолику». Ничего нового.
Значит, пришло время пить кофе в кабинете Лолы Ингер-Кузьменко. Потому что такими вот игнорами Фёдор уже сыт по горло!
***
Пришлось устроить форменный и фирменный скандал. С использованием собственных богатых вокальных и физических данных. Но совершенно без толку. Фёдору белозубо и даже ослепительно улыбались, демонстрируя работу хорошего стоматолога – и только. Мисс Ингер-Кузьменко нет на месте, мы, к сожалению, пока не располагаем сведениями о том, когда она появится, но вы, мистер Дягилев, оставьте свой номер, мы непременно с вами свяжемся…
Фёдору хотелось взять стул – и с размаху швырнуть его в стекло. Чтобы оно взорвалось фонтаном острых ослепительных брызг. Он был на сто процентов уверен, что Лола в офисе. Это было иррациональное знание, но Фёдор ему доверял. К сожалению, в данной ситуации оно ничем не могло ему помочь. Фёдор вышел на улицу и, повинуясь смутному импульсу, набрал сообщение.
Фёдор: Если ты не ответишь мне, я сделаю заявление журналистам. И наваяю пост в инстаграм. Что у нас роман. И что свадьба через месяц. Что ты беременна от меня. Я сейчас ТАКОГО напишу!
Когда он спустя минуту набрал ее номер, ему соизволили ответить.
– Извини, у меня было совершенно сумасшедшее утро, - она даже не стала ждать его слов. Фёдор шумно выдохнул.
– Больше ни за что не хочешь извиниться? Обещаю, бить не буду.
– А за что я должна извиниться?
– после паузы спросила она. Ее безвкусный и деловитый голос вяз в зубах как жвачка. Противный розовый бабл-гам. Его хотелось вырвать из ее рта и выкинуть. И чтобы она заговорила с ним нормальным человеческим голосом. Например, каким говорила в ресторане после матча.
– Хотя бы за то, что сбежала, не сказав ни слова! – рявкнул Фёдор.
– Я же говорю тебе – у меня совершенно сумасшедшее утро. Ты же в курсе, что вчера было. И да, напиши, сколько я тебе должна денег.
Фёдор чувствовала, что закипает совсем нешуточно. Такое впечатление, что они говорят на совершенно разных языках. Она его то ли не слышит, то ли не понимает.
– Не рассчитаешься, - мрачно буркнул он. – Когда мы увидимся?
– У меня сейчас перед показом
– Погоди, не уходи, мне надо тебе сказать пару слов! Извини, - это снова было сказано бесцветно и ровно. – Это было не тебе.
Он уже понял, что не ему. И «как-нибудь обязательно повторить» - это тоже не к нему.
– Ладно, удачи на показе.
– Спасибо. И тебе удачи в спектаклях. Не забудь скинуть сумму залога, я верну.
Он не стал отвечать. Сунул телефон в карман куртки и мрачно побрел по улице. Сверху, с десятого этажа на него сквозь панорамное окно смотрела Лола Ингер-Кузьменко.
***
– Пап, все нормально! – Лола нервно ходила по офису, на ходу то заправляя за ухо, то вытаскивая обратно прядь волос. – Я клянусь тебе, что все нормально! Ну они все преувеличивают, как всегда. Со мной полный порядок! И про полицию – вранье. Ну не веришь - позвони Шурке, Юрке или Крис – если бы меня замели в полицию, кто бы меня оттуда вытаскивал? Ну вот то-то же! Все, выдохни, отложи то, что ты там схватил в руки. И прилетать не надо. Я сама прилечу, я обещаю, сразу после показа. Сможешь меня повоспитывать всласть. Ну вот, другое дело. Маму успокоил? Молодец. Целую крепко-крепко. И я тебя люблю, па.
Закончив разговор, Лола без сил рухнула в свое рабочее кресло. Что за день сегодня такой?!
А что за день был вчера…
Она снова взяла в руки телефон.
Фёдор: Эй, ты что, со мной не разговариваешь? Обиделась? За что?!
Обиделась? Да Лола ужаснулась, когда сегодня рано утром проснулась в постели Фёдора. Точнее, она сначала даже не поняла, чья это постель. А потом повернула голову и увидела его. Безмятежно спящего, закинув руку за голову. Лола сначала просто любовалась. Красотой мощного выпуклого бицепса, брутально потемневшими щеками, тем, как аккуратно запал в межключичную ямку золотой крест. И только потом Лола вспомнила.
Все.
Как зачем-то назвала в полиции фамилию Дягилев. Могла бы назвать фамилию Кузьменко – и целых трое представителей этой фамилии без вопросов – точнее, вопросы бы они задавали потом! – примчались бы ей на помощь. Но она… Лола не могла понять, о чем она думала, когда называла его фамилию. Это произошло как-то само собой. Он не шел из ее мыслей уже не один месяц. Наверное, начиная с Миланского показа. А потом совместная работа, а потом его визит к ней в офис.
А потом поцелуй.
Так Лолу еще никто не целовал. Да ее вообще никто не целовал. Поцелуи в щеку и попытки целоваться в юном возрасте – не в счет. А с какого-то момента ей стало просто непонятно - как это можно пустить чужого человека языком в свой рот? Но этот вопрос остался где-то в стороне, когда Фёдор ее поцеловал. Потому что когда его руки коснулись ее талии, а его губы - ее губ, Лолу настигло совершенно иррациональное ощущение, что он – не чужой. Ему можно. Он имеет право. Так и должно быть. Все правильно.