Добро пожаловать в сумасшедший дом!
Шрифт:
— Не слишком хорошо.
— Вот и отлично. Скоро у нас будет обед. Если хотите что-нибудь узнать, спрашивайте у меня.
— А как отсюда выйти? Подождите, я не шучу. Я совершенно серьезно: какова процедура?
— Раз в месяц вы предстаете перед советом клиники. Они задают вопросы и решают, стоит вам оставаться здесь или нет. Иногда в вас втыкают иголки. Из-за чего вы здесь?
— Из-за чего? Что вас интересует?
— Слабоумие, маниакально-депрессивный психоз, имбецильность, депрессия…
— Ах вот вы о чем. Паранойя, наверное.
— Это плохо. Тогда в вас
Прозвенел колокол.
— Обед, — сказал второй игрок в шашки. — Вы пытались совершить самоубийство? Или кого-нибудь убить?
— Нет.
— Тогда вам позволят есть за столом и пользоваться ножом и вилкой.
Дверь палаты распахнулась. Она открывалась наружу. На пороге появился охранник и сказал:
— Пора.
Все вышли в коридор, за исключением человека, который продолжал сидеть на стуле и смотреть в пустоту.
— А как же этот? — спросил он у Рэя Бессингтона.
— Сегодня он останется без обеда. У него маниакально-депрессивный психоз, и сейчас наступил период депрессии. Здесь разрешается пропускать один прием пищи, а если отказываешься есть в следующий раз, тебя кормят насильно. Вы страдаете от депрессии?
— Нет.
— Вам повезло. Это настоящий ад, когда начинаешь терять интерес к жизни.
Столовая оказалась огромной. За столами на скамейках сидели многочисленные пациенты в серых рубашках и брюках. Охранник взял его за руку и показал место рядом с дверью. Он увидел маленькую тарелку с едой и ложку.
— А разве мне не дадут нож и вилку? Мне сказали, что…
Охранник подтолкнул его к скамейке.
— В течение семи дней за вами будут наблюдать. Раньше никто не получает нож и вилку. Садитесь.
Он сел. За его столом у всех были ложки. Все уже приступили к трапезе, некоторые чавкали и разбрызгивали пищу. Он старался смотреть в свою тарелку. Еда показалась ему безвкусной. Он съел ломтик картофелины из своей похлебки и несколько кусочков мяса.
Кофе принесли в жестяных кружках. Сначала он не понял почему, но потом сообразил, что разбить обычную чашку, вроде тех, что используют в дешевых кафе, легко и она может стать очень страшным оружием.
Кофе оказался слабым и теплым; он не мог его пить.
Он откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Когда он вновь их открыл, перед ним стояла пустая тарелка и кружка, а сидевший слева от него человек ел с поразительной быстротой. Это был пациент, который играл на несуществующем фортепиано.
«Если я пробуду здесь достаточно долго, у меня появится аппетит и я начну есть». Однако мысль о длительном пребывании в клинике ему совсем не понравилась.
После того как прозвенел колокол, пациенты начали вставать — один стол, потом другой и так далее. Пациенты повиновались каким-то сигналам, которых он не заметил. Их группа вошла в столовую последней; а вышли они первыми.
Рэй Бессингтон оказался рядом с ним, когда они оказались на лестнице.
— Вы привыкнете. Так как вы сказали, вас зовут? — спросил Рэй.
— Джордж Вайн.
Бессингтон рассмеялся. Дверь за ними закрылась, и он услышал, как поворачивается ключ в замке.
На улице уже стемнело. Подойдя
Кто-то встал рядом с ним. Он повернул голову и увидел человека, игравшего на фортепиано. У него было смуглое лицо иностранца с пронзительными черными глазами. Он улыбался, словно вспомнил замечательную шутку.
— Вы здесь новенький, не так ли? Или вас перевели из другой палаты?
— Я новенький. Меня зовут Джордж Вайн.
— Барони. Музыкант. Ну, во всяком случае, был им раньше. А теперь… не будем об этом. У вас есть вопросы?
— Конечно. Как отсюда выбраться.
Барони рассмеялся — не слишком весело, но и не так чтобы грустно.
— Во-первых, убедить их, что вы поправились. Вы хотите рассказать о своих проблемах? Некоторые из нас делают это охотно, другие упорно молчат.
Он посмотрел на Барони, размышляя о том, к какой категории он относится. И наконец ответил:
— Пожалуй, я не против. Я… думаю, что я Наполеон.
— А на самом деле?
— Что «на самом деле»?
— Вы Наполеон? Если нет, вы сумеете выйти отсюда через шесть месяцев. А если да, то это плохо. Скорее всего, вы здесь умрете.
— Но почему? Если я Наполеон, то я разумен и…
— Это не имеет значения. Важно, что думают по данному поводу они. А они считают так: если вы уверены, будто являетесь Наполеоном, значит, вы сумасшедший. Q. Е. D. [4] И вы остаетесь здесь.
4
Quod erat demonstrandum (лат.) — что и требовалось доказать. (Прим. перев.)
— Даже если скажу, что считаю себя Джорджем Вайном?
— Они уже много раз лечили паранойю. И готовы к самым неожиданным вариантам. Когда параноику здесь надоедает, он пытается выбраться при помощи лжи. Они родились не вчера. И знают все.
— В целом, да, но как…
Неожиданно по его спине пробежал холодок. Ему не пришлось заканчивать вопрос. «Они втыкают в тебя иголки…» Когда Рэй Бессингтон сказал ему об этом, он его не понял.
Смуглый пациент кивнул.
— Сыворотка правды, — сказал он. — Параноик считается вылечившимся, когда начинает говорить правду, и прежде чем отпустить его, они хотят быть полностью уверены в том, что он говорит правду.
И он подумал о том, в какую изящную ловушку угодил практически добровольно. Здесь он, наверное, и умрет.
Он прижался лбом к прохладным прутьям решетки и закрыл глаза. Послышались удаляющиеся шаги, и он понял, что остался в одиночестве.
Он открыл глаза и посмотрел во тьму: тучи успели закрыть еще и луну.
«Клэр, — подумал он. — Клэр».
Ловушка.
Но… если есть ловушка, должен существовать и охотник.
Он либо безумен, либо нормален. Если он нормален, значит, попал в ловушку, а если есть ловушка, значит, есть и охотник или даже несколько охотников.